567 Маяковский называл фрески Риверы «первой коммунистической росписью в мире».
На одном из приемов советского полпредства мексиканские гости, среди которых были депутаты и сенаторы, выпили лишнего и стали выяснять отношения друг с другом с помощью пистолетов. Маяковский спас положение, начав громко декламировать «Левый марш». Мексиканцы не поняли ни слова, но замолчали. Потом грянула овация, и мексиканцы бросились обнимать поэта.
Таким образом, первый советский полпред был и до конца жизни остался истинным другом Мексики. Его беда была лишь в том, что он не понравился двум мексиканцам - Кальесу и Моронесу.
В октябре 1926 года Пестковский покинул Мексику. Позднее он работал на руководящих постах в МОПР (Международная организация помощи борцам революции) и Коминтерне. В 1928 году под псевдонимом Вольский
| В.В. Маяковский в Мексике |
он написал книгу «История мексиканских революций». Во время гражданской войны в Испании Пестковский просился туда добровольцем, но в 1937 году был репрессирован (реабилитирован в 1955-м).
В декабре 1926 года в Мехико появился новый советский полпред - популярная во всем мире первая женщина-посол Александра Коллонтай. Ранее она входила в высшее политическое руководство Советского Союза, а в Мексику ее перевели с должности полпреда в Норвегии. Это назначение было явным знаком того внимания, которое СССР уделяет отношениям с Мексикой.
Литвинов принял мексиканского посланника Вадильо 31 августа 1926 года и запросил агреман на Коллонтай. Мексиканский посланник плохо говорил по-французски и «лишь под самый конец понял», чего от него хочет собеседник. Тем не менее весть о назначении Коллонтай Вадильо воспринял позитивно: она-де европейский человек, и ей не чуждо «дипломатическое поведение». «Пестковский хотя и пользовался уважением президента, но вел себя с самого начала не безукоризненно, создав для Мексики затруднения »,202
Перед отъездом Коллонтай принял Сталин и инструктировал в течение часа. Сталин считал, что Мексика еще очень далека от социалистической революции. Поэтому советскому полпреду не следует ни в коем случае выражать симпатий к коммунистам и вообще не надо вмешиваться во внутренние дела страны. Главное, считал Сталин, это содействие развитию дружеских отношений между двумя странами на почве совместной борьбы против за-
силья империализма США. «Вы как представитель Советского Союза не должны поддаваться ложным представлениям о нарастающей революции... Ваша задача как полпреда: укреплять дружеские отношения между СССР и Мексикой, не поддаваться ни на какие соблазны революционных авантюр. Укреплять наше влияние, помочь развитию торговых и культурных связей».
Коллонтай, будучи прирожденным оратором и профессиональным революционером, восприняла такие указания с тяжелым сердцем и позднее писала в дневнике, что в Мексике предоставлялось огромное поле для революционной работы, но она была скована в своих действиях. Не удивительно, что ее постигла судьба Пестковского, с той лишь разницей, что Коллонтай выдержала в Мексике не более полугода.
США отказались дать Коллонтай тразитную визу (причем решение принял лично госсекретарь Келлог) и надавили на власти Кубы, которые не дали разрешения советскому послу сойти на берег во время стоянки корабля «Лафайет» в Гаване. Причем «карибский Муссолини», как называли кубинского диктатора Мачадо, мотивировал свой отказ тем, что по законам Кубы женщинам нельзя сходить с корабля без сопровождения мужчин.568Газета «Нью-Йорк Таймс» язвительно писала: «Неужели бы наше правительство рухнуло из-за того, что русская женщина купила бы билет от Нью-Йорка до мексиканской границы?»
Зато в Веракрусе 7 декабря 1926 года Коллонтай приветствовала огромная толпа с красными флагами и возгласами: «Да здравствует Союз!»569 Звучал «Интернационал». Прямо у трапа посла встречал губернатор Веракруса генерал Эриберто Хара, который в порядке любезности оплатил пребывание советского полпреда в гостинице. Коллонтай так описывала встречу: «Спускаемся на берег. Что это за толпа выстроилась, будто в ожидании митинга? Кто это? - спрашиваю я, с интуитивным опасением, не меня ли встречают? Это местные рабочие пришли приветствовать посла из Советской страны - объясняют мне». Надо отметить, что Коллонтай еще в пути дала телеграмму и. о. полпреда Хайкису, чтобы он удержал компартию от «демонстративных встреч ».
