420 «Лидеры по существу ничем не отличаются от лабористов и являются такими же платными агентами правительства... ярыми противниками коммунистов и советской власти».421
ВКТ и КРОМ находились в состоянии перманентной борьбы, где с обеих сторон использовались не только мирные средства. Правда, прибегал к ним все же в основном КРОМ. Когда в 1925 году кромисты попытались ликвидировать входивший в ВКТ профсоюз текстильщиков в пригороде Мехико Сан-Анхель-Контрерас, дело дошло до уличных сражений с убитыми и ранеными. На стороне КРОМ оказались предприниматели, объявившие локаут, и полиция, силой подавлявшая забастовку ВКТ.422 Во время празднования 1 мая 1925 года снайпер убил активистку КРОМ, и кромисты немедленно обвинили в убийстве анархистов. В свою очередь, Моронес имел в Мексике характерное прозвище Матон («matón» по-испански означает «головорез»). Пестковский сообщал в Москву: «Вообще убийства и похищения остались еще до сих пор одним из главных и самых распространенных средств политической борьбы в Мексике».423
Третьей обособленной группой мексиканского рабочего движения был ряд независимых сильных профсоюзов, прежде всего самый массовый отраслевой профсоюз Мексики, насчитывавший примерно 50 тысяч членов, - железнодорожники. Независимыми (не входившими ни в КРОМ, ни в ВКТ) являлись также профсоюзы нефтяников и деревообделочников. Пестковский писал: «...в среде этих союзов в последнее время отмечено усиление коммунистического вляиния и не исключена возможность перехода в ближайшем будущем этих союзов под руководство коммунистов. В последнее время делаются попытки объединить все независимые союзы в одну конфедерацию для противовеса КРОМ».424
Профсоюз железнодорожников вызывал особую ненависть КРОМ и Кальеса. Технократ Кальес видел причину убыточности железных дорог в раздутых штатах и высоком жалованьи железнодорожников.425 Поэтому он хотел резко сократить штат государственных мексиканских железных дорог и урезать зарплату оставшимся работникам. Отраслевой профсоюз был против - не помогло даже образование в 1925 году под эгидой КРОМ мгновенно признанного государством альтернативного профсоюза железнодорожников (Federación Nacional de Ferrocarrileros). Подавляющее большинство рабочих и служащих остались в независимом профцентре (Confederación de Sociedades des Ferrocarrileros). Пестковский писал в 1925 году в Москву: «Следует отметить назревший сейчас конфликт между железнодорожниками и правительством. Ввиду убыточности железных дорог правительство предложило сократить жалованье железнодорожникам (они оплачиваются лучше других категорий мексиканских рабочих) и сократить штаты. В противном случае правительство угрожает денационализацией426 дорог с возвращением их прежним акционерам. Союз соглашается на сокращение жалованья, но воспротивляется сокращению штатов и денационализации».427
В отчете в Москву летом 1925 года Пестковский говорил: «В данный момент правительство идет на уничтожение железнодорожного союза. Пользуясь тем, что железные дороги национализированы, оно объявило железнодорожников государственными служащими и взяло с них присягу «на верность правительству». Затем решило рассчитать в «целях экономии» около 20% рабочих и служащих. Лидеры железнодорожного союза до сих пор торгуются с правительством об отмене этого распоряжения, а массы железнодорожников готовятся к всеобщей забастовке».428
Союз железнодорожников, вероятно, вступил бы в компартию Мексики, но она в организационном отношении значительно уступала ему самому. Советский полпред отмечал: «Коммунистическая партия обладает весьма слабой организацией... имеет свои отделения почти во всех крупных промышленных центрах, но численный состав их весьма низок (средняя численность отделений - от 20 до 50 членов). Следуя общей мексиканской практике, члены Партии не платят регулярных взносов».429 Пестковский верно уловил суть дела - по образцу США все мексиканские партии того времени представляли собой предвыборные политические клубы, которые активизировались только во время выборов для продвижения своего кандидата на какой-либо пост в Мехико или своем штате. В обмен «активисты» партий ждали лакомого государственного поста. Ясно, что коммунисты в эту политическую традицию Мексики не вписывались, поэтому и численность партии была небольшой.
