Относительно мотивов самого Обрегона, побудивших его идти против основного постулата революции и добиваться переизбрания, существует несколько версий. Сам Обрегон говорил, что не считает генерала Серрано достойным высшего поста в государстве: «Я отправил его в Европу избавляться от старых пороков, а он привез оттуда новые». Но такое объяснение вряд ли можно принять всерьез - помимо Серрано можно было бы найти и другого генерала, подходящего и преданного. Например, того же Амаро.
У американского посла в Мехико Шеффилда была более убедительная версия, полученная им непосредственно от Обрегона. После ухода с поста президента в 1924 году Обрегон возобновил свой бизнес по продаже нута за границу. Его кооперативу помогли государственные кредиты на 2 миллиона песо. За государственный счет была построена железнодорожная ветка от ранчо Обрегона к тихоокеанскому порту.
Но весь этот протекционизм не помог бывшему президенту добиться преуспевания в делах. Ряд стран, в том числе Испания, ввели высокие пошлины против мексиканского экспорта. К тому же сам Обрегон придерживал большие запасы продукции в надежде на рост мировых цен, которые упорно не желали расти. Все это привело его на грань банкротства. Но если долги мексиканским государственным банкам Обрегон погашать и не собирался, то его долги американской компании «Грейс и Ко» были куда более серьезным делом. 31 мая 1927 года Шеффилд сообщил в Вашингтон: в беседе с представителем крупной американской компании «Уэллс Фарго» Обрегон прямо заявил, «что он будет разорен в финансовом смысле, если президентом станет тот, кто недоброжелательно относится к нему и его политике».
Американский консул в Масатлане (именно через этот порт шли экспортные операции Обрегона) сообщал о своей конфиденциальной беседе с губернатором штата Синалоа: «Все более и более проявляется жажда Обрегона к деньгам и влиянию... Все знают, что его власть позволяет ему воздвигать воздушные замки, чтобы стать индустриальным владыкой западного побережья (Обрегон фактически заставлял местных бизнесменов и государство финансировать его сомнительные проекты - прим, автора). Если бы были реализованы все его заявленные проекты, то это означало бы осуществление невозможного, если учесть его слабую финансовую базу, его неспособность получать нормальные кредиты и его общий недостаток предпринимательских способностей. Он, однако, оказывает наибольшее, может быть, даже абсолютное, влияние на мексиканское правительство. Часто его величают королем...»667
Уже упоминалось, что Обрегон использовал свое влияние в Мехико для фактической экспроприации у яки их плодородных и орошаемых земель в долине Кахеме, которая была «защищена» от индейцев федеральной армией. На момент смерти Обрегона только его компании (а у бывшего президента были и другие фирмы) в этой долине принадлежало 33 тысячи акров земли.
Обрегон занимался агробизнесом - выращиванием и продажей пшеницы, помидоров и нута - еще до революции и к 1910 году имел 180 гектаров сельскохозяйственных земель. С раннего детства он пристрастился к технике и даже изобрел сеялку для нута, которую продавал окрестным фермерам. Революция тоже не помешала Обрегону заниматься коммерцией. В 1912 году он создал сельскохозяйственную фирму, в которую внес в качества вклада 41 га своих земель. Уже упоминалось, что Обрегон в 1917-1920 годах подмял под себя практически весь экспорт мексиканского нута, но падение цен на этот товар после окончания Первой мировой войны фактически разорило его.
После окончания срока президентских полномочий Обрегон взялся за коммерцию с удвоенной энергией. В 1925 году его посетил на ранчо посол Японии перед отъездом на родину. Обрегон был в рабочей одежде и как раз занимался ремонтом техники.
«Ваше превосходительство, я с трудом узнал вас, так как вы переоделись», - сказал посол. Обрегон ответил: «Нет, Ваше превосходительство, я не переоделся, это моя обычная одежда, переодетым вы видели меня в президентском дворце».
В сентябре 1925 года генерал основал фирму «Альваро Обрегон и партнеры», став ее ведущим акционером и президентом. Эта фирма уже не занималась сельскохозяйственным производством, а вела торгово-посредническую деятельность. Она имела офисы не только в Соноре, но и в Мехико и Пуэбле, а в 1926 году учредила кооператив по сбыту горюче-смазочных материалов. Примечательно, что этот кооператив был официальным дилером американской нефтяной компании «Калифорния Стандард Ойл». Кроме того, в империю Обрегона входили мукомольные, хлопкобрабатывающие компании и завод по производству сахара.
Свои занятия Обрегон обосновывал с присущим ему чувством юмора: мол, в его возрасте уже трудно привлекать внимание молодых дам, поэтому приходится иметь много денег, красивых лошадей и роскошных автомобилей.
Обрегон очень активно использовал в коммерческих целях политическое влияние. Так, например, по его просьбе была национализирована американская компания «Ричардсон», у которой Обрегон быстро скупил земли в районе поселений индейцев яки. В 1925 году 11 друзей Обрегона просто выдали ему в качестве подарка каждый по три тысячи песо. Но еще более крупные подарки делал федеральный бюджет: Обрегон получил из казны в виде кредитов 300 тысяч долларов (то есть 600 тысяч песо), причем половину этой суммы нашло мексиканское генеральное консульство в Нью-Йорке. В 1926 году Обрегон прогарантировал взятый американцем Томасом Робинсоном Берсом кредит в Национальном банке аграрного кредита в объеме 145 тысяч долларов. При этом Обрегон так и не погасил свой долг перед американской фирмой «Грейс», которой сбывалнутв 1918-1920 годах.