Однако, несмотря на настойчивые просьбы, Коллонтай, помня указания Сталина, не стала выступать на митинге. Зато, к бурному восторгу мексиканцев, она отправилась из Веракруса в Мехико в вагоне самого низшего, тре-
| Александра Коллонтай на беседе с Кальесом |
тьего класса. Но больное сердце женщины, которой уже было за пятьдесят, не выдержало путешествия в душном поезде, и по дороге ей все же пришлось перейти в первый класс. На вокзале в Мехико советского посла тоже встречали восторженные массы, а над толпой реяли транспаранты «Вива Русиа Совьетика!». Коллонтай пришлось покинуть вагон через другую дверь, чтобы вновь избежать выступления на импровизированном митинге. Столичная газета «Универсаль» с удивлением сообщала, что Коллонтай оказалась вовсе не похожей на «престарелую преподавательницу-протестантку» (к таким визитерам из США в Мексике уже привыкли),а напротив - элегантной дамой в красивой шляпке, «прекрасной женщиной в расцвете жизни». Особенно поразило журналистов, сопровождавших Коллонтай в поезде до Мехико, что она свободно говорила на нескольких европейских языках и показала прекрасное знание их страны. «Мы, - писал один из них, - нисколько не боясь преувеличить, можем охарактеризовать как блестящие ее высокую культуру и благородство». Сама Коллонтай сообщала Литвинову 16 декабря 1926 года: «Тон мексиканских газет вполне дружелюбный к Союзу и, в частности, ко мне, между тем, до моего приезда газетные сообщения о новом полпреде носили характер сенсационно-скептический».205
Коллонтай серьезно готовилась к своей миссии в Новом Свете. Из двух чемоданов советского посла один был полностью заполнен литературой о Мексике. В интервью «Нью-Йорк тайме» она говорила: «Я сама выбрала Мексику. Я устала после напряженной работы в Норвегии... Когда мне предложили Мексику, я согласилась, может быть, отчасти потому, что очень много слышала о древней цивилизации ацтеков и развалинах их городов».
Коллонтай, как и Пестковскому, очень повезло с моментом прибытия в Мексику. Если в конце 1924 года Обрегон заигрывал с рабочими и левыми крестьянами, спасшими его от мятежа де ла Уэрты, то осенью 1926 года резко обострились отношения Мексики с США по поводу «нефтяного закона» и Никарагуа. В этих условиях Кальес демонстрировал дружелюбие по отношению к СССР.
В день приезда Коллонтай Кальес выступил как бы с оправданием (рассчитанным в основном на США), утверждая, что Мексике не грозит большевизм. В то же время президент фактически взял большевистскую идело-гию под защиту, указав на ее сходство с христианством. Коллонтай сообщала Литвинову в Москву: «Кальес, который всегда, как Вам известно, всячески отмежевывается от большевизма, в этой декларации заявляет, что большевизм вовсе не чужд Мексике... эта декларация знаменует собою поворот в нашу сторону настроений мекпра (мексиканского правительства - прим, автора); поворот, как я себе объясняю, связанный в значительной мере с конфликтом по поводу нефтяных концессий между мекпра и Вашингтоном».570Тем не менее Коллонтай, как и Пестковский, считала, что Кальес хочет примирения с США: «...у меня создалось впечатление, что обе стороны ищут компромиссного решения и что дело до оружия не дойдет».571
Мексиканская пресса уделяла очень большое внимание вручению Коллонтай верительных грамот. Сама Александра Михайловна так описывала эту церемонию: «Прием в Национальном дворце. Черное шелковое платье, строгое. Шляпа и туфли куплены здесь. Белые перчатки - в руке. Встречает музыка. Анфилада зал, масса народа вдоль стен. Здесь вручение грамот происходит публично. В последнем зале - все правительство, дипломаты, журналисты, фотографы. Пока идем через зал, надо сделать три поклона. Волнуюсь. Но я умею владеть собой в такие минуты. Вручаю грамоту. Дальше обычный церемониал: надо сесть на кресло рядом с Кальесом и беседовать через переводчика».
В своей речи по случаю вручения президенту Мексики верительных грамот 24 декабря 1926 года Коллонтай, бывшая не только полпредом, но и торгпредом СССР, заявила: «Во всем мире нет двух других стран, которые имели бы так много общего, как современная Мексика и новая Россия. Это сходство заключается в той роли, которую трудовой народ играет в политике, проводимой его страной, оно может быть отмечено и в больших социальных и экономических проблемах, и в направлении внешней политики, защищающей независимость наций и враждебной империалистическим тенденциям: все это тесно объединяет обе наши страны... Мой народ всегда восхищался революционной Мексикой и ее мужественным народом, сумевшим одержать славную победу над силами реакции. Это должно помочь мне выполнить возложенное на меня моим Правительством ответственное поручение по упрочению сердечного взаимопонимания между обоими революционными Правительствами...»572
Кальес был вполне согласен с позицией Коллонтай и в своем ответном слове заявил: «Правительство Мексики - продукт и представительство народного восстания, к которому в течение долгих лет стремился народ, подвергавшийся тяжелому испытанию тирании... поддерживаемой эгоистическим и хищническим капитализмом... кучкой дельцов и духовенства, забывающей и даже презирающей большую пролетарскую массу, - не имело никаких препятствий для вступления в дружественные сношения с Правительством, которое как Советское появилось в мире как явление новое среди традиционных форм политической организации наций... Рассчитывайте в этом смысле на постоянную поддержку моего правительства и на симпатии мексиканского народа к бесстрашному народу Советских Социалистических республик».