Политические партии страны участвовали в федеральных парламентских выборах на основе принятого при Каррансе 2 июля 1918 года избирательного закона. Для того чтобы участвовать в голосовании, партии должны были иметь как минимум 100 учредителей, руководящий орган и политическую программу. В названии партии не должно было быть ничего религиозного.[225]
На выборах в Конгресс в 1920 году новая власть поддержала прежде всего кандидатов Либерально-конституционалистской партии, которая еще в 1919 году первой одобрила кандидатуру Обрегона. Дали пройти в парламент и небольшому количеству аграристов[226] и лабористов.[227] Однако мексиканский Конгресс традиционно был настроен критически по отношению к исполнительной власти, и к 1922 году отношения либеральных конституционалистов и Обрегона испортились.
В конце 1921 года 90 депутатов Конгресса от партии либеральных конституционалистов внесли законопроект о коренной реформе системы власти в Мексике. Президента теперь должен был выбирать Конгресс, а не население. Глава государства уже не мог, как раньше, произвольно распустить палату депутатов. Отныне это могло произойти лишь с согласия Сената. Министров тоже должна была назначать нижняя палата Конгресса, выбирая одного кандидата из трех, предложенных президентом.[228] Фактически согласно этому законопроекту Мексика превращалась в парламентскую республику. Обрегону с помощью лабористов и аграристов удалось «замотать» законопроект в комиссиях Конгресса. В свою очередь, для того чтобы отомстить Обрегону и лабористам, либеральные конституционалисты заблокировали в Конгрессе принятие внесенного Обрегоном федерального рабочего законодательства. Характерно, что из-за неприязни к КРОМ против рабочего законодательства проголосовали и аграристы. Союз Обрегона с Либерально-конституционалистской партией, таким образом, распался.
Не устраивал Обрегона и радикальный национализм большинства депутатов Конгресса, который мог стать препятствием на пути нормализации отношений с США. Тем более что на горизонте уже маячили следующие президентские выборы, и Обрегон не мог позволить себе иметь оппозиционный парламент.
Поэтому на выборах в Конгресс 1922 года правительство, во-первых, попыталось расколоть либеральных конституционалистов, а во-вторых, сделало помимо аграристов и лабористов ставку на Национальную кооперативистскую партию, превратив ее в квазиправящую.[229] Однако потеря либеральными конституционалистами парламентского большинства в 1922 году не сильно изменила критический настрой депутатов. Сама же Либерально-конституционалистская партия, потеряв доходные места в ведущих постоянных парламентских комитетах, начала быстро распадаться.
Перед выборами в Конгресс лабористы, агараристы, кооперативисты и Социалистическая партия Юго-Востока[230] образовали проправительственный предвыборный блок – Национально-революционную конфедерацию, чтобы объединенными усилиями не допустить нового доминирования либеральных конституционалистов в Конгрессе. В новом составе Конгресса большинство мест было уже у кооперативистов (абсолютное в нижней палате и относительное – в Сенате). Характерно, что Обрегон не дал получить большинство своим самым активным союзникам – аграристам и лабористам. Президент полагал, что только образованные слои общества должны реально управлять Мексикой. Рабочим и крестьянам он отводил роль «массовки» на внепарламентской сцене.
Все эти маневры ничем не отличались от политики Каррансы. А сами проправительственные партии рассматривались Обрегоном только как инструмент контроля гражданской части политически активного населения.
У оппозиционных партий (типа Коммунистической) фактически не было никакой свободы деятельности, если только они не соглашались перейти в правительственный лагерь. Например, в августе 1921 года министр внутренних дел Кальес лично вопрепятствовал принятию резолюции о присоединении к Коминтерну социалистов Юкатана.
Коммунисты никак не поддавались дрессировке, потому что имели собственную идеологию и не стремились любой ценой занять теплые места в правительственном аппарате. Коминтерн ориентировал партию на превращение мексиканской буржуазной революции в пролетарскую. Коммунисты были довольно популярны в массах, так как активно участвовали во всех выступлениях рабочих и крестьян в защиту своих прав. Особенно сильно влияние компартии чувствовалось в штатах Веракрус, Юкатан, Халиско, Пуэбла, Мичоакан, Тамаулипас и столичном федеральном округе. Фактически под руководством коммунистов находились крестьянские организации в Веракрусе, Халиско и Мичоакане. В 1919–1929 годах компартия издавала 13 периодических изданий и информационных бюллетеней. Самой известной была газета «Эль Мачете», которая единственная в Мексике выходила в двух цветах – красном и черном.
