стная торговая палата и ассоциация собственников через подконтрольные СМИ величала губернатора не иначе как «агитатором» и «каннибалом».
Перед лицом оппозиции имущих классов, которых поддерживали состоявшие из бывших наемников Пелаеса войска, Техеда был вынужден создать свою гражданскую гвардию, раздавая крестьянам оружие. Рабочих он привлек на свою сторону тем, что уже через пять дней после вступления в должность внес в парламент штата законопроект о введении тринадцатой зарплаты для всех, кто проработал на каком-либо предприятии минимум год. Некоторые депутаты окрестили закон «большевизмом», а самого Техеду -сторонником «советской власти». Бизнесмены написали письмо Обрегону, в котором утверждали, что в случае принятия закона все предприниматели покинут Веракрус. Однако Техеда не сдавался, и в июле 1921 года закон был одобрен. Что особенно примечательно, он содержал положение о выплате предпринимателями рабочим денег за все время до его вступления в силу, то есть задним числом. Естественно, предприниматели завалили суды жалобами на неконституционность закона, и Верховный суд его временно заблокировал. Это решение поддержал в своем письме губернатору Обрегон: Техеда, дескать, принял закон в интересах меньшинства. Лидеры Национальной ассоциации промышленников, встретившись с Обрегоном, опять угрожали полным параличом хозяйственной жизни Веракруса. Президент порекомендовал Техеде изменить закон, но губернатор был непреклонен.
Техеда активно занялся и проблемой роста арендной и квартирной платы в Веракрусе.267 Город был густо заселен, и к тому же в целях борьбы с чумой там сожгли ряд домов. В конце 1921 года мэром Веракруса был избран видный рабочий лидер и официальный кандидат местной Партии труда Рафаель Гарсия. Он объявил о переходе власти в городе в руки пролетариата и образовал Революционный синдикат квартиросъемщиков. В мэрию посыпались жалобы на безудержный рост квартплаты, причем возмущались даже жрицы любви. Гарсия немедленно предписал домовладельцам снизить арендную плату, пригрозив в случае неповиновения административными мерами. С 3 февраля 1922 года на площадях города проходили митинги возмущенных квартиросъемщиков, которые создали собственную организацию. Под руководством коммунистов и деятелей анархистских профсоюзов митинги в Веракрусе проходили еще несколько лет. Губернатор и мэр относились к ним терпимо, но реально ситуация с квартплатой не изменилась.
Пример Техеды ясно показывает всю ограниченность попыток построить новое общество в рамках одного штата. Только содействие центральных властей могло продвинуть аграрную и иные социальные реформы на местах. Тактика же Обрегона была нацелена на достижение компромисса между трудящимися и предпринимателями любым путем. Как правило, компромиссы эти не меняли отношений собственности, а значит, и структуры мексиканской экономики в целом.
Но вернемся к аграрной реформе времен Обрегона. Помимо армейских частей активными противниками аграрной реформы были, естественно, сами помещики. Как только они узнавали о поданном какой-либо деревней прошении о выделении земли, то немедленно подвергали просителей административному и экономическому давлению. Например, резко увеличивали арендную плату за землю или вообще не сдавали ее арендаторам, обрекая тех на голод или переселение в город. Неудивительно, что крестьяне настаивали на быстром рассмотрении своих прошений. Кроме того, традиционно владельцы асиенд устраивали праздники для окрестных деревень (особенно ценились петушиные бои), снабжали своих рабочих газетами, разрешали брать бесплатно на своем участке воду и дрова. Стоило батракам подать петицию, все эти блага заканчивались. Иногда помещики натравливали своих пеонов на окрестные деревни. Те вырубали кофейные деревья, уничтожали посевы, поджигали дома и хозяйственные постройки.268 Обращение за помощью к армейским частям могло привести к обратному результату, если помещик платил командиру местной части за «защиту». Особенно свирепствовали отряды «социальной обороны». На них жаловались даже в Морелосе, где возникали конфликты между самообороной, в которой концентрировались бывшие враги сапатистов, и войсками штата, которые из сапатистов и состояли.
