Васконселос по образцу СССР решил в короткие сроки ликвидировать неграмотность в Мексике. В сельские районы были посланы бригады борцов с неграмотностью, проводивших краткие курсы по азам грамоты. Васконселос в духе своего любимого испанизма сравнивал этих людей с бесстрашными миссионерами-францисканцами, которые в XVI веке несли христианскую культуру индейским массам Америки (хотя именно в Мексике эти миссионеры практически полностью уничтожили письменное наследие великих цивилизаций доколумбовой эпохи). Сам министр верхом на лошади добирался до самых удаленных деревень страны. Массовыми миллионными тиражами печатались произведения классиков испанской и мировой литературы - Гомера, Данте, Сервантеса, Толстого и т.д. Васконселос считал, что в каждой деревне должна быть библиотека. Стандартная библиотека сельской школы насчитывала не более 50 томов, которые упаковывали в специальные вьючные мешки с тем, чтобы мулами доставить в самые удаленные уголки страны.282
Обрегон, будучи прагматиком и реалистом, весьма скептически оценивал попытки Васконселоса привить нищим сельским жителям любовь к Гомеру и Данте. Рассказывают, что однажды Васконселос и Обрегон, совершая конную прогулку, вместе со своей свитой заблудились где-то в глухом захолустье. Увидев одинокую хижину, Обрегон обратился к стоявшему у входа старику-индейцу: «Дружище, ты можешь сказать нам, где мы находимся?» Индеец только отрицательно покачал головой. «Но как называется твое селение?» Старик не знал и этого. «Но ведь ты здесь родился?» - «Да». - «И твоя жена тоже?» - «Да». - «Ты и твоя жена родились здесь и прожили здесь всю жизнь, но ты не знаешь, где ты живешь?» - «Не знаю». «Хосе, - обратился Обрегон к Васконселосу, - не забудь отправить этому человеку полное собрание классики, которую ты издал».283
К 1924 году в стране было уже 6796 федеральных сельских школ, в которых обучались 593 тысячи учеников. Всего в 1920-1924 годах открылось более тысячи сельских школ - больше, чем за предыдущие 50 лет.
Но активность министра не ограничивалась школьным образованием: Васконселос отвечал за культуру в целом. В 1920 году он учредил Национальный симфонический оркестр. При его содействии расцвела монументальная мексиканская живопись мурализма (Диего Ривера, Давид Альфаро Сикейрос и другие). Васконселос считал, что народное искусство народ должен видеть каждый день. Поэтому стены самых больших и респектабельных зданий в Мехико, включая парламент, были предоставлены художникам для увековечивания завоеваний революции. Кстати, и сами художники подчеркивали политический, революционный характер своего творчества. Сикейрос писал: «Создание образа мексиканца после весьма длительного периода его полного исчезновения из искусства живописи нашей страны, как колониального периода, так и эпохи независимой Мексики, включая долгие годы правления Порфирио Диаса, само по себе было безусловно небывалым новшеством...»284
Однако в 1924 году расстроенный Васконселос подал в отставку. Это был очередной крах очередного интеллектуала, который хотел изменить социальную действительность только просвещением, не затрагивая экономической основы общества. Ведь многие дети в мексиканских селах, несмотря на энтузиазм министра, учиться не могли: они были вынуждены с ранних лет работать, чтобы семья сводила концы с концами. Не помогли даже бесплатные обеды, которыми учеников заманивали в школу. К тому же Васконселос в силу своих философских убеждений предпочитал гуманитарное направление образования: детей следовало воспитывать в духе гордости за страну и принадлежность к испанской расе. Крестьянам же нужнее были практические знания, которых школа почти не давала.
Таким образом, несмотря на невиданные доселе средства, отпущенные на образование, к 1930 году уровень неграмотности среди населения снизился незначительно - с примерно 75% до 62%.
Главной внешнеполитической проблемой администрации Обрегона по-прежнему оставалось признание со стороны США. Обрегон прекрасно понимал, что в случае любого военного мятежа в Мексике позиция американцев будет ключевой: выиграет та сторона, которая получит из США оружие. Именно с помощью американцев пришел когда-то к власти диктатор Порфирио Диас. С их же помощью он был свергнут в 1911 году. Не зря Обрегон во время президентства Каррансы уделял столько внимания созданию в США благоприятного мнения о себе, подчеркивая свою приверженность защите интересов американских инвесторов в Мексике.
Такую же линию Обрегон проводил и после прихода к власти. Уже в июне 1920 года он заявил временному поверенному в делах США в Мексике Саммерли, что считает антиамериканскую политику Каррансы «большой ошибкой». Он, Обрегон, всегда подчеркивал заинтересованность Мексики в «честном иностранном капитале». «Природные ресурсы Мексики, ее неисчерпаемые запасы промышленного сырья могут стать в ближайшем будущем при соединении с промышленным капиталом Соединенных Штатов неисчерпаемым источником снабжения важнейших мировых рынков», -говорилось в телеграмме Обрегона одной из чикагских газет осенью 1920 года. В 1923 году в доверительном письме губернатору Техаса Нефу он писал, что видит своей основной задачей преодоление националистических настроений в своей стране и противодействие ксенофобским течениям «низших классов».
