История мировой культуры — страница 55 из 93

Еще вопрос – о том, откуда берется зло. Он особенно важен в христианстве, поскольку, по определению, Бог всемогущ и всеблаг. Зачем он допускает зло в мире? Если он не может ничего с этим поделать, то он не всемогущ; если не хочет, то не всеблаг. Августин в молодости был сторонником учения манихеев, которые в соответствии с зороастризмом утверждали, что в мире существуют две силы – добра и зла, – находящиеся в непрерывной борьбе. Как христианин, считающий, что все происходит по воле Бога, Августин не мог допустить, что Бог создал зло, и полагал, что оно результат свободной воли человека, который сам выбирает свой путь в жизни. Зло наказывается и поэтому необходимо для постижения божественной справедливости.

По Августину, «все, что существует, есть добро». На человеческом уровне добро – результат свободного решения человека. Грех, зло – это отсутствие добра, отступление от предписаний Творца, неправильное употребление свободной воли, данной человеку для исполнения заповедей Бога.

Если у стоиков мораль была главной характеристикой человека и замыкалась на него, у Августина ее основа переносится в надзвездные сферы. Не человеку различать добро и зло в высшем смысле этих слов – так можно интерпретировать притчу о запрете Адаму и Еве есть плоды с древа познания добра и зла. Воля Бога, который выше добра и справедливости, – высшее благо. Так как мораль исходит от Бога, Бог не может быть связан ее нормами.

Вслед за апостолом Павлом Августин считал основополагающими принципами христианства веру и любовь. «Дела от веры, а не вера от дел» (Там же. VII, 17). Всё – средства на пути к цели – любви к Богу.

Творения Августина относятся к эпохе патристики, или деятельности святых отцов церкви, продолжавшейся по IX в. Следующая за ней эпоха (IX‑XV вв.) получила название схоластики (от «схола» – школа) и характеризовалась углубленным вниманием к философским проблемам богословия. Наиболее яркий представитель ее Фома Аквинский (1225–1274) в своем главном произведении «Сумма теологии» развивает представление о небесной иерархии с ангелами, архангелами и серафимами, структурно подобной земной.

Соглашаясь с Августином, Фома объявляет зло не сущим. Производное от Бога бытие есть благо, а опосредованное волей человека может быть злом. Значит, нравственная цель заключается в стремлении к Богу, а блаженство достигается при его созерцании. Благодать Божья – необходимое условие добродетели. Но в отличие от Августина Фома считал, что моральный образ действий гарантирует спасение.

Бог представлен в человеке в виде совести. Как видим, близкие понятия проходят через всю историю: демон у Сократа, гений у стоиков, искра Божия у христиан. Аристотель в этических трактатах говорил о свободе воли человека, но не столько, чтобы удовлетворить христианство. Фоме Аквинскому принадлежит подробное рассмотрение структуры свободного поступка, в котором от выделял стремление (интенцию), выбор, одобрение и действие. Следуя Аристотелю, Аквинат разделял добродетели на умственные и нравственные, но как христианин добавлял к ним богословские, считая их наивысшими, – веру, надежду, любовь.

Роль философии в Средние века была служебной. Ограниченность средневековой философии Гегель объяснял так: «Греческая философия мыслила свободно, а схоластика несвободно, так как последняя брала свое содержание как данное, а именно данное церковью» (Гегель Г. Энциклопедия философских наук: В 3 т. Т. 1. С. 138).

Главная задача схоластики, еще не имевшей тогда отрицательного оттенка, появившегося позже, заключалась в доказательстве религиозных истин. При этом средневековая философия выполняла важную синтезирующую роль: синтез христианства с платонизмом бл. Августина, синтез христианства с аристотелизмом Фомы Аквинского. Интересно, что последний синтез приблизительно совпал по времени с художественным синтезом Данте.

Хотя основными философскими темами в эпоху схоластики были те, которые исходили из религиозных задач, чем дальше, тем больше выходили на поверхность собственно философские проблемы в религиозной упаковке. Одна из таковых – о реальном существовании идей – восходит к античности. Спор в Средние века начался между реалистами, которые признавали существование идей, или, как их тогда называли, универсалий как общего в самих вещах в части субстанциональных форм Аристотеля, и номиналистами, которые полагали, что идеи формируются в мозгу человека как обобщения многообразного мира единичных вещей. Выйдя из недр античности, этот спор трансформировался в Новое время в спор между объективными и субъективными идеалистами.

Спор между реалистами и номиналистами стимулировался основной задачей схоластики – разумным обоснованием веры.

Попытка оказалась безуспешной, и мнение номиналистов, следовавших преобладавшему в эпоху патристики представлению о непостижимо мистической природе веры в Бога, мешало примирению разума и веры.

На рубеже схоластики и Возрождения усилился философский скептицизм, свойственный, в частности, Н. Кузанскому. В его сочинениях находим ставший в то время модным пантеизм, утверждающий: «Бог во всех вещах, как все они в нем».