«Преимуществом коммунистического движения является то обстоятельство, что оно имеет постоянный печатный орган («Эль Мачете», еженедельник, распространяющийся в количестве около 6000 экземпляров). Финансовое положение этого органа печальное, так как на практике подписка не существует, а распространяется орган членами партии путем ручной продажи. Основной слабостью Коммунистической партии является отсутствие сплоченного ядра сознательных и последовательных коммунистов. Вся работа в центре держится на нескольких преданных товарищах».430
Компартия была, пожалуй, более популярна среди крестьян и интеллигенции, чем среди задавленных и запуганных КРОМ рабочих. Благодаря
| Мексиканский художник-коммунист Диего Ривера |
настойчивости мексиканского художника-муралиста Давида Альфаро Сикейроса (в годы революции дослужившегося до полковника при штабе генерала-каррансиста и бывшего рабочего Мануэля Дьегеса) и при поддержке другого великого мастера национальной мексиканской живописи Диего Риверы был создан своего рода профсоюз деятелей искусства - Синдикат революционных живописцев, скульпторов и технических работников431. Эмблемой его были серп и молот. Сикейрос часто ставил эту эмблему вместо фамилий художников на монументальных фресках участников синдиката в Мехико. В манифесте союза, учредительное собрание которого без всякого содействия Коминтерна или Москвы прошло на квартире Диего Риверы, говорилось: «Мы на стороне тех, кто требует уничтожения старого жестокого строя, при котором ты, крестьянин, производишь продукты, попадающие в брюхо надсмотрщиков и политиканов, а сам умираешь с голоду; при котором ты, рабочий, приводишь в движение фабрики, пускаешь в ход станки и создаешь своими руками комфорт для сутенеров и проституток, а сам валяешься на земле и мерзнешь; при котором ты, солдат-индеец, героически расстаешься с землей, на которой ты работаешь и которая дает тебе жизнь, и уходишь бороться за то, чтобы уничтожить нищету, веками давившую твой народ...»432
Именно революционные художники передали в распоряжение компартии свой орган «Эль Мачете», а заодно и сами вступили в ряды партии. Диего Ривера, ставший коммунистом в ноябре 1922 года, получил членский билет за номером 992.
Сама мексиканская компартия находилась на иделогическом перепутье и не всегда умела правильно сориентироваться в сложной внутриполитической обстановке в стране. Коммунистов в Мексике было немного (по разным данным, от 250 до 500 человек), но их авторитет среди независимых профсоюзов, особенно среди железнодорожников и нефтяников, и крестьянских лиг был очень высок, во многом благодаря идеологическому влиянию советского примера на мексиканских рабочих и крестьян.
Только в мае 1923 года на своем втором съезде компартия решила прекратить одобренный ей ранее лозунг бойкота выборов во все органы власти.433После провала мятежа де ла Уэрты коммунисты прекратили критиковать правительство Обрегона как реакционное. Тем более что в ноябре 1923 года из Москвы вернулся генеральный секретарь компартии Каррильо, который привез руководящее послание Коминтерна. В нем правительство Обрегона абсолютно точно квалифицировалось как мелкобуржуазное, и коммунистам предлагалось сотрудничать с ним в целях совместной борьбы против реакции, латифундистов и американского диктата.
Кальеса Коминтерн характеризовал как националистически ориентированного реформиста, который в принципе готов идти на большие уступки трудящимся, чем прагматик Обрегон. Однако вывод из этой оценки был довольно странным и не совсем верным: правительство Кальеса своей деятельностью раскроет массам всю утопичность реформизма (это в какой-то мере произошло), а тогда уже можно будет установить в Мексике настоящее рабоче-крестьянское правительство.434 Каким образом это могла сделать малочисленная компартия, не уточнялось. Предполагалось, что своей активной работой коммунисты добьются отставки продажного руководства КРОМ, однако в условиях тотального диктата в организации группы Моронеса, опиравшейся на всю мощь госаппарата, это было невозможно.
Кальес был талантливым демагогом и со своей революционной фразеологией часто оказывался на словах еще левее коммунистов. Поэтому компартия никак не могла определиться в своей позиции по отношению к новому главе государства (его правительство определяли как «желтое», «полу-социалистическое»). Компартия не верила обещаниям Кальеса построить в Мексике социализм, и коммунисты отправили Кальесу открытое письмо с изложением своих основных требований, в случае удовлетворения которых они были готовы поддержать нового президента. Кальес ответил, что «в принципе» разделяет программу компартии. Поэтому на выборах 1924 года коммунисты призвали своих сторонников голосовать за Кальеса.