ую армию. Вскоре Мадеро заплатит за эту ошибку жизнью.
Подписанный договор (согласно которому по всей стране немедленно прекращались боевые действия) помешал войскам Сапаты взять Мехико.139
25 мая 1911 года Диас подал в отставку и 31 мая на борту германского парохода «Ипиранга» отбыл в эмиграцию во Францию. Перед отъездом он произнес пророческие слова: «Мадеро выпустил на волю тигра; посмотрим, как ему удастся с ним справиться».
Беды Мадеро были вполне предсказуемы и без Диаса. Любой реформист, оказавшийся в гуще революционных потрясений, рано или поздно должен встать на одну из сторон: поддержать либо революцию, либо реакцию. Мадеро же пытался примирить приспешников Диаса с теми, кто боролся против них с оружием в руках. Это не могло получиться просто по определению. Реакционеры и крупные помещики ненавидели Мадеро зато, что он привел к власти представителей радикальных средних слоев и выпустил на волю столько лет подавлявшийся крестьянский протест. Крестьяне, рабочие и многие бойцы повстанческой армии критиковали Мадеро за соглашательство с де ла Баррой (с военной точки зрения в нем действительно не было никакой необходимости) и за то, что он оставил в неприкосновенности федеральную армию. К тому же Мадеро никак не соглашался на глубокие социальные реформы, стремясь примирить две противоположности на основе старого строя.
7 июня 1911 года Мадеро триумфально въехал в Мехико, и ему рукоплескали 100 тысяч горожан.140 Де ла Барра из соображений безопасности попросил Мадеро, чтобы его не сопровождали вооруженные сторонники. Мадеро согласился.141
Сразу же после победы Мадеро постарался отделаться от ее архитекторов - Сапаты, Ороско и Вильи. Эта задача облегчалась отсутствием у Вильи каких бы то ни было политических амбиций. Он хотел наконец заняться мясным бизнесом, и Мадеро прямо предложил ему уйти в отставку и принять от него 25 тысяч песо. Вилья сначала отказался, заявив, что воевал не за деньги. Но Мадеро все же уговорил его взять 10 тысяч песо в качестве простого подарка. Хотя и необразованный, Вилья обладал хорошей интуицией и природной склонностью к политике. Он сразу понял, что в новом режиме для него нет подходящего места. Во время одного из банкетов, на который Мадеро пригласил близких себе по духу городских либеральных интеллектуалов, он попросил Вилью произнести тост. Вилья нехотя поднялся с места и сказал, что хотел бы перевешать всех находящихся в этом зале надушенных господ и продолжить дело революции. Он-то понимал, что народ не удовлетворится верхушечными перестановками в Мехико. Мадеро покровительственно улыбнувшись, назвал Вилью варваром и предложил ему сесть на место.
Конечно, Вилья был недоволен тем, как с ним обошлись. Он даже попытался разоружить внука Гарибальди, которого считал одним из главных инициаторов интриг против себя.142 Однако пока Вилье не оставалось ничего другого, как уйти из политики.143
Вилья женился, найдя в городке Сан-Андрес симпатичную девушку Лус Корраль. Знакомство состоялось в типично революционной обстановке. Когда отряд Вильи занял городок, мать Лус, как и остальные торговцы, получила предписание о добровольном взносе в кассу повстанческой армии. Женщина пришла на прием к Вилье и предложила ему посмотреть, в каких условиях она живет. Вилья был человеком практическим и уделял первостепенное внимание снабжению своих бойцов. Поэтому он самолично явился в дом к сеньоре Корраль. Денежная реквизиция была отменена, хотя Вилья все же предложил дать его бойцам немного кофе, сахара и табака. Обратив внимание на дочь хозяйки, Вилья без обиняков заявил, что у него нет времени на ухаживания, но он предлагает красавице после победы революции руку и сердце. Та, к ужасу матери, согласилась. Но практичный Вилья попросил ее сшить ему рубашку, чтобы проверить домовитость будущей хозяйки своего дома. У матери вспыхнула новая надежда: ее дочь шить почти не умела. Однако Вилья принял подарок неопытной швеи. После победы революции он повел Лус Корраль в церковь венчаться. Священник предложил легендарному уже тогда командиру повстанцев исповедоваться. Ответ звучал примерно так: чтобы рассказать обо всей своей жизни, ему, Вилье, нужно 8 дней, а столько времени у него просто нет. Священник не настаивал, и Вилья обосновался с молодой женой в столице Чиуауа. От политической деятельности он отошел и вскоре оброс хозяйством, открыв четыре мясных лавки. Казалось, что он достиг своего, пусть и маленького счастья.
Ороско удовлетворился местом командующего «руралес» штата Чиуауа, хотя и он считал, что его незаслуженно обошли.
Мадеро не удалось договориться только с Сапатой. Подробнее об этом мы поговорим позже.
