247
Макар еще больше, чем его предшественники, сторонился любого вмешательства в общественно-политическую жизнь Мексики, чтобы не давать повода американской пропаганде. О нем и его жене ходили удивительные для местного дипломатического корпуса слухи: Александр Михайлович называл чистильщика ботинок «товарищем», а Софья Исаевна на равных общалась со своей прачкой. Журналисты из США отмечали, что Макар ограничил свои контакты только официальными лицами и полностью свернул связи с «местными радикальными рабочими элементами». Даже английский посол в Мексике, прекративший посещать советское полпредство после разрыва Великобританией дипломатических отношений с СССР, сообщал в Лондон, что Макар не ведет никакой пропаганды и считается человеком «умеренных взглядов», не имеющим никакого «неуместного влияния» на мексиканское правительство.
Несмотря на антисоветскую пропаганду в США, советское полпредство в Мексике не было мощным центром коммунистического влияния. Обычно оно состояло из самого полпреда и одного дипломата и хотя бы поэтому не могло быть центром большевистского проникновения в Латинскую Америку. Из одного человека состоял и консульский отдел (еще Коллонтай уделяла большое внимание работе с русской диаспорой в Мексике и учредила при полпредстве клуб советских граждан). Заместитель Чичерина Литвинов писал в 20-е годы: «...наше полпредство в Мексике совершенно оторвано от
нас и вследствие больших расходов не связано с нами даже дипкурьерской службой, не может ни информироваться о наших делах, ни информировать нас о мексиканских делах».
Макар стремился установить хорошие контакты с американским послом Морроу, так как одной из основных задач, поставленных перед ним и Чичериным лично Сталиным, было скорейшее установление дипломатических отношений между СССР и США. Это и был тот «вопрос», о котором Макар хотел бы поговорить с Морроу больше всего. Ходили слухи, что Морроу был сторонником признания СССР и после Мексики хотел стать первым американским послом в Москве. Макар сообщал в Москву, что в американских СМИ муссируется вопрос и о назначении Морроу госсекретарем после президентских выборов 1928 года в США.
Мексикано-американские отношения начала 1928 года Макар оценивал так: «Что не могло не поразить всякого вновь приехавшего в то время в Мексику, так это прямо-таки рабское отношение к северному «брату», которое я не могу иначе характеризовать как заглядыванье в глаза Вашингтону и особенно его представителю здесь Морроу».611
Советский полпред высоко оценивал мастерство американского дипломата: «Надо признать, что Морроу проделал здесь весьма успешную работу. Достаточно сказать, что за всю историю Мексики это первый представитель Соединенных Штатов, который сумел понравиться мексиканскому населению, да еще в такой большой степени. С его приездом прекратилась политика высокомерия и раздражения. И началась политика сглаживания и улаживания основных острых вопросов - нефти, долгов, земельного и религиозного. Для этого, конечно, Североамериканским Штатам придется отказаться от своей дотоле неприемлемой волчьей позиции, и нет сомнения, что Морроу перед отъездом сюда заручился согласием финансовых групп, с которыми тесно связан, быть может, в ущерб промышленной, слишком уж алчной - специально нефтяной - группе; вероятно, в этом споре промышленного и банковского капитала победил последний. Не нужно, однако, преувеличивать возможные уступки американцев».612
Но вернемся к внутриполитическим достижениям Кальеса. Став президентом, он объявил о намерении своей администрации коренным образом модернизировать транспортную инфраструктуру страны. Успех здесь тоже был в лучшем случае переменным. За годы правления Кальеса удалось построить железную дорогу, которая связала родной штат президента со столицей, что опять же помогло активному бизнесмену Обрегону.
Но главной задачей Кальес считал развитие сети автодорог, которых в Мексике просто не существовало. Он объявил, что за четыре года его пребывания у власти будет проложено 10 тысяч километров дорог с твердым покрытием. Финансировать их планировалось за счет налога на бензин. Естественно, первоначально нужно было построить участок между столицей и главным портом страны - Веракрусом. 19 сентября 1926 года был введен в строй участок Мехико - Пуэбла протяженностью 135 километров.613В это же время строилось шоссе от американской границы (город Нуэво-Ларедо) к центру страны - как часть панамериканской автострады. Осенью 1927 года был сдан отрезок Мехико - Акапулько длиной в 462 километра. Всего с 1924-й по 1928 год построили 700 километров автодорог - явно меньше заявленной президентом цифры. Но и автомашин в стране было немного - в 1925 году 53 тысячи, которые поглощали 35 миллионов галлонов бензина. Автомобиль при Кальесе все еще оставался роскошью, а не средством передвижения.