В 1920 году помещики создали свою лоббистскую организацию -Центральную аграрную палату. В первом номере своего журнала эта организация следующим образом объясняла цель своей деятельности: «В последнюю четверть прошлого и еще в начале нынешнего столетия не возникали те жгучие проблемы, с которыми мы сталкиваемся сегодня. Тогда было достаточно заниматься производством и его развитием, а не решать проблему находящейся под угрозой собственности». В апреле 1922 года местная аграрная палата штата Пуэбла писала Обрегону: «Агитаторы, которые мечтают стать депутатами, подстрекают у нас деревенских жителей самым безобразным образом». Уже через месяц та же палата вновь обратилась к президенту: «Так возник этот рой трутней... который обрушился на благодатные поля страны как саранча. Они пришли в каждую деревню, в каждый город, водрузили там стяг аграризма и обманули невинных крестьян, пообещав им рай земной».269
В январе 1923 года консервативно настроенный генерал Фигероа, командующий войсками штата Герреро и бывший сторонник Феликса Диаса, сообщал Обрегону, что на съезде крестьян штата главной темой было противодействие угрозам со стороны помещиков. На съезде крестьян убеждали приобретать винтовки и хранить их как «собственную жену», ибо только с помощью оружия можно противодействовать произволу богатых. Фигероа резюмировал, что такой настрой крестьян означает «серьезную угрозу спокойствию и порядку в штате, так как тем самым создается зародыш анархии, который может привести к ситуации хуже, чем в России».270
Делегации крестьян, просивших землю, Фигероа заявил, что они могут ее купить, если захотят. А если лидер аграристов Сото-и-Гама посмеет сам прибыть в его штат для распределения земли, то ему не поздоровится.
Бригадный генерал Наварро Ангуло сообщал в своем отчете о положении дел в регионе Тустлас штата Веракрус: «Все помещики вооружены... Крестьян же на основании недавнего распоряжения разоружили. Однако помещики сохранили оружие с согласия местного командующего войсками. Между гражданскими и военными властями возникла глубокая пропасть, и в конфликтах между гражданскими властями и помещиками армейское командование решительно поддерживает последних».
Аграрная политика Обрегона была в целом прагматичной и осторожной. Быстрыми темпами распределение земли шло только в 1920 и 1921 годах, когда режим сонорцев еще не укрепился и рассчитывал на массовую поддержку населения. За это время путем реституции (возврата деревням несправедливо отнятых у них ранее помещиками земель) было распределено 142 тысячи гектаров, а еще 435 тысяч передано в виде наделов 229 деревням с населением примерно 250 тысяч человек.271 В 1922 году, когда Обрегон уже не нуждался в прямой поддержке, было удовлетворено 92 прошения о выделении земли, в 1923 году - 77. Всего за время правления Обрегона между крестьянами распределили 311 тысяч гектаров на постоянной основе и 751 тысячу - на временной. Из 650 решений о предоставлении постоянного права на землю, принятых администрацией Обрегона, 229 приходится на первый год его пребывания у власти.
Как и в случае с трудовым законодательством, помещики активно боролись против аграрной реформы с помощью судебных исков, приостанавливающих изъятие у них земель для наделения ими крестьян. Только в небольшом штате Мехико помещики потребовали принятия 115 судебных решений, приостанавливающих наделение крестьян землей. Местные суды, как правило, поддерживали помещиков, которых считали людьми своего круга. В 1922 году даже судья Верховного суда Мексики Густаво Висенсио призвал Обрегона прекратить выделение земель на временной основе, что было грубейшим нарушением принципа беспристрастности со стороны высшей судебной власти.
Распространена была и другая юридическая уловка, которую использовали помещики. За деньги они уговаривали своих батраков создать фиктивную общину, которой «добровольно» передавалась земля. Как только страсти утихали, «община» снова распускалась. Асиенды часто фиктивно разделялись между родственниками, что тоже делало их экспроприацию невозможной.
Наконец, помещики вели активную пропаганду против аграрной реформы через проплаченные ими газеты. Так, например, торгово-промышленная палата штата Нуэво-Леон (центр производства важной экспортной культуры - хлопка) заявила, что Национальная аграрная комиссия «убивает сельское хозяйство». От Обрегона требовали признания полной неприкосновенности частной собственности.
Аграрная политика Обрегона была очень похожа на линию, которую проводил в России Столыпин, и закончилась она таким же провалом. Себя Обрегон считал сторонником создания крепких индивидуальных фермерских хозяйств по американскому образцу. При этом должны были сохраниться и «передовые» латифундии. Было непонятно только, откуда возьмется земля у будущих фермеров, если не трогать помещиков (в США латифундистов никогда не было). Столыпин решал этот вопрос за счет переселения крестьян в Сибирь, откуда большая часть переселенцев вскоре вернулась обратно, а многие умерли по дороге. Обрегон планировал наделять всех желающих мексиканцев, достигших 18-летнего возраста, участками необрабатываемой земли. 2 августа 1923 года был принят закон, по которому любой совершеннолетний гражданин мог занять пустующий участок земли (до 25 гектаров орошаемых земель, до 100 гектаров земель с нормальными сезонными осадками и до 500 гектаров «сухих» земель). Если он обрабатывал участок в течение двух лет и никто не предъявлял на него претензий, этот человек наделялся постоянным правом собственности. Закон был явно принят по образцу США, где президент Линкольн после окончания Гражданской войны наделял землей всех желающих ветеранов, которые занимали землю самозахватом («сквоттеры»). Беда была, правда, в том, что свободных орошаемых земель в Мексике давно уже не осталось - они принадлежали помещикам. Поэтому закон 1923 года особых последствий не имел.