Не знаю, повлияло ли на меня это тоже в какой-то степени, но идиотской эйфории по поводу Медведева я, каюсь, поддался. Решил, что, если меня несправедливо щемят, достаточно написать письмо президенту, и он точно во всем разберется и поможет… и написал. По какой-то совершенно неясной мне сейчас причине я без утайки рассказал о творившемся беспределе, перечислил все фамилии – представителей ДЭБа, персонально упомянул Школова – и попросил восстановить справедливость.
В то время я верил, что надо говорить все, без утайки, только тогда помогут. Письмо Медведеву я отправил 23 октября 2009 года, а примерно через неделю после этого, в первых числах ноября, мне позвонил генерал и предложил встретиться после полудня в той же «Кофемании», где мы виделись до этого.
Глава 11. Ультиматум Полонского
2009 г.
Генерал, как обычно, с раскрасневшимся и слегка опухшим лицом, пришел в компании двух товарищей – крепких, подтянутых ребят с открытыми лицами. Они улыбались, но взгляды, пристальные, внимательные к деталям, выдавали в них действующих сотрудников спецслужб.
– Это – Максим, – сказал генерал. – А это – те, кто может тебе помочь с твоим делом.
Мы уселись за стол, и один из ведомства горячих сердец, мужчина лет пятидесяти на вид, в рубашке и пиджаке, подтянутый, с лицом добрее, чем лицо отца, сказал:
– Мы ознакомились с видео, плюс навели справки по вашему делу. Пресс серьезный, что тут скажешь.
– Но, мы считаем, надо пробовать с ним работать, – сказал напарник Добряк, сухой мужчина примерно тех же лет.
Он был куда колоритней своего спутника: гладко выбритая голова, лицо, изрезанное мимическими морщинами, и шрам в районе правой височной части головы – такой вот запоминающийся портрет. Я почему-то решил для себя, что это след от боевого ранения, хотя не знаю наверняка, как оно должно выглядеть. Одет Шрам был в джинсы, серый пиджак и черную водолазку.
Интересной деталью мне показалось отсутствие у моих новых знакомцев часов. Видимо, свой ведомственный стиль, решил я. Тогда была мода носить часы на правом запястье, такой «путинский флер» – типа, мы такие же, как он.
– И мы действительно готовы вам помочь, но при одном условии, – добавил Шрам.
Я подумал, что речь о деньгах, и уже мысленно начал прикидывать, какими ресурсами располагаю. Успел даже пожалеть, что надел на встречу «брегет», а не «свотч», когда Шрам продолжил:
– Мы хотим, чтобы вы стали нашей, так сказать, «наживкой» для оперативной работы по сотрудникам ДЭБа. Мы со своей стороны, насколько можем, обеспечим вашу защиту. Но при этом вы ни при каких обстоятельствах не должны говорить о том, что вас прикрывают сотрудники нашего ведомства.
– Даже близким?
– Никому. Вообще. Если эта информация просочится куда-то, мы сразу сворачиваем работу, и вы остаетесь один. Это надо сразу проговорить и согласовать, чтобы потом не было недопонимания.
– Никакого реального компромата на вас у них нет, – вставил первый. – Только липовые и фиктивные документы и куча слива и показаний Полонского и коллег из «Миракса». Расчет больше на то, чтобы вас запугать, чтобы вы добровольно им все отдали.
– Но меня же могут по этим липовым доказательствам закрыть? – спросил я.
– Могут. И закроют. У них же там все согласовано, свои люди, никто не будет связываться с МВД. Но им хочется же побыстрей все получить, вот и давят, чтобы вы сами им все вернули и чтобы не устраивать канитель с прокуратурой и судами: делиться они явно не любят. Решайтесь. И с нами-то шансов немного, прямо скажем, но без нас их вообще нет.
С его словами было трудно поспорить. Юристы и друзья отступили, и я был один против Полонского и Темникова с их поддержкой в лице Школова, Хорева, Захарченко и других, менее известных, но достаточно влиятельных людей.
– Что ж, выбор у меня небогатый, – сказал я со вздохом. – Давайте работать. Любая поддержка лучше никакой. Только я тут неделю назад письмо написал…
– Какое письмо? – нахмурился Шрам, отчего его лицо сделалось невыносимо страшным.
– Медведеву.
– В смысле по поводу вашего дела? – дернув бровью, уточнил его дружелюбный напарник.
– Ну да. Описал ситуацию, перечислил все фамилии, попросил помощи.
– У Медведева попросили помощи? Чтобы он помог вам в деле против замминистра МВД?
– Ну… да, – неуверенно ответил я. – А что… не стоило?
Теперь я и сам уже засомневался – а не поспешил ли я что-то писать?
Оперативники переглянулись. Шрам хмыкнул, его напарник снова посмотрел на меня и сказал с мягкой улыбкой:
– Вы понимаете, оно, конечно, ничего страшного… но просто смысла в нем нет. Его, получается, перенаправят для проверки, по сути, тем же людям, которых вы обвиняете в превышении полномочий и прочих сомнительных делах. А Медведев…
Он запнулся и не стал продолжать свою мысль.
– Но вы не переживайте, – сказал Шрам. – Мы разузнаем, что там с вашим обращением.
