В мае 1929 года, когда лидер мексиканских коммунистов Сикейрос находился в Уругвае и Аргентине на встречах латиноамериканских компартий и профсоюзов, правительство Мексики перешло к планомерным действиям по ликвидации компартии. 14 мая в штате Дуранго без суда и следствия по законам военного времени были расстреляны коммунисты Хосе Гуадалупе Родригес и Сальвадор Гомес. Они возглавляли крестьянский отряд, боровшийся против мятежников. Приказ о расстреле 13 мая отдал лично военный министр Кальес. Коммунистам инкриминировался смехотворный по мексиканским реалиям деликт – якобы для боевых действий они реквизировали нескольких лошадей на одной из асиенд. Однако такими реквизициями в ходе мексиканской революции занимались все – от Обрегона и самого Кальеса до Панчо Вильи.
В докладе Портесу Хилю расстрелявший коммунистов начальник военных операций в этой зоне Мадинавейтия сообщал также, что Гуадалупе Родригес и Гомес тайно занимались скупкой оружия у местных властей и вели подрывную пропаганду против существующего государственного строя.
Характерно, что при этом Портес Хиль гарантировал амнистию практически всем сдавшимся в плен генералам и офицерам мятежников, против которых и воевал отряд Гуадалупе Родригеса.
Неудивительно, что конференция латиноамериканских компартий осудила это преступление мексиканских властей. Сикейрос послал из Уругвая телеграмму протеста Кальесу, адресованную ему, «где бы он ни находился»[120]. Гуадалупе Родригеса знали и в Москве, куда он был приглашен в составе мексиканской делегации на празднование 10-летия Октябрьской революции. Поэтому 21 мая 1929 года «Правда» опубликовала материал «Мексиканское правительство выслуживается перед помещиками»[121]. В газете совершенно верно отмечалось, что в случае с Гуадалупе Родригесом речь идет об оружии, «розданном крестьянам для отражения нападения реакционных генералов против правительства». Гомес был к тому же одним из лидеров абсолютно легальной и созданной при поддержке властей Национальной крестьянской лиги. Компартия Мексики призвала все крестьянские отряды не сдавать оружие и оказывать сопротивление властям.
24 мая 1929 года «Правда» напечатала некролог о Гуадалупе Родригесе, написанный бывшим полпредом СССР в Мексике Станиславом Пестковским под псевдонимом Вольский. В статье справедливо отмечалось, что во время мятежа штат Дуранго оказался во власти реакционных путчистов и Гуадалупе Родригес отправился туда, чтобы с риском для жизни организовать партизанские отряды. Он «разоружил значительное количество белых банд, отнял у них лошадей и оружие. На лошадях ставили советское клеймо: серп и молот. Своей деятельностью он значительно способствовал победе правительственных войск над восставшими. Но когда восстание было подавлено, и в штате Дуранго была восстановлена «законная власть», помещики пожаловались ей на «притеснения» товарища Родригеса, и вот «революционное правительство», которое призвало крестьян на борьбу с контрреволюцией… арестует по наущению… помещиков товарища Родригеса и выдвигает против него нелепое обвинение в «незаконном присвоении правительственного оружия». Товарищ Родригес предстал перед военным судом, и… его расстреляли, несмотря на заслуги в борьбе против врагов правительства… Изменнически пролитая кровь товарища Родригеса не пропадет даром. Она убедит мексиканское крестьянство в том, что лишь революционная борьба масс не только против помещиков и империалистов, но и против всех правительств, именующих себя революционными, а на деле агентов крупных землевладельцев и иностранных капиталистов, борьба за подлинное рабоче-крестьянское правительство освободит окончательно крестьян Мексики от помещичьего ига»[122].
Многие коммунистические партии в различных странах протестовали против убийства Гуадалупе Родригеса и Гомеса. Демонстрации перед мексиканскими посольствами состоялись в Стокгольме, Амстердаме, Монтевидео, Буэнос-Айресе и других городах. В некоторых случаях демонстранты швыряли в здания, где располагались дипмиссии, камни. Портес Хиль, осуждая демонстрации в своих воспоминаниях, почему-то не упоминает, в связи с чем они состоялись.
20 июня 1929 года правительство Мексики заявило о запрете компартии и объявило ее распущенной. Был закрыт центральный орган КПМ газета «Эль Мачете». 26 июня 1929 года «Правда» писала жирным шрифтом, что «жизнь видных мексиканских коммунистов в опасности»[123]. Всех иностранцев, уличенных в связи с компартией, высылали из Мексики. В это же время при поддержке властей активисты КРОМ напали на рабочих в некоторых городах штата Пуэбла. В столкновениях погибли 4 человека, полиция арестовала 28 рабочих.
