[179] Помимо этого он занимался контрабандой алкоголя в США, где был сухой закон, контролировал проституцию и игорный бизнес, опять же предназначенные в основном для американских туристов. По сути, Канту постепенно превращал Нижнюю Калифорнию в американский штат,[180] что и вызывало в Вашингтоне желание просто купить эту территорию и узаконить фактическое положение дел.
Де ла Уэрта, Обреон и Кальес решили положить конец правлению американской марионетки и в июле 1920 года направили в Нижнюю Калифорнию морем несколько тысяч солдат. Канту призвал население штата к сопротивлению, а американские бизнесмены в штате немедленно обратились в государственный департамент США с требованием прекратить кровопролитие, то есть воспрепятствовать вторжению федеральных сил.[181] На стороне Канту даже воевали два американских пилота, формально числившиеся гражданскими инструкторами.[182] Однако госдепартамент ответил отказом на просьбу Канту о закупке оружия – позиции центрального праивтельства после подавления мятежа Гонсалеса были явно сильнее, и в Вашингтоне решили не рисковать (хотя и де ла Уэрте американцы оружия не поставляли). 31 июля американский временный поверенный в Мехико предостерег правительство де ла Уэрты, что США не потерпят причинения ущерба американской собственности в Нижней Калифорнии.[183] Министр иностранных дел Каварубиас обещал этого не допускать.
18 августа 1920 года Канту сложил с себя полномочия губернатора и бежал в американскую Калифорнию. Там он купил ранчо, на котором ковбоями работали его бывшие солдаты. Позднее Канту вернулся в Мехико и даже представлял Нижнюю Калифорнию в Конгрессе. Он скончался в 1966 году.
После установления контроля над Нижней Калифорнией вся мексиканская территория впервые с 1910 года оказалась под властью центрального првительства. Теперь де ла Уэрта мог сосредоточиться на внутренних проблемах страны.
По отношению к рабочему движению де ла Уэрта проводил ту же политику, что и Карранса. Локальные стачки с экономическими требованиями разрешались правительством, и часто государственный арбитраж принимал решения в пользу рабочих. Однако все забастовки на стратегических объектах (транспорт, горнодобываюшая сфера) подавлялись с помощью армии. Правительству активно содействовал в этом КРОМ, лидер которого Моронес получил крайне важный пост, став директором государственных военных заводов. Губернатором столичного округа был назначен генеральный секретарь КРОМ Селестино Гаска, что вызвало протесты тамошних предпринимателей.
Надо сказать, что президентство де ла Уэрты характеризовалось мощным подъемом забастовочного движения. Всего за 6 месяцев было зарегистрировано 195 забастовок, в которых участвовали 205 тысяч рабочих.[184] Особенно активными были текстильщики (87 тысяч), железнодорожники (26,5 тысячи) и горняки (23 тысячи). Пик стачечного движения пришелся на октябрь 1920 года, когда бастовали 55 тысяч человек. 26-28 октября Мексику даже охватило некое подобие общенациональной забастовки: докеров Веракруса поддержали текстильщики Мехико, Пуэблы, Коауилы и Тласкалы. Рост забастовочного движения объяснялся общемировым изменением политической ситуации вследствие победы русской революции. Рабочие лидеры, особенно в Веракрусе, старались подражать большевикам, и стачки становились все упорнее, а их требования – все радикальнее.
Де ла Уэрта неоднократно заявлял, что является сторонником принятия Конгрессом общефедерального трудового законодательства, и требовал от сената ускорить работу над этим законопроектом.[185] При разрешении трудовых конфликтов правительство де ла Уэрты старалось по возможности не применять силу, что отличало его от администрации Каррансы. Де ла Уэрта дал военному министру указание, чтобы армия одинаково защищала и рабочих, и хозяев. До этого военные чаще вставали на сторону предпринимателей. В своей президентской администрации де ла Уэрта создал Департамент труда и социального обеспечения во главе с одним из лидеров КРОМ Эдуардо Монедой. Департамент в случае возникновения забастовок посылал на места своих представителей для посредничества в разрешении трудовых споров. Де ла Уэрта требовал, чтобы департамент сохранял максимальную равноудаленность.
КРОМ с оглядкой на особое расположение к нему нового режима пытался завоевать и ключевые политические позиции в мексиканском парламенте, однако Рабочая партия (политическое крыло КРОМ) потерпела чувствительное поражение на выборах в Конгресс в августе 1920 года. Моронес и его группа увидели в этом «неблагодарность» Обрегона и решили ответить мощной манифестацией своих сил – на 26 сентября 1920 года в Мехико была запланирована многотысячная демонстрация под лозунгами борьбы с дороговизной и немедленного претворения в жизнь «рабочей» статьи 123 Конституции.
