не обязательным и по-прежнему оставили в ведении местных властей. Министерство народного просвещения в Мехико фактически отвечало только за университеты. Церкви разрешили иметь частные школы вторичной, то есть постшкольной системы образования, хотя многие делегаты Конвента, в частности, уже упоминавшийся будущий губернатор Мичоакана Мухика, вообще хотели изгнать клерикалов из этой сферы.
Неудивительно, что многие учителя (всего в стране их насчитывалось около 20 тысяч) при Каррансе получали 15 песо в месяц. Даже в столице зарплата у учителей была ниже, чем у дворников. Один из генералов нефтеносной провинции Уастека сообщал командованию, что его солдаты смеются, когда узнают, сколько зарабатывают учителя. В 1917 году в стране было 9600 государственных школ и 586 церковных. Их явно не хватало, особенно в сельской местности.
Когда Обрегон, тоже прогрессист, пришел к власти, Конституция была изменена и федеральные власти получили право управлять общенациональной системой средних школ. Однако сохранялись и муниципальные школы, что приводило к ненужному параллелизму и перерасходу государственных средств. Или наоборот – каждая из ветвей власти кивала друг на друга, перекладывая со своих плеч ответственность за образование в бедной и дотационной сельской местности.
Обрегон создал федеральное Министерство народного образования, которое возглавил весьма необычный по своим взглядам мексиканский интеллектуал Хосе Васконселос.
Васконселос родился в 1882 году в том же штате, что и диктатор Порфирио Диас, – в Оахаке. Затем его семья переехала в Коауилу (родной штат Каррансы), а сам Хосе учился в школе в Техасе. Васконселос рано примкнул к движению против Диаса и представлял группу лидера оппозиции Мадеро в Вашингтоне. Когда Мадеро стал президентом, Васконселос участвовал в модернизации учебных программ университета Мехико. При Уэрте Васконселос жил в Европе, где, между прочим, познакомился с одним из идеологов итальянского фашизма д'Аннунцио. Когда развернулась борьба между Каррансой и Вильей, Васконселос примкнул к последнему и стал министром образования в правительстве Конвента. Победа Каррансы привела к новой эмиграции, на сей раз в США. Когда к власти пришел Обрегон, Васконселос вернулся на родину, заявив, что «теперь каждый мадерист должен стать обрегонистом». Обрегон сначала сделал Васконселоса ректором университета Мехико, а затем министром образования.
Васконселос много говорил об особой испанской расе, которой суждено свершить великие дела, и частенько рассуждал в духе модного в то время социального дарвинизма (идеи выживания сильных наций и рас за счет слабых), что было совсем уже недалеко от фашизма. Вообще, вследствие обильного и бессистемного чтения, он имел крайне эклектичные и противоречивые политические и философские убеждения, но, прежде всего, был патриотом и националистом, исполненным миссионерского желания сделать родину грамотной.
Хосе Васконселос
Свои взгляды на систему народного образования Васконселос, по его словам, сформировал, прочитав, «что делает в России Луначарский».[291] И если в аграрном вопросе Обрегон занимал консервативную позицию, то в сфере образования он не только дал Васконселосу карт-бланш, но и обеспечил его самым главным – внушительными бюджетными средствами, полагая, что образованные крестьяне будут менее склонны к насильственным, революционным действиям. Если при Каррансе на образование выделялось примерно 7 % федерального бюджета, то при Обрегоне – 15 %. В абсолютных цифрах расходы на образование выросли с 15 миллионов песо в 1921 году до 35 миллионов в 1923-м и 45 в 1924-м.
Васконселос по образцу СССР решил в короткие сроки ликвидировать неграмотность в Мексике. В сельские районы были посланы бригады борцов с неграмотностью, проводивших краткие курсы по азам грамоты. Васконселос в духе своего любимого испанизма сравнивал этих людей с бесстрашными миссионерами-францисканцами, которые в XVI веке несли христианскую культуру индейским массам Америки (хотя именно в Мексике эти миссионеры практически полностью уничтожили письменное наследие великих цивилизаций доколумбовой эпохи). Сам министр верхом на лошади добирался до самых удаленных деревень страны. Массовыми миллионными тиражами печатались произведения классиков испанской и мировой литературы – Гомера, Данте, Сервантеса, Толстого и т. д. Васконселос считал, что в каждой деревне должна быть библиотека. Стандартная библиотека сельской школы насчитывала не более 50 томов, которые упаковывали в специальные вьючные мешки с тем, чтобы мулами доставить в самые удаленные уголки страны.[292]
Обрегон, будучи прагматиком и реалистом, весьма скептически оценивал попытки Васконселоса привить нищим сельским жителям любовь к Гомеру и Данте. Рассказывают, что однажды Васконселос и Обрегон, совершая конную прогулку, вместе со своей свитой заблудились где-то в глухом захолустье. Увидев одинокую хижину, Обрегон обратился к стоявшему у входа старику-индейцу: «Дружище, ты можешь сказать нам, где мы находимся?» Индеец только отрицательно покачал головой. «Но как называется твое селение?» Старик не знал и этого. «Но ведь ты здесь родился?» – «Да». – «И твоя жена тоже?» – «Да». – «Ты и твоя жена родились здесь и прожили здесь всю жизнь, но ты не знаешь, где ты живешь?» – «Не знаю». «Хосе, – обратился Обрегон к Васконселосу, – не забудь отправить этому человеку полное собрание классики, которую ты издал».[293]
К 1924 году в стране было уже 6796 федеральных сельских школ, в которых обучались 593 тысячи учеников. Всего в 1920-1924 годах открылось более тысячи сельских школ – больше, чем за предыдущие 50 лет.
