Однако по просьбе Обрегона кандидат в президенты всячески скрывал свой радикализм, чтобы не давать лишнего повода (особенно в США) обвинять будущего президента Мексики в большевизме. Кальес, конечно, большевиком не являлся: он лишь говорил о том, что доктрина русского коммунизма заслуживает изучения с философской точки зрения, но для претворения в жизнь в Мексике слишком «экзотична».
До мятежа де ла Уэрты Кальес «сорвался» только один раз. 13 октября 1923 года во время выступления на митинге в городе Сан-Луис-де-Пас (штат Гуанахуато) несколько женщин стали выкрикивать боевой католический лозунг, который вскоре узнала вся страна: «Вива Кристо Рей!» («Да здравствует господь Христос!») Кальес, ярый противник католической церкви, заявил в ответ, что приехал не завоевывать аплодисменты толпы, а излагать свою революционную программу. «Знаю, что те, кто кричит «Вива Кристо Рей!», делают это не потому, что действительно знают, кем был Христос, а потому, что им так посоветовали священники… Рекомендую тем, кто кричит «Вива Кристо Рей!», чтобы они сообщили тем, кто дает им советы с амвона, что мы еще встретимся с ними на поле битвы и что мы их опять разгромим, как громили всегда… Мы не боремся против религии как таковой… как революционеры мы всегда боролись против самого клира… Меня они атакуют потому, что знают – они никогда не смогут меня подкупить, потому что понимают, и прекрасно понимают, что я умею бороться как революционер за улучшение жизни бедных против их главных врагов: капитализма, латифундизма и клира».
Церковь не осталась в долгу. На следующий день после этого митинга католики выпустили листовку, в которой говорилось: «Как можешь позволить ты, Пресвятая Дева, что такой падший человек из далеких экзотических земель Востока (намек на «турецкое» происхождение незаконнорожденного Кальеса – прим. автора), как Элиас Кальес… может обманывать толпы с помощью ложных евангелий, подстрекать их, чтобы они вознесли его к власти, чтобы потом он продолжил свое дело анархии, грабежа, убийств и насилия по образцу Советской России! О, Непорочная Дева Гуадалупская, правительница мексиканской нации… сделай так… чтобы будущий правитель твоей нации был мексиканцем по крови и сердцу…»[386]
Таким образом, в октябре 1923 года уже прозвучали первые словесные залпы войны, которая по-настоящему начнется в 1926-м.
В ноябре 1923 года Кальес стал уже высказываться более радикально, так как обострялась и сама обстановка в стране. 18 ноября, когда он прибыл в город Пуэбла, его сторонники митинговали под защитой армейских подразделений. Тем не менее столкновений с приверженцами де ла Уэрты они все же не избежали. Обе стороны применяли бейсбольные биты и холодное оружие. В схватке погиб рабочий-железнодорожник (профсоюз железнодорожников поддерживал де ла Уэрту).
Когда начался мятеж де ла Уэрты, Кальес подал прошение о возвращении на военную службу и был назначен командующим правительственными силами на севере страны, во второстепенном, но потенциально важном ввиду близости американской границы районе боевых действий. 14 февраля 1924 года военный министр Франсиско Серрано объявил о победе над мятежниками, и 25 марта Кальес возобновил предвыборную борьбу. Теперь он уже не говорил лишь о продолжении курса Обрегона, а провозгласил себя «социальным» кандидатом, что явилось отражением той активной роли, которую рабочие и крестьянские отряды сыграли в подавлении мятежа регулярной армии.
В апреле Кальес выступил на организованном аграристской партией митинге, посвященном пятой годовщине предательского убийства Эмилиано Сапаты. «…Надо, чтобы мексиканская и зарубежная реакция знали, что я всегда буду на стороне самых передовых принципов человечества; чтобы они еще раз осознали, что революционная программа Сапаты, эта аграристская программа является и моей тоже. Чтобы они еще раз поняли, что те пункты, которые Сапата не смог включить в свой план, осуществим мы как верные революционеры…» Кальес пообещал «почившему с миром герою», что полностью реализует его программу.
В Мехико Кальес впервые в истории страны обратился к избирателям по радио. Вся весна 1924 года прошла в активных поездках по Мексике. Кальес был на пределе: он боялся, что по состоянию здоровья просто не сможет выдержать до конца предвыборный марафон. Тем не менее в июне кандидат посетил районы недавнего мятежа, Веракрус и Юкатан. Именно в штате Юкатан, где недавно был убит мятежниками его друг, губернатор-социалист Каррильо Пуэрто, Кальес и проголосовал на президентских выборах 6 июля.
Не дожидаясь объявления результатов голосования, Кальес с семьей отбыл 15 июля через США в Европу. Он всерьез опасался за свое здоровье и хотел проконсультироваться в немецких клиниках. Избранный президент получил несколько писем от де ла Уэрты, который предлагал встретиться в США (5 февраля 1924 года он отплыл из Веракруса и через Кубу добрался до США). Бывший вождь мятежа обещал рассказать, что подвигло его на разрыв с Обрегоном, и уверял, что, услышав эти объяснения, Кальес поймет его мотивы. Однако последний не ответил бывшему другу – по крайней мере, о встрече этих двух лидеров революции ничего не известно.