Сразу же после «революции Агуа-Приеты» губернатор Техаса Уильям Хобби, крупный инвестор в Мексике и патрон нефтяной компании «Тексас Ойл Компани», заявил: в том, что касается Техаса, правительство Обрегона уже признано. Хобби сидел по правую руку от Обрегона во время инаугурации мексиканского президента, который сказал мексиканской прессе: «Губернатор Техаса является особенно дорогим для нас гостем».14* Обрегон лично организовал турне по Мексике крупным американским бизнесменам, которых в поездке сопровождали мексиканские официальные лица. 285
До конца 1920 года губернаторы шести штатов США попросили Вильсона признать новое мексиканское правительство. Обрегон лоббировал признание своего правительства через своих коммерческих партнеров в США, прежде всего через президента компании «Уэллс Фарго» Джонса. 13 сентября 1920 года Саммерли перед отъездом в Вашингтон «конфиденциально» попросил Обрегона повторить ему все, что он ранее сказал Джонсу для передачи госсекретарю США. Обрегон предложил не больше ни меньше как создание союза стран западного полушария для противодействия европейской и азиатской агрессии.286 В США прекрасно знали также, что Обрегон должен своим американским партнерам по бизнесу более миллиона долларов и оттого крайне уязвим для шантажа.
Вильсон, ненавидевший Каррансу (президент-профессор называл своего мексиканского коллегу «педантичной задницей»), тоже выступал за признание Обрегона.
Однако, как уже упоминалось, признанию помешала победа республиканской партии на президентских выборах 1920 года. В правительстве Гардинга интересы нефтяных компаний помимо министра внутренних дел Фолла отстаивал и миллионер Эндрю Меллон, ставший министром финансов. Семья Меллонов контролировала нефтяную компанию «Галф Ойл», которая, кстати, вела острую конкурентную борьбу в Мексике против «Тексас Ойл Компани». Меллон относился к мексиканскому правительству совсем иначе, чем губернатор Хобби. Он даже добился отстранения от должности генерала Райана, который должен был возглавить делегацию США на переговорах с Мексикой. Меллон подозревал генерала в симпатиях к Обрегону, которые вообще были довольно распространены в американском офицерском корпусе. К тому же, что, возможно, было для Меллона гораздо важнее, Райан считался лоббистом «Тексас Ойл Компани».
Госсекретарь в администрации Гардинга Хьюз так обрисовал позицию нового правительства в отношении дипломатического признания режима Обрегона: «Фундаментальным вопросом, который встает перед правительством Соединенных Штатов, когда оно рассматривает свои взаимоотношения с Мексикой, является защита прав собственности от конфискаций». Конечно, Хьюз имел в виду положения мексиканской Конституции 1917 года, которые требовали новой регистрации прав на эксплуатацию недр иностранными нефтяными компаниями. Ни о какой конфискации в Конституции вообще речи не было. Если Мексика не освободит американских нефтепромышленников от применения положений статьи 27 Конституции, то, грозил Хьюз, Обрегон может считать США «недружественной нацией». Близкая к правительству «Вашингтон Таймс» писала: «Чтобы быть признанной в качестве ответственной нации и правительства,
Мексике придется доказать, что она признает права американцев внутри и вне Мексики».
Таким образом, американцы выдвигали в качестве предварительного условия дипломатического признания нового правительства Мексики удовлетворительное для себя решение четырех основных вопросов:
- неприменение положений Конституции 1917 года к тем правам американских компаний, которые были приобретены до вступления Конституции в силу (до мая 1917 года),
- возмещение ущерба, понесенного американскими гражданами в Мексике в ходе революции,
- возобновление выплат по внешнему долгу Мексики,
- выплата выкупа в твердой валюте американским собственникам за конфискованные в ходе аграрной реформы земли.
Все эти требования подкреплялись «неслыханными» суммами, которые американские нефтяные компании тратили на борьбу с мексиканским правительством, поддерживая отряды Пелаеса.287
Правительство Обрегона решило начать с урегулирования проблемы долга. Банковское сообщество США не имело инвестиционных объектов в Мексике и, соответственно, претензий к новой Конституции, а держатели облигаций мексиканского внешнего долга были заинтересованы в скорейшем начале их погашения. Ответственным за переговоры с США по долгу был назначен бывший временный президент Мексики де ла Уэрта, успевший наладить хорошие отношения с банкирским домом Моргана. В правительстве Обрегона де ла Уэрта, как уже упоминалось, был министром финансов.