17 мая де Негри сообщил Пестковскому, что «восстание против Кальеса должно вспыхнуть скоро».[504] Проходят тайные совещания генералов, и главой мятежа, вероятнее всего, будет генерал Арнульфо Гомес, «считающийся левым, но теперь на почве общего недовольства связавшийся с реакционными генералами». У заговорщиков не имелось развернутой программы. Они были недовольны сокращением офицерского состава армии и требовали удаления из правительства Моронеса.
Однако о подготовке мятежа знал и Кальес. Буквально за пару дней до декларации Келлога было объявлено, что Гомеса отправляют в Европу для изучения военного дела.[505] По старинной мексиканской традиции, генералов, не успевших еще начать открытый мятеж, часто отсылали за границу. Сам же Гомес, как сообщал де Негри Пестковскому 10 июня 1925 года, говорил, что уезжает потому, что не чувствует себя в Мексике в безопасности. Еще он якобы намекал на то, что во время его отсутствия в Мексике произойдут важные события.[506]
На фоне практически открытого недовольства мексиканских генералов декларация Келлога принимала зловещий характер. Наиболее прогрессивная газета Мехико «Эль Демократа» писала, что вспышка нового мятежа в Мексике всецело зависит от США. Пестковский оценивал декларацию Келлога как «попытку напугать Кальеса, чтобы заставить его идти на еще большие уступки в аграрной и рабочей политике». Теперь у Кальеса, по мнению советского полпреда, было два пути: пойти на поводу у США и потерять популярность среди населения или «опереться на массы рабочих и крестьян и вызвать контрреволюцию, опирающуюся на американский капитал»,[507] чтобы одним махом раздавить ее.
Кальес пошел по второму пути. Американцы недооценивали характер мексиканского президента. В отличие от бизнесмена по натуре Обрегона, склонного к компромиссам, Кальес был человеком сильным и принципиальным, очень щепетильно относившимся к собственному достоинству. Этот момент совершенно точно подметил Пестковский: «Кальес обиделся: он должен был обидеться, чтобы не потерять популярности».[508]
Уже 14 июня 1925 года мексиканский президент опубликовал собственную ответную декларацию. Он назвал заявление Келлога прямой атакой на суверенитет Мексики и сказал, что целью его правительства является улучшение положения трудящихся. А потому он, Кальес, намерен продолжать реформы, опираясь на Конституцию. Президент Мексики твердо подчеркнул, что законы страны об аграрной реформе вообще не могут быть предметом протестов других государств, поскольку изданы Мексикой как суверенной страной.[509] Что касается туманных рассуждений Келлога о грядущей «революции», Кальес расценил их как попытку дискредитации Мексики перед лицом всего мира и неприкрытую угрозу суверенитету страны. И если уж Мексика находится перед судом всего мира, то же самое относится и к США.
Декларация Кальеса получилась довольно жесткой. Во всяком случае, давно Мексика не говорила с США таким тоном. Однако Пестковский был прав, когда писал в своем дневнике: «У меня получается впечатление, что опубликовавши эту декларацию, Кальес будет все-таки стремиться путем келейных дипломатических переговоров наладить испорченные отношения со Штатами и пойдет на кое-какие уступки».[510] Просто Кальес не мог без тотальной потери престижа публично не отреагировать на столь же публичное заявление госсекретаря США.
15 июня госдепартамент проинструктировал своего временного поверенного в Мехико, что хотя ответная декларация Кальеса вызвала в США «сожаление», госдеп публично отвечать не будет. А мексиканскому послу Тельесу в госдепартаменте вообще заявили, что декларация Келлога была призвана усилить позиции Кальеса.[511] Американцы явно отрабатывали задний ход. Таким образом, в дипломатической стычке с США Мексика одержала полную победу.
На приеме у шведского посланника 16 июня Пестковский подошел к заместителю министра иностранных дел Мексики Эстраде и в присутствии французского посла (который наверняка передал бы содержание беседы своему американскому коллеге) поздравил мексиканское правительство с «энергичной позицией». На лице Эстрады, как констатировал Пестковский, «было заметно удовольствие по поводу этого поздравления».[512] Заместитель полпреда Хайкис в беседе с Ретингером 18 июня спросил, чем советское правительство может помочь Мексике. Например, «Известия» уже опубликовали сочувственную Мексике статью. Хайкис намекнул, что с соответствующей декларацией может выступить и Коминтерн. Ретингер ответил, что это нежелательно[513], но была бы уместной декларация профсоюзов СССР[514] Хайкис предложил Ретингеру переговорить с Моронесом и при необходимости изъявил готовность провести с ним совещание для выработки совместных действий.[515]
Американцы серьезно просчитались и в ином: своей декларацией Кальесу удалось сплотить вокруг себя весь мексиканский политический спектр. Это прямо признавалось в лично подписанной Келлогом телеграмме из госдепартамента временному поверенному в делах США в Мексике Шенфилду от 15 июня 1925 года. Келлог выражал надежду, что как только «волнение» вокруг его декларации уляжется, «лучшие и консервативные элементы правительства» окажут поддержку Кальесу в проведении в жизнь программы, которую «он так благоприятно начал, но от которой, к сожалению, отступил».[516]
Мексиканские газеты между тем печатали многочисленные поздравительные телеграммы президенту Кальесу от ведущих политических деятелей и организаций. Среди них была и телеграмма генерала Гомеса. Теперь любой мятеж против Кальеса был бы расценен как проамериканский. Учитывая тотальную ненависть мексиканцев к северным соседям, это гарантировало быстрый провал. Однако 26 июня де Негри опять рассказал Пестковскому о грозящем мятеже, теперь уже только правых генералов. Ходили слухи, что вооруженные отряды сторонников де ла Уэрты уже начали проникать в Мексику с территории США.