После подавления мятежа де ла Уэрты у Кальеса остался фактически один соперник – генерал Анхель Флорес (о нем мы подробнее поговорим в следующей главе), который был выдвинут Союзом сельхозпроизводителей, то есть крупных и средних землевладельцев. В целом его поддерживали умеренные и консервативные элементы, требовавшие «упорядочения земельной реформы», но сам Флорес однозначно считал себя членом «революционной семьи».[387] Сначала газеты даже именовали его «фальшивым кандидатом», выдвинутым самим Обрегоном для того, чтобы сохранить видимость свободных выборов. С Обрегоном Флореса действительно связывали самые сердечные отношения. Как и Обрегон, он был противником общинного землевладения и сторонником фермерства, отчего и прослыл реакционером, настроенным против аграрной реформы в целом. Однако в штате Синалоа, где Флорес был губернатором, никакого общинного землевладения и не было, оттого требования аграристов о создании в штате общин-«эхидос» особой популярностью у населения не пользовались. В штате ощущалась скорее нехватка не земли, а рабочих рук в сельском хозяйстве. Поэтому реально мыслящий Флорес и не форсировал в штате аграрную реформу.
Генерал Анхель Флорес
Еще в 1915 году, когда Флорес боролся против Вильи, Обрегон распорядился приобрести для него специальный салон-вагон с кондиционером и столовой. Позднее, уже в качестве президента, Обрегон содействовал единомышленнику, выделив из федерального бюджета 1,5 миллиона песо на строительство в штате Синалоа канала (который, впрочем, содействовал и ирригации южной Соноры, где располагались земельные угодья самого Обрегона). В мае 1924 года, в разгар предвыборной борьбы, Обрегон подарил Флоресу шикарный семиместный автомобиль «линкольн» стоимостью 11 720 песо.
Интересно, что Флорес предложил Обрегону создать военно-морскую базу в Нижней Калифорнии. Этот пограничный штат был фактически отрезан от центра страны ввиду отсутствия дорог, и Флорес боялся, что его рано или поздно захватят американцы. После этого предложения в штате начали строить шоссе к центру страны.
Вероятно, выставить Флореса свою кандидатуру побудил сам Обрегон, чтобы у Кальеса не закружилась голова от ожидавшейся сокрушительной победы на выборах. Обрегон побаивался принципиального и абсолютно равнодушного к прелестям земной жизни Кальеса, а Флорес, как и сам он, занимавшийся агарным бизнесом, был ему гораздо ближе в человеческом отношении.
Генерал Флорес первоначально вел себя странно – в марте 1923 года, в разгар выдвижения кандидатов в президенты, он ушел в отставку с поста командующего армией в своем родном штате Синалоа, уехал в США якобы для лечения и вернулся только в августе. Вполне возможно, он опасался за свою жизнь, и последующие события показали, что не зря. В борьбу Флорес вступил в начале сентября, и некоторые мексиканские газеты писали, что он – просто замена де ла Уэрте как умеренная альтернатива Кальесу в рамках одного и того же революционного течения.[388]
Однако, как и в случае с де ла Уэртой, поддержка – прежде всего со стороны средних и крупных землевладельцев и католических кругов, но и ряда рабочих организаций, – вскружила Флоресу голову. После подавления мятежа он начал реальную предвыборную борьбу против Кальеса. До Обрегона дошли слухи, что губернатор Синалоа едва не примкнул к мятежу: он вел секретные переговоры с командующими войсками в своем штате и Соноре, предлагая им крупные суммы денег. Правда, через четыре дня после начала мятежа Флорес проинформировал Обрегона, что твердо стоит на стороне федерального правительства.
Хотя Флорес постоянно сетовал на проблемы с деньгами, помещики и церковь активно спонсировали его кампанию. Надо, впрочем, отметить, что ни клир, ни латифундисты не питали насчет генерала особых иллюзий. Он был таким же революционером, как и Кальес, однако реакция хотела воспользоваться борьбой внутри «революционной семьи» для ликвидации завоеваний революции.
11 апреля 1924 года в отеле «Франсис» города Гвадалахара, где остановился Флорес, около полуночи взорвалась бомба. Губернатор в сообщении Обрегону расценил инцидент как пропагандистскую акцию самого Флореса, в которой якобы приняли участие амнистированные сторонники де ла Уэрты. Таким образом, Флореса, как ранее и самого де ла Уэрту, исподволь толкали на мятеж.
Видимо, власти испугались растущей поддержки Флореса среди электората: подставной кандидат превратился в реального соперника и сам поверил в это. 16 апреля 1924 года сторонники сообщили генералу, что уже собрали в его поддержку полтора миллиона песо. Флорес уверовал в возможность успеха и 2 мая обратился с манифестом к нации. Весьма ловко эксплуатируя «ахиллесову пяту» Кальеса, которого многие в стране считали слишком радикальным, в своем манифесте Флорес, напротив, обещал «гармонизацию» интересов всех слоев мексиканского общества. В манифесте говорилось как о «процветании мелких земельных собственников», так и «о справедливом завершении восстановления «эхидос» без ущемления справедливых интересов других собственников. Флорес поддерживал и гарантированное Конституцией право на забаст