Эпоха Возрождения началась с сомнения в истинности религиозных догм. Как в Древней Греции противоборствующие школы последователей Сократа не смогли прийти к согласию относительно основ нравственности и возник скептицизм, так в конце Средних веков, когда ослабла религиозная вера, скептицизм возродился вновь. Он готовил почву для новой веры – в разум человека, его силы и способности. «Пусть совесть и добродетели ученика находят отражение в его речи и не знают иного руководителя, кроме разума», – писал М. Монтень (1533–1592). Добро и зло, по мнению Монтеня, относительны и зависят от нашего взгляда на них. Когда Монтень призывает «сосредоточить на себе и своем собственном благе все наши помыслы и намерения», то этим он выражает одну из основных идей Возрождения, в соответствии с которой в центр мироздания помещается человек с его чувствами и желаниями. Обращенность к человеку нужна Монтеню, чтобы выразить сомнение в символе религиозной веры. В этом он близок к античным скептикам и завершает круг средневековой философии. Последняя возвращается вместе с ренессансом античной культуры к своим традиционным проблемам, чтобы повторить античность на новом уровне.

Среди философских направлений, освободившихся от роли «служанки богословия», помимо пантеизма, отождествившего Бога и природу и тем самым создавшего основу для философского исследования природы, следует назвать и возникший в эпоху Возрождения гуманизм, способствовавший повышению интереса к человеку как личности, его качествам и потребностям (Эразм Роттердамский (1469–1536) и др.). Тогда же возникло понятие гуманитарных наук, под которыми понималось изучение всего, что соответствует целостности человеческого духа. Под гуманитарностью понималась полнота и нераздельность природы человека. Таким образом, синтез имел место в эпоху Возрождения не только в искусстве (Данте), в философии (Фома Аквинский), но и в зарождающейся науке. Эпоху Возрождения в целом можно назвать синтетической.

Искусство средневековой Европы

В средневековом эпосе в отличие от античного меньшее значение имеют боги и большее – люди. Эпос все дальше отходит от мифа, приближаясь к роману. Этому способствовало господство в культуре религии, которая разделяет божественное и человеческое. Христианский Бог выше по отношению к человеку, чем языческий, и взаимодействие его с человеком менее ощутимо, что отражается в литературе.

Пьер де Ронсар (1524–1585) так выразил отличие богов от людей:

С богами есть у нас

Всего одно, но веское различье.

Не быть тебе, мой друг, счастливым вечно

И вечно молодым,

Мы таем, словно дым,

А жизнь богов светла и бесконечна

(Четвертая книга од // Книга песен. Из европейской поэзии XIII‑XVI веков. М., 1986. С. 195).

Развитие литературы по цепочке миф – эпос – роман, по-видимому, является характерной чертой любой продвинувшейся цивилизации. Если этому что‑то препятствует, то развитие заканчивается на стадии мифа или эпоса. Говоря шире, все культуры проходят одни и те же этапы: мистические представления – мифы – эпос – светское искусство.

Европейский эпос делится на героический, в котором превалируют сказания о подвигах героя («Песнь о Нибелунгах»), и куртуазный, в котором главным являются любовные отношения, основывающиеся на рыцарском идеале Прекрасной Дамы («Тристан и Изольда»). Куртуазный эпос появляется позже героического, в нем преобладают человеческие отношения, а значение богов становится меньше, и в этом смысле куртуазный эпос является переходным от эпоса к лирике как одной из форм светского искусства.

Испанский героический эпос «Песнь о моем Сиде» датируется серединой XII в. Его герой – реальная личность, участвовавшая в национально-освободительной борьбе против арабских завоевателей (продолжалась с VIII по XV в.). В основе древнейшего французского героического эпоса «Песнь о Роланде» (первая рукопись относится к XII в.) лежит факт похода Карла Великого в Испанию в 778 г. для борьбы с арабами. Роланд – лицо историческое, но, как заведено в героическом эпосе, его описание далеко от реальности. В Англии с V в. известны легенды о короле Артуре и его рыцарях как пример рыцарского братства.

Существовало и такое своеобразное явление, как поэзия вагантов – бродячего племени средневековых студентов. Сборник вагантской поэзии «Кармина Бурана» (начало XIII в.) положен на музыку современным немецким композитором К. Орфом. Были в Европе странствующие певцы и музыканты – трубадуры и миннезингеры (от миннезанг – жанр немецкой средневековой рыцарской лирики). От героического эпоса путь ведет к Данте, от куртуазного – к Петрарке, жившему в XIV в. Самый знаменитый лирический поэт XV в. – Вийон, XVI в. – Ронсар. «Отец английской поэзии» Дж. Чосер (ок. 1340–1400) напоминает своими «Кентерберийскими рассказами» более известный «Декамерон» Дж. Б