Администрация Мадеро, следуя примеру своих предшественников, попросила американские власти пресечь антиправительственную деятельность Рейеса, которому помогал шериф одного из округов Техаса. Несмотря на неофициальное предупреждение со стороны министра обороны США Нокса, Рейеса все же арестовали, но потом выпустили под залог.
Акция американской полиции сорвала план Рейеса по одновременному вторжению на территории штатов Сонора и Чиуауа. Может, для генерала провал был и к лучшему, так как в Чиуауа поддержки у него не имелось. Командующий федеральными войсками на севере генерал Тревиньо, личный враг Рейеса, своевременно добился от правительства Мексики присылки ему подкрепления.
Однако Рейес надеялся, что его помнят в штате Нуэво-Леон, где он столько лет был губернатором. 4 декабря 1911 года генерал пересек границу, и его встретили 600 сторонников. Но затем мятеж просто столкнулся с равнодушием и недоверием местных жителей. Как только отряд Рейеса проходил через какой-нибудь населенный пункт, они сразу же сообщали об этом властям. Отряд с каждым днем таял, и вовсе не в боях, а из-за дезертирства. 25 декабря 1911 года генерал остался совсем один и сдался властям.
Неудачливого заговорщика препроводили дожидаться своей участи в тюрьму Мехико. Во времена столь любимого Рейесом Порфирио Диаса за такие вещи расстреливали в течение 24 часов. Но теперь в Мексике была демократия, которая и спасла генералу жизнь.
Более серьезную угрозу для Мадеро представляли мятежи «слева», так как среди вчерашних революционеров было много недовольных. 10 ноября 1911 года Эмилио Васкес Гомес направил губернаторам штатов циркулярное письмо, в котором обвинял Мадеро в предательстве идеалов «плана Сан-Луис-Потоси» и намекал на свою готовность занять пост временного президента республики.159 Через две недели группа левых интеллектуалов под влиянием письма Васкеса разработала «план Такубайя», содержавший положения по решению рабочего и крестьянского вопросов. Васкесу не хватало лишь шпаги, которая добудет ему президентство, и в тех условиях такой шпагой обладал только Паскуаль Ороско.
Положение в колыбели революции, штате Чиуауа, где Ороско по-прежнему пользовался очень большим влиянием, было довольно сложным. Ороско проиграл губернаторские выборы Абрахаму Гонсалесу, который, в отличие от Мадеро, имел конкретные и весьма прогрессивные взгляды на аграрный вопрос и намеревался покончить с засильем клана Террасасов в Чиуауа. Однако, к удивлению Гонсалеса, Мадеро запретил ему расследовать аферу принадлежавшего Террасасу «Банко де Минеро». Это сразу же резко снизило популярность новой власти в Чиуауа. К тому же Мадеро призвал Гонсалеса не проводить никаких аграрных преобразований до тех пор, пока центральные власти не примут единую для всей страны программу реформы. Но Гонсалес решил разделаться с Террасасом по крайней мере в пределах своей компетенции. Он просто провел переоценку всех крупных латифундий штата, и Террасас с изумлением узнал, что теперь ему придется платить гораздо больше налогов. Вдобавок Гонсалес планировал провести коренную реформу налоговой системы, которая сделала бы владение крупными поместьями убыточным делом. Единственной надеждой Террасаса оставался мятеж против Мадеро и Гонсалеса, а его мог поднять с шансами на успех все тот же Ороско.
В исторических исследованиях мексиканской революции преобладает мнение, что действительно вспыхнувший вскоре мятеж Ороско был результатом личных амбиций последнего, которые в своих целях поддерживал Террасас. Однако это не соответствует действительности. Ороско не был агентом влияния Террасаса, так как просто не нуждался в этом при своей популярности в Чиуауа. Что же касается финансовой помощи клана мятежникам, то Террасасу были выгодны любые стычки между революционерами, которых он одинаково ненавидел. В тех условиях любая вооруженная борьба в штате помешала бы Гонсалесу претворить в жизнь свою налоговую реформу. Наконец, Ороско все равно заставил бы богатеев Чиуауа оказать ему содействие, и лучше было сделать это добровольно.
Личные амбиции у Ороско, конечно же, присутствовали, но ему было отнюдь не все равно под каким флагом выступать Ничто, например, не заставило бы Ороско заключить союз с тем же Рейесом.
Не будет преувеличением сказать, что Ороско втянул в вооруженный мятеж против Мадеро Эмилио Васкес Гомес. В январе - феврале 1912 года в северных штатах вспыхнуло несколько вооруженных выступлений под знаменем «плана Такубайя», который Васкес Гомес принял как свою программу. В частности, 27 февраля восстал гарнизон много значившего в психологическом плане для Мадеро Сьюдад-Хуареса.160 Президент республики приказал Ороско во главе «руралес» и добровольцев штата отбить этот приграничный город. Ранее Ороско уже назначался командующим войсками при подавлении мятежа Рейеса и не проявил на этом посту ни тени неповиновения.