По данным де Негри, мятежники уже заручились поддержкой Англии (не имевшей, напомним, дипломатических отношений с Мексикой) и ищут содействия США. Гарнизон Мехико якобы находится под контролем будущих повстанцев, главной задачей которых является не допустить бегства Кальеса из столицы и, следовательно, не дать ему возможности поднять ответное восстание. Общий лозунг заговорщиков – «Долой большевиков!» (Большевиками, так же как и СМИ США, правые генералы считали антикоммунистов Моронеса и Сото-и-Гаму.) Явно рисуясь, де Негри говорил, что не знает, на чью сторону встанет в случае вспышки мятежа. Пестковский совершенно недвусмысленно рекомендовал ему поддержать Кальеса.[517]
Советский полпред настолько серьезно сочувствовал мексиканскому правительству, что, не откладывая дело в долгий ящик, зашел к японскому послу и сказал ему, «что если Япония серьезно заинтересована в поддержке Кальеса, то ей следует заблаговременно заняться вопросом о доставке ему оружия и амуниции». Японец не возражал, но заметил, что сначала Кальес должен обратиться к нему с соответствующей просьбой.[518]
Однако Пестковский пришел в своем анализе к верному выводу: США вряд ли поддержат на этом временном этапе контрреволюционное восстание против Кальеса. Он считал (как оказалось, правильно), что американцы все еще ждут уступок от мексиканского правительства. «А там посмотрим, что для них выгоднее: иметь ли в Мексике популярное правительство Кальеса, дающее им серьезные уступки, или же иметь непопулярное правое правительство, совершенно зависимое от Соединенных Штатов, но не могущее рассчитывать на продолжительное существование?»[519] При такой постановке вопроса ответ на него представлялся очевидным.
Таким образом, Келлог своей неуклюжей декларацией существенно укрепил внешне– и внутриполитическое положение Кальеса. Причем настолько, что мексиканский президент решил перейти в контрнаступление и нанести США ответный удар.
Сначала Кальес несколько снял напряженность в мексикано-американских отношениях, опубликовав 21 июня 1925 года декрет о выкупе конфискованных у помещиков, в том числе и у американцев, земель. Этот декрет произвел на СМИ США самое благоприятное впечатление, и большинство изданий в конце июня стали писать о грядущем улучшении отношений с Мексикой. Во время поездки по северным штатам, где была сосредоточена почти вся земельная собственность американских граждан, президент Мексики заявил, что помещики в своей законной деятельности могут рассчитывать на защиту правительства.
Однако Кальес обид не прощал. Он просто выбирал время для ответного хода. Ретингер сообщал Хайкису, что конфликт с США отнюдь не улажен. Мексиканское правительство запустило слух, что закупило крупную партию оружия в Германии. Для этого, среди прочего, туда якобы и отправился генерал Гомес. Напомним, по сообщениям газет он должен был посетить и СССР, что тоже было недвусмысленным сигналом американцам. 26 июня 1925 года немецкий посол сообщил Пестковскому, что закупка оружия в Германии вещь вполне вероятная, но доставить его в Мексику в условиях Версальского договора, запрещающего Германии торговлю оружием, и господства на море американского флота практически невоз можно.
Для нанесения ответного удара по США Кальес избрал такой же алгоритм действий, как и Карранса, решив опять «прижать» американских нефтедобытчиков в Мексике. Уже в том же 1925 году Кальес фактически отказался от «соглашений Букарели» и стал разрабатывать закон, регламентировавший применение статьи 27 Конституции Мексики. Некоторые исследователи считают, что новую конфронтацию правительства Мексики с иностранными нефтяными компаниями вызвало то, что добыча нефти постоянно падала, и она не играла уже столь важной роли в качестве источника доходов правительства. Но, как представляется, дело было в другом. Кальес, как и Карранса, был сторонником неукоснительного соблюдения законов, так как без этого Мексика не могла бы стать цивилизованной страной. Убедить же своих предпринимателей следовать закону было трудно, если иностранные компании брали на себя смелость игнорировать основной закон страны – Конституцию.