История Мексиканской революции. Выбор пути. 1917–1928 гг. Том 2 — страница 47 из 105

В отличие от Вашингтона, Париж официально признал правительство Обрегона уже 19 марта 1921 года. Однако посла в Мексику Франция решила не направлять, пока этот шаг не санкционируют США. Министр иностранных дел Франции Аристид Бриан считал, что ее позицию по отношению к Мексике должны определять экономические интересы. Он оценивал французские инвестиции в этой стране в 2 миллиарда франков. «Чтобы защитить упомянутые интересы, мы должны следовать линии Соединенных Штатов, которые очень ревностно относятся к любому иностранному вмешательству в Мексике и могут либо поддерживать наши действия, либо бороться против них». Бриан называл французскую линию в отношении Мексики «гибкой», а американскую – «угрожающей». «Мы не должны прибегать к угрожающему тону, который уже 10 лет используют Соединенные Штаты в Мексике… опыт показывает нам, что в случае революций в Южной Америке лучше вести переговоры и достигать компромисса с новыми людьми у власти».

Французский посол Жан Перье прибыл в Мексику только в 1923 году, когда американцы дали на это «зеленый свет».

Чтобы скомпенсировать негодование в мексиканском обществе относительно «соглашений Букарели», правительство Обрегона решило сделать уступку левым силам и нормализовать отношения с СССР. К тому же это могло бы стать противовесом давлению США. Между Мексикой и СССР не было никаких спорных вопросов. Престиж Советской России был в Мексике очень высок, поэтому Обрегон небезосновательно полагал, что установление дипломатических отношений с СССР укрепит позиции его правительства среди рабочих и крестьянских организаций. В преддверии президентских выборов 1924 года это было вопросом жизни и смерти – только массовое вооружение народа могло бы подавить зреющий в стране военный мятеж.

Собственно, Мексика и не разрывала отношений с Россией после Великой Октябрьской социалистической революции. Как мы уже говорили, в Москве находился мексиканский консул. Упоминавшаяся выше миссия Бородина (Грузенберга) к прочному установлению дипломатических отношений не привела. Повторим: опоясанной кольцами фронтов Советской России в то время было просто не до далекой Мексики.

Обрегон сразу же после прихода к власти в 1920 году не мог не учитывать популярность, которой пользовались большевики среди мексиканского народа, даже среди функционеров КРОМ. Поэтому он отзывался о Советской России с уважением: «Те из нас, кто любит свободу… признают, что Россия много выиграла в результате своего освободительного движения. Русские… живут гораздо лучше, чем раньше, при царском гнете».[310]

В мае 1920 года генеральное консульство Мексики передало в Совнарком памятную за писку, в которой предлагало наладить между двумя странами торговые отношения. Например, Россия могла бы купить товары, которые Мексика до окончания Первой мировой войны поставила в Германию и которые до сих пор находятся на складах в Германии и Голландии. При этом Мексика не требовала денег, а была готова произвести бартерный обмен на российские товары. Ленин внимательно прочитал записку и поручил народному комиссариату торговли и промышленности РСФСР принять меры.[311]


Прогрессивный губернатор Юкатана и друг Советской России Фелипе Каррильо Пуэрто


После этого особой инициативы по установлению полноценных дипломатических отношений с Москвой мексиканское правительство не проявляло, если не считать контактов по линии КРОМ. Сказывались опасения, что США могут воспринять сближение с большевистской Россией крайне негативно (сами американцы признали СССР только в 1933 году). СССР прекрасно понимал сложность отношений Мексики с ее северным соседом и по этой причине тоже не форсировал события.

Тем не менее Мексика (и ее общественные организации, и члены правительства) оказала большую помощь голодающим Поволжья. В январе-феврале и в августе 1922 года в Мексике находился представитель Российского общества Красного креста (РОКК) в США доктор Дубровский. Громадную поддержку России оказал губернатор штата Юкатан Каррильо Пуэрто, который подарил Дубровскому свою фотографию. «Штат Юкатан вместе со штатом Кампече собрали два парохода провизии (горох, кофе, какао, кукуруза), которые в скором времени отплывут на Юг России. Кроме того, Морелос готов приютить 500 русских детей из голодающих областей».[312] Причем, в отличие от США, мексиканские власти заверили, что помощь будет идти только через российский Красный Крест и без всяких политических условий.

