ия на пост министра промышленности и торговли (ведомство занималось в числе прочего и рабочим вопросом), то получил отказ. Не пошел Обрегон и на учреждение в мексиканских посольствах должностей «рабочих атташе», как настаивал Моронес.
В связи со всем этим к концу президентства Обрегона в отношениях Моронеса и главы государства наметилось охлаждение. К тому же Моронес сам лелеял в глубине души президентские амбиции. Лидер КРОМ все больше и больше делал ставку на Кальеса, так как последний имел стойкую репутацию «пролетария» и даже «большевика».
Согласно своим программным установкам КРОМ выступал за ликвидацию капитализма. Однако сделать это предполагалось не путем революции, а через постепенный выкуп рабочими собственности предпринимателей.
«Мы будем не атаковать капитал, а добиваться равенства труда и капитала». В этом смысле Моронес строго следовал в фарватере правительственной политики, предусматривавшей любое отчуждение собственности только при условии выплаты возмещения. Идейными отцами рабочего движения КРОМ считал Платона, Прудона, Маркса и Энгельса.
Моронес не мог не считаться с ростом популярности Советской России в Мексике. Советский эксперимент КРОМ изображал в светлых тонах, но с важной оговоркой: русская революция - явление, типичное только для России, в Мексике его повторить нельзя. В июле 1921 года КРОМ направил в Москву для установления контактов с РСФСР (между Советской Россией и Мексикой тогда еще не было налаженных дипломатических отношений) своего бывшего генерального секретаря Мартинеса.252 Поездка была согласована с правительством Обрегона, который вообще активно использовал КРОМ для укрепления международного положения Мексики. Мартинес выступил в Москве с докладом, в котором говорил о симпатиях мексиканского пролетариата к русской революции и даже не исключил присоединения КРОМ к Профинтерну - международному объединению профсоюзов, находившихся под влиянием коммунистов. Принимал участие КРОМ и в сборе помощи для голодающих Поволжья. Однако после возвращения Мартинес сделал доклад о положении в Советской России, который произвел «неблагоприятное» впечатление, и контакты с Профинтерном были свернуты.
Следует отметить, что спустя еще несколько лет лидеры КРОМ прямо вводили рядовых членов своего профцентра в заблуждение, утверждая, что советские профсоюзы ничего не ответили на предложение о сотрудничестве. В мае 1925 года в советское полпредство в Мексике явился все тот же Мартинес, назначенный при Кальесе «рабочим атташе» в Москве.253Пришел он в день своего отъезда из Мехико, но, несмотря на это, виза была немедленно выдана. Полпред Пестковский устроил для Мартинеса прием, а затем проводил его на вокзале. На приеме («за рюмкой», как писал Пестковский в своем дневнике) Мартинес как раз и пожаловался, что Профинтерн до сих пор не ответил на предложение КРОМ. Пестковский показал гостю «номер одной мексиканской газеты, где в свое время был
опубликован ответ Профинтерна». Мартинес, которого полпред в отчете для Москвы назвал «весьма желтым», не нашелся что ответить.254
Дело в том, что в 1921 году X съезд РКП (б) осудил рабочую оппозицию во главе с Коллонтай и Шляпниковым. Эта оппозиция фактически требовала того же, что и КРОМ, - передачи управления всеми промышленными предприятиями в руки профсоюзов. Такое требование было очень популярно в Испании и Латинской Америке, где профсоюзы считали себя высшей формой организации рабочего класса (политические партии там были приводным ремнем профсоюзов, а не наоборот, как в Советской России). В Мексике именно КРОМ руководил Лабористской партией, а не она им. Такой синдикалистский подход российскими коммунистами отвергался, и это вызывало неприятие КРОМ.255
Налаживанию контактов между КРОМ и Советской Россией помешал и досадный дипломатический казус. В начале 1923 года в Европу с ведома Обрегона отправился Моронес, намеревавшийся посетить и Москву. В советском полпредстве в Берлине, единственном в то время в Западной Европе, он предъявил рекомендательное письмо доктора Дубровского, который в 1922 году посетил Мексику как представитель российского Красного Креста для сбора помощи голодающим Поволжья. Моронеса попросили заполнить визовые анкеты, но он обиделся и больше в полпредстве не появлялся. Позднее и. о. полпреда в Германии Бродовский в письме замнаркома иностранных дел Литвинову оправдывался тем, что не знал, что «Морронес» является министром (сообщение об этом Дубровского из Парижа якобы запоздало). Знай он это, виза была бы выдана сразу. Впрочем, Бродовский добавил, что говорил с Моронесом «продолжительно и очень любезно».256 Из Москвы пришло немедленное указание без формальностей выдать визу Моронесу при повторном обращении. Но лидер КРОМ уже отбыл в Мексику.