Бизнес Обрегона по продаже горюче-смазочных материалов не задался, так как в 1926 году началось быстрое падение мировых цен на нефть.
Мукомольный бизнес страдал из-за небывалой засухи в Соноре, штате производившем 13-15% всей мексиканской пшеницы. Таким образом, к 1927 году Обрегон был на грани банкротства, причем основной частью его долговых обязательств владели американцы. Именно поэтому США считали Обрегона наиболее подходящей и управляемой кандидатурой на пост главы Мексики.
Помимо чисто финансовых соображений для переизбрания у Обрегона были и политические. Крайне недовольный доминированием КРОМ в правительстве, он полагал, что Кальес в секретном соглашении от 29 ноября 1924 года договорился с Моронесом передать последнему президентское кресло в 1928 году. Недовольство КРОМ Обрегон, кандидат армии, испытывал и потому, что Кальес, сокращая войска (к 1927 году до 55 тысяч), в то же время вооружал активистов КРОМ. Обрегон видел в этом создание альтернативных вооруженных сил, с помощью которых Кальес и Моронес хотят оттеснить армию от власти.
Будучи осторожным прагматиком, Обрегон исподволь, уже начиная с 1925 года, через прессу готовил общественное мнение к изменению основного постулата революции - запрета на переизбрание президента на новый срок. Адвокат Мануэль Калеро (кстати, видный деятель времен диктатора Диаса) начал активно обосновывать, что статья 82 Конституции запрещает переизбрание только действующему главе государства.315 Однако на первых порах эта точка зрения успехом не пользовалась. Еще в 1925 году Кальес громогласно заявил: «Я как настоящий революционер, не являюсь сторонником переизбрания президента, как это предлагают некоторые депутаты и сенаторы».
Обрегон умело воспользовался начавшейся борьбой государства против церкви, чтобы и самому прозондировать общественное мнение относительно своей кандидатуры. 1 марта 1926 года он заявил, что постоянно подвергается «атакам реакционных каррансистов» и «консервативной партии», -как и в 1920 году, имея в виду не конкретную партию, а все контрреволюционные силы. Если эти атаки не прекратятся, сказал Обрегон, ему, возможно, придется вернуться в политику.
Осенью 1926 года, когда Лига защиты религиозной свободы перешла к бойкоту правительства и уже начались первые вооруженные стычки мятежников «кристерос» с армией и аграристами, Обрегон решил, что настало время менять Конституцию. На фоне крайнего осложнения внутриполитического положения страны он готовился предстать перед населением как спаситель и гарант гражданского мира. Кальес отправил депутата Гонсало Санчеса в Сонору с письмом Обрегону от «мельника с Севера». Этот псев-
| Серрано и Обрегон: еще друзья |
доним президент избрал себе в память о временах, когда управлял мельницей - как мы помним, безуспешно. Санчес должен был окончательно узнать планы Обрегона и сообщить тому, что в случае переизбрания необходимо будет менять Конституцию.316
Возможно, Кальес надеялся, что перспектива провала конституционных поправок в Конгрессе (год назад, как упоминалось, такое уже произошло) удержит Обрегона от вступления в президентскую гонку. Однако тот велел Санчесу передать «мельнику», что готов на изменение основного закона, если Кальес считает это необходимым, и поручил гонцу внести в палату депутатов соответствующий законопроект. 18 октября 1926 года Санчес так и поступил. Уже через два дня 99% депутатов одобрили поправки. 19 ноября Сенат единогласно поддержал своих коллег из нижней палаты.
Каждому в стране было ясно - Обрегон собирается стать следующим президентом. В особенно двусмысленном положении оказался Серрано, которого к тому времени многие считали ставленником Обрегона на предстоящих президентских выборах. Когда генерал в 1926 году вернулся из
Европы, Кальес предложил ему пост министра внутренних дел. Это означало - Серрано придется взять под свою ответственность жестокое подавление мятежа «кристерос», что могло бы самым серьезным образом подорвать его популярность в стране. Разгадав маневр Кальеса, Серрано отказался и занял пост губернатора столичного федерального округа, который позволял ему наладить необходимые политические связи в Мехико.
24 марта 1927 года Обрегон прибыл в столицу и ответил на вопросы прессы о своей возможной кандидатуре весьма двусмысленно: противники переизбрания уже сомкнули против него ряды, теперь ответ за ним самим. Через несколько дней после этого заявления Серрано явился к Кальесу, чтобы заручиться его поддержкой в борьбе за пост президента. В соответствии с Конституцией он, Серрано, готов сложить с себя полномочия губернатора столицы, чтобы включиться в предвыборную кампанию. Однако Кальес порекомендовал Серрано сначала посоветоваться с Обрегоном, что тот и сделал, отправившись в Сонору.