Однако теперь перед Ороско встала трудная дилемма. Он не хотел воевать против вчерашних братьев по оружию, чьи идеи были ему близки. Но ослушаться приказа означало дать центральным властям повод отстранить его от должности, а то и предать суду военного трибунала.
Сначала Ороско подал в отставку с поста командующего «руралес», и власти штата со дня на день ждали его открытого выступления. В этих условиях ключевым вопросом для Мадеро и Абрахама Гонсалеса становилась позиция другого популярного революционера Чиуауа, Панчо Вильи. И казалось, что здесь у властей есть все основания для тревоги.
Если Вилья и не имел в то время собственных политических амбиций, он все же был недоволен результатами революции. Особенно возмущало его отношение к демобилизованным солдатам революционной армии. Им, как правило, давали по 50 песо (еще 25, если те сдавали оружие), покупали билет на поезд и отправляли домой. Но недавние пеоны ждали главного, что обещал Мадеро - наделения их землей. Они не были готовы снова работать на помещика с утра до ночи. Абрахам Гонсалес в точном соответствии с указаниями Мадеро просил отставников подождать. Те приходили к Вилье «за правдой». Вилья по возможности помогал вдовам своих погибших товарищей из собственных средств, однако понимал, что эти благородные жесты не решают проблемы в целом.
Когда Мадеро официально стал президентом, Вилья направил ему письмо, в котором утверждал: клан Террасас-Криль по-прежнему угнетает людей в Чиуауа, и там ждут, что власти положат этому конец. 161Президент поручил своему секретарю написать Вилье теплый по форме, но ни к чему не обязывающий ответ. Между тем тучи в Чиуауа стали сгущаться и над головой самого Вильи. Его стали обвинять в том, что он потакает своим бывшим солдатам в грабеже скота из поместий Террасаса и неплохо на этом зарабатывает. Отношения Вильи с властями штата обострились, хотя он по-прежнему испытывал глубокую лояльность по отношению к Гонсалесу, который когда-то вовлек его в революцию.
На беду, после победы на выборах Мадеро уговорил Гонсалеса перебраться в Мехико, где тот стал министром внутренних дел. Гонсалес сохранил за собой губернаторский пост и испросил отпуск. Такие вещи в штате были очень непопулярны, поскольку живо напоминали практику марионеточных губернаторов эпохи Диаса. К тому же заместитель Гонсалеса оказался отнюдь не таким активным и прекратил едва намеченные радикальные преобразования.
Вернувшись в Чиуауа в феврале 1912 года, Гонсалес уже не смог помешать антиправительственному мятежу. Тем не менее, в отличие от Мадеро, он сразу понял суть растущего недовольства населения - нерешенный аграрный вопрос. В последней попытке предотвратить выступление Ороско Гонсалес обратился к законодательному собранию штата с просьбой немедленно выделить 6 миллионов песо на работы, связанные с обмером и последующей продажей пустующих земель из государственного фонда (этим же занимались власти во время диктатуры Диаса). Одновременно он обратился к Мадеро, прося выделить деньги на реформу из федерального бюджета, но из Мехико ответили, что на эти цели ассигнований не предусмотрено.
Вилья тоже чувствовал надвигавшуюся грозу и пошел на шаг, которого от него никто не ждал. Во время революции полуграмотный Вилья был одним из немногих командиров повстанческих войск, упорно избегавших любого общения с прессой. Он просто боялся чем-нибудь навредить своей и без того отнюдь не белоснежной репутации. Но теперь он обратился в газету «Коррео де Чиуауа», и 15 февраля 1912 года она напечатала его открытое письмо гражданам штата. В нем Вилья довольно запутанно и неконкретно говорил, что страна больна и что в штате нет «гражданских гарантий» (видимо, имея в виду случаи преследования его бывших солдат).162
Гонсалес, который со дня на день ждал мятежа Ороско, был все же уверен, что, несмотря на недовольство послереволюционными порядками, Вилья поддержит правительство Мадеро. Вилья же тем временем вел секретные переговоры с Ороско. Позднее он утверждал, что отец Ороско пытался его подкупить. Ороско, напротив, говорил, что Вилья просился в его армию, но был отвергнут из-за своей преступной репутации в прошлом и настоящем. Более убедительной представляется такая версия: Вилья не верил в победу Ороско, которого мало кто поддерживал за пределами Чиуауа. Встав на сторону мятежников, Вилья рисковал материальным благополучием, приобретенным за год после революции. А благополучие это росло неплохими темпами. Впоследствии Вилья жаловался, что в результате мятежа Ороско потерял 200 лошадей, 200 голов крупного рогатого скота, 115 мулов и 1700 песо.
2 марта 1912 года Ороско объявил о восстании против Мадеро, которого он назвал не только предателем революции, но и марионеткой американского империализма.163