Литвинов писал полпреду в Германии Крестинскому 13 марта 1923 года: « Необходимо загладить неловкость с мексиканским министром Моронесом. Написать от имени берлинского полпредства в Мексику ему, что требование от него анкеты - недоразумение, и что если бы полпредство знало, с кем имеет дело, то предоставило бы визу без дальнейших распросов».257
КРОМ стремился наладить контакты и с Амстердамским интернационалом профсоюзов (то есть социал-демократической организацией
| Полпред СССР в Германии Н.Н. Крестинский |
международного профдвижения). Моронес присутствовал на Конгрессе Международной федерации профсоюзов (МФП, как стал называться Амстердамский интернационал), однако присоединяться к МФП КРОМ не хотел - это поставило бы под удар его особые отношения с американской АФТ. А для правительства Обрегона ключевым внешнеполитическим вопросом было признание со стороны США, в чем КРОМ через контакты с АФТ мог оказать серьезное содействие. МФП же вообще не считал АФТ профсоюзной организацией в современном смысле этого слова, так как последняя отрицала классовую борьбу и строилась по цеховому, а не по отраслевому принципу.
Пестковский в первом донесении в Москву 25 ноября 1924 года писал, что «лабористы» (трудовики) находятся под влиянием АФТ. Главные руководители Моронес и Тревиньо - приятели Гомперса».258
Если КРОМ был откровенно соглашательской коррумпированной организацией, то куда более запутанно обстояли дела в созданном в 1921 году альтернативном революционном профцентре ВКТ. Вскоре выяснилось, что коммунистическая риторика этого профсоюза была лишь данью времени. Всеобщая конфедерация труда быстро перешла на позиции анархо-синдикализма и стала критиковать Советскую Россию еще сильнее, чем КРОМ. Пестковский так характеризовал мексиканских анархистов, описывая ситуацию в рабочем движении Мексики: «Анархисты. Лидеры почти ничем не отличаются от лабористов и являются такими же платными агентами правительства. Имеют влияние в профсоюзах кондитеров, деревообделочников. Являются ярыми противниками коммунизма и советской власти».259 Характерно, что именно анархисты (а не КРОМ) хотели устроить демонстрацию протеста по случаю прибытия в Мехико первого советского полпреда, но отказались от этого, чтобы не создавать дипломатических затруднений правительству. «Хороши анархисты!» - прокомментировал Пестковский.260
Анархисты проповедовали «прямое действие» - то есть захваты заводов и земель, образование «советов» как альтернативных органов власти. Естественно, что такие действия вызывали ответные репрессии правительства и никакой пользы рабочим не приносили. Мы помним, например, как в октябре 1922 года губернатор столичного округа, один из лидеров КРОМ Гаска отдал приказ о расстреле демонстрации бастовавших текстильщиков ВКТ, а потом сам же на заседании «группы действия» (фактически высшего органа) КРОМ осудил «действия жандармов».
ВКТ серьезно дискредитировала доктрину коммунизма, так как по-прежнему активно пользовалась «советской» и «коммунистической» риторикой. Начался отток из конфедерации отраслевых профсоюзов, не согласных с ее экстремистской тактикой. Правда, покидали профсоюзы и КРОМ - в знак протеста против его соглашательской линии. Так, после неудачи забастовки 1921 года прервал все отношения с КРОМ очень влиятельный в Мексике профсоюз железнодорожников.
Мексиканская компартия при Обрегоне фактически так и не смогла преодолеть период организационного становления. В мае 1921 года, после забастовки железнодорожников, правительство выслало из страны многих политэмигрантов, включая и лидера компартии Аллена. В этом же месяце в Мехико прошла учредительная конференция новой компартии -Коммунистической революционной партии Мексики. Но и она не смогла оформиться в полноценную организацию. Наконец, осенью 1921 года при содействии видного деятеля Коминтерна японского коммуниста Сэна Катаямы был учрежден оргкомитет по созыву первого съезда мексиканских коммунистов. Съезд состоялся в декабре 1921 года, и лидером партии стал Мануэль Диас Рамирес, который незадолго до этого был в Москве и беседовал с Лениным.
В принятой на съезде «Декларации принципов» содержалась ключевая ошибка, определившая слабое влияние коммунистов на массы. В декларации вообще отрицался социальный характер мексиканской революции, которая характеризовалась как продукт столкновения интересов английского и американского империализма.261 Таким образом, отрицался очевидный факт - участие широких народных масс в борьбе против диктатуры Диаса и узурпатора Уэрты. С такой идеологией в Мексике трудно было рассчитывать даже на понимание людей, не что на их поддержку. Среди коммунистов опять было много сторонников «прямого действия», поэтому партия отказалась от участия в выборах как «нереволюционного средства» борьбы. Правительство Обрегона коммунисты квалифицировали как реакционное, что тоже расходилось с той поддержкой, которой режим пользовался в массах. В целом, такой подход обрекал коммунистов на положение маргинальной партии. Да и со стороны правительства надеяться на сотрудничество было бы сложно, хотя Обрегон был готов работать вместе с любыми силами, если они не ставили под сомнение доминирование «сонорского триумвирата».