– Что вообще от меня требуется теперь? – спросил я.
– Ничего, – пожал плечами дружелюбный. – Сидеть, ждать, как они себя поведут. Сообщать нам все, обсуждать вместе дальнейшие действия. Не пороть горячку.
– Мы от себя, если будут какие-то подвижки, тоже, разумеется, будем сообщать, – заверил Шрам. – Но и с контактами осторожней надо. Лучше встретиться лишний раз, если повод веский. Телефон ваш слушают, а на наружке сэкономили.
– И, главное, никому ничего про нас не говорите, – напомнил второй.
Я вернулся к тревожному ожиданию. Весь ноябрь – никаких вестей, томительное ожидание. Нет ничего хуже неопределенности. В такой ситуации мозг начинает бесконтрольно писать сценарий самого страшного фильма ужасов.
3 декабря Темников позвонил и предложил встретиться в «старбаксе» в Сити.
– Зачем? – резко спросил я. – Вы с Полонским решили, что мы можем договориться?
– Можно и так сказать.
Мы условились на два часа дня. Темников опоздал на 20 минут и, усевшись напротив, с ходу заявил:
– Смотри какая ситуация, Максим: теперь, чтобы заключить с нами мировую, помимо того, что за тобой Курский, ты должен будешь передать Сергею все свои активы.
– Что? – нахмурился я.
И прежнее-то условие Полонского напоминало бред жадного сумасшедшего, но новое било все рекорды по неадекватности. Сергей, зная, что должен мне больше 12 миллионов долларов, требовал отдать ему все, что я заработал, не платя при этом по счетам!
– Квартиру, в которой живешь, можешь оставить себе, – с мягкой фальшивой улыбкой сказал Темников, – не будем уж людоедствовать. Но расходы на твои дела должны быть компенсированы. Понимаю, что тебе уже плевать, что там с «Мираксом», но ты должен понимать, как недешевы услуги наших друзей. Ну, что скажешь? Подумаешь еще, или мозги уже включились?
Глядя на стакан с кофе, стоящий передо мной, я произнес:
– Скажу, что слово «на хуй» пишется раздельно и с восклицательным знаком.
– Тогда тебе пиздец, – пожав плечами, ответил Темников и, поднявшись, пошел к выходу.
Судя по новому предложению, Полонский окончательно уверовал в свой успех и решил форсировать события. Что тому виной – лишняя дорожка или гарантии сверху, что там все схвачено – было неясно, но такой рост аппетита недвусмысленно намекал, что самое интересное впереди.
13 декабря 2009 года около девяти утра Темников позвонил снова. Я снял трубку и поднес к уху:
– Я непонятно выразился?
– Не борзей. Сегодня к тебе подарок приедет, – едко сказал Темников. – С днем рождения и наступающим Новым годом. Можешь не благодарить.
В трубке послышались короткие гудки. «Подарком» стала подписка о невыезде. По объяснениям моих новых опекунов из «ведомства чистых рук», это была весьма распространенная практика: подписка нужна, чтобы клиент осознал, что сбежать из страны он уже не сможет – да, при должном бюджете пути отступления есть, но это билет в один конец, и тебя уже точно заочно осудят и объявят в международный розыск. После подписки клиенту остается либо просить пощады, соглашаясь на условия заказчика, либо готовиться к следующему подарку – «заключению под стражу до суда».
Когда я рассказал о случившемся моим помощникам на очередной встрече, они только развели руками.
– Все идет по плану, – сказал Шрам, – но это необходимо в рамках… скажем так, «оперативной игры».
– Так а второй подарок мне ждать?
«Федерал» посмотрел на меня исподлобья, хмыкнул.
– Время покажет, – сказал он, – но вы не волнуйтесь.
Я кивнул, хотя, если честно, я не волновался, а сильно очковал. Да и можно ли ощущать себя иначе, если тебя могут легко упечь в тюрьму, хотя ты ничего и не совершал – просто потому, что ты решил выйти из бизнеса, которому посвятил немало времени и сил. Вдобавок было неприятно осознавать, что у ДЭБ с подачи Темникова и Полонского есть информация обо всех моих счетах и активах. Я был у них как на ладони, и вся моя защита, как казалось в тот момент, умещается в одну короткую фразу моего «опекуна»:
«Не волнуйтесь».
Тогда я решил, что, если выпутаюсь из передряги, больше никогда не стану пытаться открыть бизнес в России. Слишком высоки риски, слишком велик шанс, что в какой-то момент придет государство или другой дядя просто вышвырнет тебя на улицу и либо посадит, либо заставит отдать все, что ты заработал, и еще немного сверху.
Прав в России не тот, кто прав, а у кого больше влиятельных друзей и кэша, а суд, как говорил мне следователь на допросе, «где собаки ссут».
Глава 12. Новое уголовное дело
2009–2010 гг.
Каждый раз, когда мы с моим адвокатом Светланой входили в главное следственное управление Москвы, там пахло канцелярией и кофе.
– Кто, к кому? – бросив на нас рассеянный взгляд, спрашивал дежурный. – Документики предъявляем…
Мы протягивали раскрытые на первом развороте паспорта.
– К следователю Передерееву, на допрос.
– А, точно, вам ж уже не впервой…
– Каждую неделю ходим, как на работу.