Поэтому правительство Кальеса по-прежнему полагалось на введенную Каррансой в 1918 году систему налогообложения нефтедобычи. В казну было необходимо уплатить 5% стоимости добытой нефти, дополнительно к этому еще 5 песо в год с каждого квадратного километра нефтеносных земель и еще до 50% стоимости добычи с арендованных у государства земель (именно поэтому американские собственники настаивали, что приобрели свои участки в собственность, а не в аренду).
Владельцы серебряных рудников платили в бюджет 7,5% стоимости добычи. Всего правительство собирало с горнодобывающей и нефтяной промышленности 60-70 миллионов песо в год. Примерно столько же давали ввозные и вывозные пошлины. Вывозными пошлинами облагались серебро и нефть, ввозными - практически все товары. Именно поэтому в Мексике очень дорого стоили хлеб и одежда.
Третьим по важности источником доходов были акцизы, гербовый и почтовый сборы.
Что касается расходов, то на бюджете страны тяжелой ношей лежали «соглашения Букарели». Если в 1922 году на обслуживание государственного долга тратилось примерно 7,1% всех бюджетных средств, то в 1923 году -38,8 миллиона, или 16,5 %, что означает рост выплат долга на 140%.
Кальесу пришлось искать пути для сокращения государственных расходов и увеличения доходной базы бюджета. Долговые обязательства мексиканского государства пытались, как и при прежних правительствах, продать иностранным нефтяным компаниям. Однако те требовали в обмен сокращения налогов, так что никакого финансового выигрыша правительство не получало.
Тогда Кальесу пришлось пойти на меру, которая коренным образом противоречила его взглядам на активную и направляющую роль государства в экономике. Министр финансов Пани предложил приватизировать мексиканские государственные железные дороги, долг которых (более 400 миллионов долларов, из которых набежавшие проценты составляли половину суммы), таким образом, исключался бы из общей суммы внешнего государственного долга. Пани мотивировал появление и рост долга мексиканских железных дорог безответственным поведением «красного» профсоюза железнодорожников. Мол, с 1910 года железные дороги на 65% увеличили персонал, заработная плата которого за это же время выросла на 225% Правда, железные дороги, резко увеличившие и число перевезенных пассажиров, оставались прибыльным предприятием. Долг железных дорог возник вовсе не из-за происков коммунистов, а из-за того, что в годы гражданской войны правительство Каррансы перевело железные дороги на военное положение. С экономической точки зрения это означало, что правительство ничего не платило железным дорогам за перевозки (точнее, платило облигациями, которые потом и составили пресловутый долг).
Таким образом, приватизация железных дорог - этого самого стратегически важного предприятия страны - тоже была в конечном итоге вызвана жесткой и ортодоксальной финансовой политикой Кальеса, прямо противоречившей стремлению самого президента к резкому увеличению доли государства как инвестора в национальной экономике. Приватизация была проведена именно для ослабления бремени внешнего долга.
По подписанному министром финансов де ла Уэртой в 1922 году соглашению с Международным банковским комитетом Мексика должна была выплатить в счет внешнего долга 30 миллионов долларов в 1923 году, после чего размер годовых выплат повышался на 5 миллионов песо ежегодно.
На 1 января 1923 года консолидированный внешний долг Мексики составлял 508 830 797 долларов США, из которых на долг железных дорог приходилось 243 743 777 долларов.460 Набежавшие с 1913 года проценты по обслуживанию долга составляли 400 миллионов песо. Пестковский верно отмечал: «Львиная часть этого долга должна попасть в карманы капиталистов Соединенных Штатов».461
После моратория 1924 года новый министр финансов Пани провел с Ламонтом, представителем Международного банковского комитета новый раунд переговоров, в результате которого соглашение 1922 года было изменено («поправка Пани») и долг железных дорог был исключен из государственного. Железные дороги возвращались иностранным собственникам, причем в таком состоянии, чтобы они сразу же могли приносить чистую прибыль. Правительство Мексики обязывалось не менять тарифов на железнодорожные перевозки до 31 декабря 1929 года таким образом, чтобы эти изменения отрицательно влияли на прибыль.
В обмен на это Мексика обязывалась возобновить обслуживание долга, однако резкое падение нефтедобычи вынудило правительство Кальеса уже в 1928 году объявить новый мораторий. Выяснилось, что «красные» железнодорожники все же ни при чем.
Всего по соглашению Ламонт - Пани общий внешний долг Мексики устанавливался в 435 миллионов долларов (в том числе проценты по долгу 132,5 миллиона). Структура нового мексиканского долга была следующей:
- долг, признанный по соглашению Ламонт - де ла Уэрта 1922 года, -1,451 млн долларов,
- сумма просроченных выплат по долгу за 1924-1925 годы - 75 млн,
- выпущенные долговые обязательства (декабрь 1923-го - декабрь 1925-го) - 36,1 млн,
- итого - 1 562 838 348 долларов,
- сумма, выплаченная Комитету, - 1,4 млн,
- итого - 1 561 438 348 долларов,
-вычтенныйизобщегообъемагосударственногодолгадолгНациональных железных дорог (основной долг плюс проценты) - 671,2 млн.