Проблемой коммунистов было отсутствие ярких лидеров общенационального масштаба. Основной задачей компартии в начале 20-х годов являлось создание независимого от властей рабочего общенационального профсоюза.
15 февраля 1921 года в Мехико открылся Красный профсоюзный конгресс, на котором присутствовали делегаты из 12 штатов, в том числе и от крестьянских организаций. Конгресс принял решение добиваться установления в Мексике власти рабочих и крестьян по образцу Советской России. На конгрессе разгромной критике подверглась КРОМ как соглашательская проправительственная организация, слепо следующая за идеологическими установками американской АФТ. 18 февраля 1921 года конгресс провозгласил создание нового независимого профцентра Мексики – Всеобщей конфедерации труда (ВКТ). Формально новый профцентр был надпартийным, но коммунистам разрешили осуществлять в его рядах партийную деятельность «культурно-пропагандистского» характера.[231]
Правительству новая организация сразу не понравилась уже хотя бы потому, что подрывала монополию дружественного ему КРОМ на рабочее движение. Причем по численности «красные» профсоюзы едва ли уступали КРОМ (кромистов называли «желтыми»), насчитывая в своих рядах, по разным данным, от 40 до 60 тысяч членов. Опорой ВКТ были профсоюзы столичного региона, что усиливало подозрительность властей. Правительство Обрегона, правда, радовала идеологическая неразбериха в новом профцентре, где анархисты всеми силами стремились навязать свою утопическую теорию «либертарного коммунизма». На практике эта концепция означала, например, неучастие анархистов во всех выборах, что было только на руку властям.
Но в то же время ВКТ впервые поставила в повестку дня вопрос об общенациональной забастовке, которая была настоящим кошмаром для Обрегона.
Материальное положение мексиканских рабочих в начале 20-х годов очень разнилось. Электрики, железнодорожники и шахтеры получали весьма неплохую заработную плату – от 4 до 15 песо в день (для сравнения – сельскохозяйственные рабочие в основном довольствовались одним песо в день). В хорошем положении находились и нефтяники. Эти «рабочие аристократы» свысока посматривали на текстильщиков и пищевиков. Последние получали в среднем полтора песо в день, как и при диктаторе Диасе. Однако за время революции примерно в три раза выросли цены на предметы первой необходимости, и для содержания семьи из пяти человек в августе 1922 года требовалось около 200–400 песо в месяц.[232]
В 1920–1921 годах вследствие послевоенного экономического кризиса и обструкционистской позиции американских нефтяных компаний выросла безработица, которая затронула к концу 1921-го 250 тысяч человек, включая постоянных сельскохозяйственных рабочих.
Однако в целом забастовки рабочих во времена Обрегона носили не только экономический, но и политический характер, хотя даже по сравнению с некоторыми мелкими торговцами рабочие жили относительно неплохо. В 1921 году в Мексике было зафиксировано 310 забастовок, а годом позже – 361.
Например, в феврале-марте 1921 года всеобщую забастовку объявили железнодорожники. Эти события ознаменовали отход «сторонника пролетариата» Обрегона от поддержки рабочих, которой те пользовались еще во время короткого правления де ла Уэрты.
Железнодорожники были настоящей костью в горле правительства. Во-первых, их профсоюз, один из самых влиятельных в стране и насчитывавший 28 тысяч членов,[233] вышел из КРОМ и примкнул к коммунистам. Министр труда и лидер КРОМ Моронес создал альтернативный профсоюз железнодорожников, но никакого влияния даже при поддержке властей эта организация так и не завоевала. Во-вторых, Обрегон хотел реприватизировать железные дороги, чтобы избавиться от висевшего на них долга, являвшегося частью государственного. Но частные инвесторы требовали резкого сокращения зарплаты персонала, а независимый профсоюз железнодорожников был против этого.
Полпред Пестковский совершенно верно отмечал в своем донесении в Москву в 1925 году: «Так как для мексиканского правительства железные дороги имеют, прежде всего, стратегическое значение, то оно стремится всегда к уничтожению каких бы то ни было железнодорожных союзов».[234]
Правительство руками КРОМ само спровоцировало забастовку на железных дорогах. Под давлением Моронеса из единого профцентра железнодорожников вышли два профсоюза. После этого директор национальной железнодорожной компании Франсиско Перес отказался признать независимый профсоюз партнером по коллективным переговорам.[235] В ответ профцентр железнодорожников объявил забастовку, к которой присоединились 80 % персонала железных дорог. Только в столице бастовали около 8 тысяч железнодорожников.