Расстановка сил в первом послереволюционном правительстве Мексики отражала определенный компромисс между победившими и проигравшими, хотя от слова не занимавшего официально никакого поста Мадеро зависели практически все персональные назначения. Ключевое кресло министра внутренних дел занял брат бывшего кандидата в вице-президенты Франсиско Васкеса Гомеса Эмилио.144 Финансы и юстицию Мадеро доверил своим родственникам, хотя те придерживались явно консервативных взглядов. Только четверо из членов кабинета были убежденными сторонниками революции, трое - противниками Диаса, но консерваторами по воззрениям, двое представляли интересы свергнутой в столице политической элиты.
Но с назначением временных губернаторов отдельных штатов у Мадеро сразу же возникли проблемы. Кое-где губернатора утверждали местные законодательные собрания, в которых практически поголовно заседали сторонники свергнутого диктатора и местных олигархов. В Чиуауа - колыбели революции - законодатели штата, все как один связанные с кланом Террасаса, всячески противились назначению временным губернатором Абрахама Гонсалеса. В Коауиле, родном штате Мадеро законодатели отказались утвердить кандидатуру Венустиано Каррансы и назначили губернатора из сторонников Диаса. Демократу Мадеро пришлось прибегнуть к угрозе применения военной силы, и Карранса все-таки стал губернатором. В штате Дуранго местные власти вообще отказались пустить революционеров в столицу, и туда пришлось направлять повстанческие войска. Уже в конце мая 1911 года американский посол в Мехико назвал ситуацию в стране взрывоопасной.
Со скандала началась и деятельность временного правительства. Оно выделило шесть миллионов песо на погашение расходов, связанных с революцией.145 Счет на 700 тысяч песо сразу же предъявил брат Мадеро Густаво. Деньги эти действительно были истрачены на подготовку восстания, но закавыка состояла в том, что Густаво получил их путем незаконных финансовых операций. Имелся даже ордер на его арест, выписанный еще при Диасе. Тем не менее правительство первым делом удовлетворило нужды Густаво, и газеты стали наперебой обвинять Мадеро в кумовстве.
Но эти проблемы были цветочками по сравнению с положением в Морелосе. Когда Мадеро 7 июня 1911 года прибыл в Мехико под овации многотысячной толпы, он встретился с Сапатой и пообещал тому посетить его штат. На встрече Сапата ясно заявил, что он боролся прежде всего за аграрную реформу, под которой революционный вождь понимал возврат крестьянам отнятых у них при Диасе земель.146
В это время столичные газеты начали разнузданную травлю сапатистов, обвиняя их в массовом терроре, изнасилованиях и грабежах. Сапату называли «Аттилой», его бойцов - «ордами», а его воззвания - «указами» (причем использовалось именно русское слово). На самом деле Сапата, как и Вилья, поддерживал в войсках жесткую дисциплину, что признавали даже проживавшие в Морелосе иностранцы. 12 июня Мадеро принял в столице Морелоса Куэрнаваке парад 4 тысяч сторонников Сапаты и провел переговоры как с ним, так и с до смерти напуганными плантаторами и сахарозаводчиками. Характерно, что вождь революции вообще не рассматривал возможность назначения Сапаты временным губернатором Морелоса или командующим войсками штата, хотя именно Сапата был реальным хозяином положения и без помощи Мадеро разбил в ходе восстания правительственные войска. Как мы уже говорили, Мадеро считал и Сапату, и Вилью полуграмотными варварами, маврами, сделавшими свое дело. Он предложил Сапате начать демобилизацию повстанческих отрядов, обещая прислать для охраны порядка революционеров из соседних штатов. Сапата согласился. Временным губернатором был назначен человек, явно устраивавший местных плантаторов.
В первый же день демобилизации оружие сложили более 700 сапатистов.147Но столичные газеты продолжали смаковать бесчинства вооруженных крестьян, и Мадеро вызвал Сапату для объяснений в Мехико. Тот немедленно явился и заверил, что ситуация в Морелосе отнюдь не критическая. Однако временное правительство постоянно нагнетало обстановку, ябедничая Мадеро, что Сапата якобы уже поднял вооруженный мятеж. А ведь после сцены с Вильей и Ороско в Сьюдад-Хуаресе Мадеро и так относился к революционным вождям с некоторым недоверием. К тому же он, истый либерал, был противником любого вмешательства военных в политику.
К этому времени де ла Барра и Уэрта уже вели свою игру, пытаясь столкнуть Мадеро с Сапатой. Временный губернатор Морелоса Карреон всячески противился реализации достигнутого между Сапатой и Мадеро соглашения о направлении в Морелос для охраны порядка революционных частей из других штатов. Сапата был вынужден несколько замедлить демобилизацию своих бойцов, так как они были единственной силой, поддерживавшей общественный порядок. Газеты продолжали голословно обвинять Сапату в неповиновении временному правительству.