Но активность министра не ограничивалась школьным образованием: Васконселос отвечал за культуру в целом. В 1920 году он учредил Национальный симфонический оркестр. При его содействии расцвела монументальная мексиканская живопись мурализма (Диего Ривера, Давид Альфаро Сикейрос и другие). Васконселос считал, что народное искусство народ должен видеть каждый день. Поэтому стены самых больших и респектабельных зданий в Мехико, включая парламент, были предоставлены художникам для увековечивания завоеваний революции. Кстати, и сами художники подчеркивали политический, революционный характер своего творчества. Сикейрос писал: «Создание образа мексиканца после весьма длительного периода его полного исчезновения из искусства живописи нашей страны, как колониального периода, так и эпохи независимой Мексики, включая долгие годы правления Порфирио Диаса, само по себе было безусловно небывалым новшеством…»[294]
Однако в 1924 году расстроенный Васконселос подал в отставку. Это был очередной крах очередного интеллектуала, который хотел изменить социальную действительность только просвещением, не затрагивая экономической основы общества. Ведь многие дети в мексиканских селах, несмотря на энтузиазм министра, учиться не могли: они были вынуждены с ранних лет работать, чтобы семья сводила концы с концами. Не помогли даже бесплатные обеды, которыми учеников заманивали в школу. К тому же Васконселос в силу своих философских убеждений предпочитал гуманитарное направление образования: детей следовало воспитывать в духе гордости за страну и принадлежность к испанской расе. Крестьянам же нужнее были практические знания, которых школа почти не давала.
Таким образом, несмотря на невиданные доселе средства, отпущенные на образование, к 1930 году уровень неграмотности среди населения снизился незначительно – с примерно 75 % до 62 %.
Главной внешнеполитической проблемой администрации Обрегона по-прежнему оставалось признание со стороны США. Обрегон прекрасно понимал, что в случае любого военного мятежа в Мексике позиция американцев будет ключевой: выиграет та сторона, которая получит из США оружие. Именно с помощью американцев пришел когда-то к власти диктатор Порфирио Диас. С их же помощью он был свергнут в 1911 году Не зря Обрегон во время президентства Каррансы уделял столько внимания созданию в США благоприятного мнения о себе, подчеркивая свою приверженность защите интересов американских инвесторов в Мексике.
Такую же линию Обрегон проводил и после прихода к власти. Уже в июне 1920 года он заявил временному поверенному в делах США в Мексике Саммерли, что считает антиамериканскую политику Каррансы «большой ошибкой». Он, Обрегон, всегда подчеркивал заинтересованность Мексики в «честном иностранном капитале». «Природные ресурсы Мексики, ее неисчерпаемые запасы промышленного сырья могут стать в ближайшем будущем при соединении с промышленным капиталом Соединенных Штатов неисчерпаемым источником снабжения важнейших мировых рынков», – говорилось в телеграмме Обрегона одной из чикагских газет осенью 1920 года. В 1923 году в доверительном письме губернатору Техаса Нефу он писал, что видит своей основной задачей преодоление националистических настроений в своей стране и противодействие ксенофобским течениям «низших классов».
Сразу же после «революции Агуа-Приеты» губернатор Техаса Уильям Хобби, крупный инвестор в Мексике и патрон нефтяной компании «Тексас Ойл Компани», заявил: в том, что касается Техаса, правительство Обрегона уже признано. Хобби сидел по правую руку от Обрегона во время инаугурации мексиканского президента, который сказал мексиканской прессе: «Губернатор Техаса является особенно дорогим для нас гостем».[295] Обрегон лично организовал турне по Мексике крупным американским бизнесменам, которых в поездке сопровождали мексиканские официальные лица.
До конца 1920 года губернаторы шести штатов США попросили Вильсона признать новое мексиканское правительство. Обрегон лоббировал признание своего правительства через своих коммерческих партнеров в США, прежде всего через президента компании «Уэллс Фарго» Джонса. 13 сентября 1920 года Саммерли перед отъездом в Вашингтон «конфиденциально» попросил Обрегона повторить ему все, что он ранее сказал Джонсу для передачи госсекретарю США. Обрегон предложил не больше ни меньше как создание союза стран западного полушария для противодействия европейской и азиатской агрессии.