Де ла Уэрта не обманывался насчет мнимой оппозиционности КРОМ, однако не исключал, что за манифестацией может стоять сам Обрегон, только что выигравший президентские выборы. Таким образом, новый президент хотел опереться на рабочих, если бы вдруг проиграл выборы. Митинг проходил под лозунгами «Да здравствует Ленин!», «Смерть мексиканскому капиталу!». Лидеры КРОМ призывали собравшихся следовать примеру большевиков.[186] Демонстранты намеревались передать петицию де ла Уэрте и в Палату депутатов Конгресса, однако звучали и призывы взорвать президентский дворец и разгромить Сенат, который медлил с принятием трудового кодекса. Манифестанты ворвались во двор Национального дворца, и один из лидеров «группы действия» КРОМ водрузил на президентском балконе черно-красный флаг КРОМ. Один из лидеров КРОМ, Каррильо Пуэрто призывал собравшихся громить магазины, владельцы которых придерживают продукты в надежде на рост цен, причем такие действия объявлялись истинно ревоюционными и большевистскими.
Однако кромисты явно перегнули палку, и Обрегон осудил их действия как препятствующие нормальному функционированию исполнительной власти. Лидеров КРОМ (Моронеса, Каррильо Пуэрто и Монеду) пригласил на беседу де ла Уэрта и упрекал их, в целом справедливо, в том, что столь провокационные действия только мешают делу борьбы пролетарита за свои права. Тем более что сам временный президент уже подготовил проект федерального трудового кодекса, чего от него требовали манифестанты, передав его на рассмотрение в Конгресс. Так что КРОМ ломился в открытые ворота.
Де ла Уэрта прекрасно понимал истинную цену показному радикализму лидеров КРОМ, желавших на волне рабочего негодования прибрать к рукам еще больше хорошо оплачиваемых правительственных должностей. Поэтому он старался осторожно наладить контакты с другой общенациональной рабочей организацией – Всеобщей конфедерацией труда (ВКТ), которая была особенно сильна среди железнодорожников и трамвайщиков. В то время ВКТ еще не откатилась полностью на позиции дикого анархизма и стояла на классовой линии, симпатизируя Советской России, причем, в отличие от КРОМ, не только на словах. В ВКТ де ла Уэрта видел противовес КРОМ, который поддерживал Обрегона и Кальеса. Лидеров КРОМ он не любил за беспринципность и включил их в правительство лишь под давлением Обрегона. Позднее, в 1921 и 1923 годах, будучи министром финансов, де ла Уэрта служил посредником от федерального правительства во время забастовок трамвайщиков и железнодорожников под знаменами ВКТ, против которых Обрегон не стеснялся применять войска. Когда железнодорожники, упорно отказывавшиеся войти в КРОМ, организовали стачку, де ла Уэрта поддержал их требования и высказался за снятие директора федеральных железных дорог.
С оглядкой на охваченные антикоммунистической истерией США де ла Уэрта неоднократно заявлял о своей готовности раздавить коммунизм в Мексике. Коммунисты стали пользоваться большим влиянием в независимых профсоюзах Мехико и Веракруса, что никак не устраивало Моронеса. К тому же они, как правило, проводили стачки под политическими лозунгами и призывали к всеобщей забастовке.
Однако ситуация в коммунистическом движении Мексики того периода была крайне запутанной.
Большинство мексиканских коммунистов вышли из рядов анархо-синдикалистов и остались ими по своей идейной сути. С произведениями классиков марксизма в Мексике был мало кто знаком, тем более что «Капитал» Маркса перевели на испанский язык только в 1921 году. Например, один из будущих лидеров компартии Мексики столичный рабочий Хосе Аллен так определял свое политическое кредо, выступая на одном из митингов 1918 году: «Я не знаю, что означает русское слово «большевик», но если быть голодным означает быть большевиком, то мы – большевики. Что же касается коммунизма, то давно известно, что он принесет спасение не только трудящимся, но и всему человечеству».[187]
Быть коммунистом для многих радикально настроенных рабочих тогда означало ежедневно бороться с правительством любыми методами. От классических анархистов новоиспеченные коммунисты отличались только славословиями в адрес Советской России и призывами установить в Мексике «диктатуру пролетариата» и «советскую власть» (печатный орган одной из коммунистических групп назывался «Эль Совьет»), хотя само слово «диктатура» вызывало негативные эмоции у мексиканского населения, помнившего Порфирио Диаса.
Осложняло положение в коммунистическом движении Мексики и активное, причем не всегда положительное влияние на него американских пацифистов, бежавших из США после вступления Америки в Первую мировую войну. Американцев вообще считали в Мексике носителями прогресса, поэтому путаные и полчас неадекватные лозунги политических эмигрантов с севера вызывали уважение мексиканских рабочих. В то же время засилье среди истинных и самозваных коммунистов иностранцев давало правительству аргументы в пропаганде против коммунизма как иностранной идеологии, якобы чуждой мексиканскому самосознанию.