13 июля 1929 года с жестким заявлением, касающимся Мексики, выступил Исполком Коминтерна (ИККИ) – высший руководящий орган всемирного объединения компартий. Было осуждено убийство Гуадалупе Родригеса «фашистским» режимом Портеса Хиля. Воззвание Коминтерна призывало мексиканских рабочих сплачиваться вокруг компартии, а крестьян – не отдавать оружие эксплуататорам, которые используют его, чтобы «сокрушить» их[124]. Конечно, характеристика режима Портеса Хиля как фашистского является явным преувеличением, однако сама реакция Коминтерна на убийство без суда своих соратников представляется более чем естественной.
Заявление Коминтерна почему-то привело к протесту мексиканского правительства, поданному НКИД СССР. В ноте посольства Мексики в Москве от 20 июля 1929 года говорилось о нападках, которым подвергалась Мексика в советской печати на протяжении «примерно трех месяцев» «как в редакционных статьях, так и в информациях, публиковавшихся в органах официальной и полуофициальной прессы Советского Союза. Манифест Коммунистического Интернационала против моего правительства, опубликованный в «Правде» 13-го числа текущего месяца, помимо многочисленных неточностей и клеветы, содержит концепции, которые роняют честь и достоинство Мексики»[125]. В ноте содержалось предложение, чтобы комиссия из СССР посетила Мексику для ознакомления на месте с ситуацией в стране.
В Москве явно не хотели обострения советско-мексиканских отношений. Мексиканского посла Сильву Эрцога принял заместитель наркома иностранных дел Карахан и дал логичные с точки зрения международного права разъяснения: правительство СССР не отвечает за заявления общественной международной организации, пусть и со штаб-квартирой в Москве. СССР не хочет, чтобы полемика в печати отразилась на межгосударственных отношениях.
Сильва Эрцог, однако, настаивал на письменном ответе, который получил 26 октября 1929 года в виде ноты. В ней, в частности, говорилось: «Могу лишь подтвердить, что Союзное Правительство, как и всякое другое правительство, не может считать себя ответственным за содержание статей, заметок и сообщений в органах печати. Союзное Правительство со своей стороны не склонно считать антисоветские статьи и заметки в мексиканских органах печати выражением взглядов и чувств мексиканского правительства»[126]. «Упоминание в Вашей ноте Манифеста Коммунистического Интернационала не может не вызвать серьезного изумления. Вам, господин Посланник, небезызвестно, что Коммунистический Интернационал является совершенно самостоятельной, независимой от каких бы то ни было правительств и государств, международной организацией, руководимой представителями коммунистических партий почти всех стран мира. Действия этой организации не имеют отношения к Союзному Правительству и ни в коем случае не могут служить предметом для переписки с Н.К.И.Д.»[127].
В своих мемуарах Портес Хиль совершенно безосновательно обвинял советского полпреда в Мексике Макара во вмешательстве во внутренние дела страны. К тому же, в отличие от своей предшественницы Коллонтай, Макар был, мол, человеком «малокультурным» и не стремился понять традиции и обычаи Мексики. Эти голословные утверждения Портеса Хиля не выдерживают никакой проверки фактами.
Александр Михайлович Макар был журналистом и, как показывают его докладные записки в центр, блестяще владел слогом. Имея опыт дипломатической работы в Италии, он уже перед приездом в Мехико знал немецкий, французский, английский языки, латынь и греческий. В Мексике он сразу же взялся за испанский и уже 3 сентября 1928 года перед показом в полпредстве фильма «Октябрь» произнес на нем вступительное слово, что с удовлетворением отметила отнюдь не левая мексиканская газета «Эль Универсаль»[128]. Никто из европейских дипломатов да и тот же Морроу знанием языка страны пребывания не блистал.
Кстати, 18 февраля 1929 года советское полпредство посетил Портес Хиль, что было единственным случаем такого рода – обычно в иностранные посольства президент страны не ходил. Что касается стремления познать традиции Мексики, то за себя говорит факт присвоения Макару 13 августа 1929 года звания почетного члена мексиканского географического и статистического общества. В в декабре того же года Макар прочел в обществе лекцию на испанском языке об экономике СССР. «Уважаемый дипломат сделал интереснейшее сообщение, – писала газета «Эксельсиор»[129].
Наиболее красноречиво об авторитете Макара в Мехико свидетельствует тот факт, что 7 ноября 1929 года на прием по случаю очередной годовщины Октябрьской революции в советское полпредство пришли 7 министров правительства, а также кандидат на пост президента от НРП Ортис Рубио. Таким вниманием не могло похвастаться ни одно посольство в Мехико.