И в Юкатане, и в Мехико Дубровскому советовали, чтобы Россия как можно быстрее прислала в Мексику торгового представителя для налаживания прямых экономических контактов между двумя странами. Например, тот же Каррильо Пуэрто удивлялся, почему РСФСР втридорога закупает юкатанскую бечевку в Лондоне. Он предложил бечевку со скидкой в 33 % против рыночной цены, при этом только 50 % стоимости подлежало оплате наличными, остальные деньги Юкатан был готов принять российскими товарами, в том числе тканями.[313] Не подлежит сомнению, что это предложение Пуэрто объяснялось его социалистическими убеждениями и искренней симпатией к Советской России.

Однако Литвинов в марте 1922 года написал полпреду РСФСР в Германии Крестинскому, что «торгового представителя в Мексике нам не нужно».[314] Пусть-де мексиканцы полностью возобновляют дипломатические отношения. Позиция Литвинова выглядит крайне бюрократической и не очень гибкой и, видимо, объяснятся тем, что Москве в то время было не до Мексики.[315] Ведь Мексика вообще не считала дипломатические отношения между двумя странами прерванными и с юридической точки зрения была абсолютно права.

О подчеркнутом внимании Мексики к РСФСР свидетельствует то, что Дубровского, не имевшего никакого официального статуса, приняли как Обрегон, так и Кальес. Его Дубровский в своей докладной записке ошибочно назвал премьером – такого поста в Мексике не было. Вероятно, доктор подразумевал под этим, что Кальес является вторым человеком в стране. Дубровский сообщал, что «все выражали изумление по поводу того, что Россия не предпринимает никаких шагов взаимопомощи дипломатическому признанию двух республик».[316] Он посоветовал начать переговоры на сей счет между дипломатическими представительствами обеих стран в третьей стране. «Тогдашний премьер генерал Кайясс (Кальес – прим. автора) указал на то странное обстоятельство, что, несмотря на многие черты сходства между мексиканской и российской революциями, в Мексике официальным представителем продолжает числиться некий барон, кажется Розенберг (за точность фамилии не ручаюсь), так как Советское правительство этого «представителя» не отзывало и не сообщало мексиканскому правительству об аннулировании его полномочий, то последнему приходится тратиться на содержание специального полицейского у резиденции этого генерального консула, оставшегося там еще с царских времен».[317] Кальес даже передал Дубровскому письмо, адресованное Розенбергу и подписанное представителем атамана Семенова. В нем атаман называл Розенберга и своим представителем в Мексике. Дубровский в своей докладной записке всячески рекомендовал Москве Кальеса: «Он старый член Социалистической Партии и в качестве кандидата в президенты располагает поддержкой организованных рабочих и крестьян».[318]

История с письмом имела продолжение. В марте 1923 года замнаркома иностранных дел СССР Литвинов направил официальную ноту министру внутренних дел Мексики Плутарко Кальесу Российское правительство просило аннулировать экзекватуру бывшего царского консула в Мексике барона Вендхаузена-Розенберга, который продолжал считать себя дипломатическим представителем России. Министерство иностранных дел Мексики заверило Москву, что экзекватура барону вообще не предоставлялась. Еще в августе 1922 года он был информирован о том, что за ним не признаются какие-либо консульские функции.[319]

В марте 1922 года советское полпредство в Берлине за визой явился еще один крайне интересный представитель Мексики – уже знакомый нам немец Феликс Зоммерфельд. Работая в Мексике в качестве горного инженера, он примкнул к борьбе против Диаса в 1910 году. Позднее он был главой мексиканской секретной службы революционного правительства Мадеро в США,[320] спасал семью президента после убийства Мадеро в феврале 1913 года, затем закупал в Америке оружие для Вильи. Ходили упорные слухи, что Зоммерфельд был и германским агентом.[321] В октябре 1915 года (после поражения Вильи в гражданской войне) его арестовали в США за кражу 275 долларов… в 1898 году.[322] Некторые исследователи даже считают, что именно Зоммерфельд уговорил Вилью совершить налет на американский городок Колумбус в марте 1916 года, чтобы по заданию из Берлина спровоцировать войну между Мексикой и США.[323]

В 1922 году Зоммерфельд появился в Берлине как официальный представитель министра финансов Мексики де ла Уэрты. Он плотно контактировал с Имперским миграционным ведомством (Reichswanderungsamt), которое занималось проблемой эмиграции немцев за рубеж: в то время многие уезжали из побежденной и измученной гиперинфляцией Германии именно на американский континент. Видимо, Зоммерфельд пытался привлечь германских колонистов в Мексику (за распределение пустующих земель отвечал как раз министр финансов). Зоммерфельд уже собирался возвращаться в Мексику, когда получил указание де ла Уэрты поехать в Москву в «информационных целях». В марте 1922 года он обратился за визой, его анкеты были отправлены в Москву, и ему довольно быстро выдали разрешение на въезд.