Итого, новая сумма признанного мексиканским правительством долга составляла 890 201 892 доллара.
Пани удалось в обмен на кабальные условия снизить долговую нагрузку: если ранее Мексика должна была выплатить иностранным кредиторам 25,5 миллиона в 1926 году, то по новому соглашению эта сумма снижалсь до 10,7 миллиона. В 1927 году вместо 25 миллионов предполагалось выплатить 11. Но в качестве гарантии Мексика обязалась ежегодно передавать Международному комитету 5 миллионов долларов золотом из налоговых поступлений от добычи нефти. Долги, накопившиеся за время дефолта 1923-1925 годов в размере 37,5 миллиона, подлежали погашению в течение 6 лет начиная с 1928 года под 3% годовых.
Когда Пани начал переговоры с Ламонтом в Нью-Йорке в сентябре 1925 года, оппозиция в Конгрессе (особенно аграристы) пытались всеми силами сорвать кабальное для Мексики соглашение.462 Пани был дамским угодником и взял с собой в Нью-Йорк любовницу, каталонскую танцовщицу Глорию Фор. Противники Ламонта наняли частного детектива, который без труда зафиксировал нарушение Пани супружеской верности. Досье на мексиканского министра финансов передали Ламонту, но тот положил его под сукно, так как был заинтересован в подписании соглашения. Тогда сведения о сексуальных похождениях министра были «слиты» американским газетам, которые вышли 14 октября 1925 года под аршинными шапками соответствующего содержания. Пани обвинили в нарушении закона США о «белом рабстве» (то есть в насильственном удерживании белого человека), и полиция провела в его гостиничном номере обыск. Министр финансов подал Кальесу прошение об отставке, но президент оставил его на посту. Говорят, что Кальес даже в некотором смысле одобрил Пани, сказав с характерным мексиканским «мачизмом», что его кабинет не состоит из евнухов.
Хотя история с Глорией Фор не помешала заключению соглашения Ламонт - Пани, след она все же оставила. В 1925 году Национальный банк выпустил банкноту достоинством в 5 песо, на которой красовалась неизвестная цыганка. Все посвященные лица легко узнавали в цыганке Глорию
Фор. Ходили слухи, что она смогла заманить в свои любовные сети и самого Кальеса.
В целом правительству Кальеса удалось нарастить расходы на экономические цели (строительство и улучшение инфраструктуры) только в 1925 году. Госбюджет тогда составил 286 миллионов песо, из которых 84 миллиона должны были пойти на обслуживание долга.463
Если взять экономические расходы правительства Мексики за 100% в 1917 году, то в 1924 году они составили 144,9%, а в 1925 - 255,9%. Однако уже в следующем году темп резко сократился - до 169,3%, а в последний год президентства Кальеса (1928-й) составил 181,9%. Это был, конечно, рост. Но рост обычный, эволюционный, явно не отвечавший честолюбивым планам президента по достижению мощного экономического рывка.
Расходы на социальные нужды (образование и здравоохранение) выросли уже в 1923 году по сравнению с 1917 годом более чем в 6 раз. Если взять уровень социальных расходов в 1917 году за 100%, то в 1923 году этот показатель равнялся 652%. Однако в 1925 году этот индекс упал до 511%, что ясно свидетельствует: учреждение Национального банка произошло за счет народа. Когда Кальес покидал пост президента в 1928 году, этот показатель не превышал 688%. Таким образом, не получилось мощного рывка и в социальной сфере. Скорее наоборот: правительство Обрегона уделяло этому гораздо больше внимания. Например, с 1921-го по 1922 год социальные расходы выросли почти в два раза, главным образом благодаря действительно небывалым ассигнованиям на народное образование.
В 1925 году в Мексике царил мир, и правительству Кальеса удалось сократить административные расходы, львиную долю которых составляли военные. Еще в 1924 году правительству Обрегона пришлось потратить на армию 118 миллионов песо - 42,6% всех федеральных расходов за год (в 1923-м военные расходы составили 29 миллионов песо, или 33,6% всех расходов). Если вновь принять уровень 1917 года за 100%, то в 1924 году административные расходы составляли 82%, а в 1925-м - 68,7%. Но эту позитивную тенденцию Кальесу удержать также не удалось. Уже в 1926 году показатель административных расходов снова вырос до 80,4%, а в 1928 году равнялся 76,2%.
Так как финансовая политика правительства не позволяла изыскивать кредитные ресурсы для финансирования экономического развития, приходилось, будто сто лет назад, полагаться на косвенные налоги и пошлины. Налоги и пошлины составляли в 1925 году 76,4% всех доходов федерального правительства, и в 1928 году эта доля практически не изменилась - 77,7%.