Технократ Кальес прекрасно сознавал важность ирригации для сельского хозяйства Мексики, большая часть территории которой была довольно засушливой. Без ирригации не имела большого смысла аграрная реформа - по крайней мере, в ряде регионов вести сельское хозяйство без искусственного орошения было невозможно. В январе 1926 года вышел федеральный закон об ирригации. Помимо агротехнического смысла у закона был и явный политический подтекст. Орошать земли планировалось прежде всего для размещения на них колоний иностранных переселенцев, которые должны были научить «отсталых» мексиканцев прогрессивным методам ведения сельского хозяйства. Такая политика была не нова - к ней активно прибегал еще диктатор Диас. Сам метис, он тоже придерживался весьма невысокого мнения о коренном населении собственной страны. Что касается мексиканцев, то Кальес в первую очередь предполагал наделять новыми орошаемыми участками фермеров, а не общины, которые и он считал пережитком индейской старины.
Как обычно, Кальес создал для реализации проектов специальный государственный орган - Национальную комиссию по ирригации - и пригласил приехать в Мексику европейских поселенцев, прежде всего из Венгрии, Польши и Италии. Он учитывал, что именно из этих европейских государств из-за плохого состояния экономики и наличия диктаторских полуфашистских и фашистских режимов и так шла массовая эмиграция - например в США и Канаду. До 1928 года правительство потратило на строительство дамб и водохранилищ 28 миллионов песо. Однако никакой массовой колонизации (ни внутренней, ни внешней) пустых засушливых земель так и не произошло. Ни Столыпин, ни Кальес видимо, не могли понять главного -крестьяне хотели трудиться на земле предков, а не подвергать свои семьи риску экономического краха на новом месте.
Биография Кальеса во многом объясняет то внимание, которое он как президент уделял народному образованию. Кальес был не согласен с концепцией Васконселоса, который развивал в школьной программе прежде всего гуманитарные науки. По Кальесу, сельские школы должны были давать практические навыки, необходимые в повседневной действительности. Но главное - школе надлежало стать центром общественной жизни деревни или поселка, учить крестьян личной гигиене, спорту и активному участию в делах общины. Словом, Кальес видел в школе инструмент воспитания нового гражданина новой Мексики. Президент говорил: «Сельская школа должна стать центром социальной активности на благо общества, удаленной от выборной политики и личных политических связей... и новые знания, которые приобретают учащиеся, должны открыть им новые горизонты лучшей жизни путем приобретения практических и духовных навыков, повышающих их экономические способности».614 Таким образом, вместо радикальных преобразований системы собственности на селе Кальес хотел улучшить жизнь нищего сельского населения за счет образования - очень широко распространенное в мировой истории заблуждение. Никакие навыки не улучшат жизнь малоземельного крестьянина, не имеющего собственной тягловой силы. Знание севооборота тоже не поможет купить вместо деревянной сохи железный плуг.
Неудивительно, что и в той сфере преобразований, в которой президент с полным основанием считал себя специалистом, Кальесу не удалось добиться поставленных целей. Технократизм и слепое преклонение перед «цивилизованными» странами приводили подчас к абсурдным результатам. Так, например, индейцев учили заимствованной из Европы технике вышивания, хотя в Мексике столетиями существовали собственные богатые традиции этого ремесла. Популярный при Кальесе новатор образования, протестантский пастор Моизес Саенс, как и финансовый реформатор Морин, сваливал неудачи реформы образования на вековые отсталые привычки мексиканцев: «Жизнь по-прежнему течет в устоявшемся русле. Слабое влияние школы теряется в глубинах подсознания (населения)».615
В столице при Кальесе были открыты первые учреждения профессионального образования (что-то вроде техникумов). Впервые в стране зазвучали радиопередачи с уроками по всем дисциплинам (и тут прослеживается влияние технократизма - новые технические средства должны были заменить социальные преобразования). Открылся в столице и Дом учащегося-индейца, куда направили со всей страны 200 коренных жителей, не знавших испанского языка. Индейцев не учили собственной весьма оригинальной и богатой культуре, а стремились ассимилировать, сделав, по сути, испанцами.
Кальес в публичных заявлениях и не скрывал своего пренебрежительного отношения к коренному населению. Но справедливости ради отметим, что такое отношение разделяло большинство белого населения Мексики. «То, что я предлагаю, - это дать индейцу возможность превратиться в настоящего человека». Видимо, по мнению президента, без обучения индейцы настоящими людьми не являлись. Никакой популярности среди коренного населения учебное заведение для индейцев так и не приобрело, что и привело к его закрытию в 1932 году.