История мировой культуры — страница 5 из 10

От А до Я

Если эпиграф покажется вам уже слишком глуп, то вместо Гете подпишите Тик, под фирмою которого всякая бессмыслица сойдет.

И. Кириевский

Кто вопрошает богов о том, что можно знать посредством меры, веса и счета, и о тому подобных вещах, тот поступает нечестиво.

Socr. ap. Xen. Memor

А собака лаила

На дядю Михаила,

А что она лаила —

И сама не знаила.

Частушка

А. Алфавитный указатель к двухтомнику С. Острового начинается «А было это…» и еще 10 стихотворений, начинающихся с А. (Последнее: «А что такое есть стихотворенье?..») Тютчев стал начинать стихи с И, а Островой с А.

@ — это буква а берется левой рукой за правое ухо (О. К.).

АБСТРАКЦИОНИСТСКАЯ литература (советского классицизма): действуют люди, а разговаривают совершенно как треугольники.

«АВАНГАРД 1920-х годов низвергал традицию, авангард 1980-х ей подмигивает» (тезисы И. Бакштейна).

АВАНГАРД авангарда, одержимый всеми неврозами разведчика неверных путей…

АВТОР. «Если “смерть автора”, то, вероятно, и Деррида тоже нет? – Нет, говорят, Деррида только и есть, это всех остальных нет» (Т. Толстая).

АДРЕСАТ. Цветаева писала: «Говорите о своей комнате, и сколько в ней окон, и какие цветы на ковре…» («Из двух книг») Какая уверенность, что у каждого пишущего стихи есть комната, и даже с ковром. Когда готовили дом-музей Цветаевой, то много спорили, воспроизводить ли в нем предреволюционную роскошь или пореволюционную нищету; выбрали первое. Я сказал: «Полюби нас беленькими, а черненькими нас всякий полюбит».

АЗБУКА. На телеграфе: «А международную в Болгарию тоже латинскими буквами писать?» – «Обязательно».

АЗБУКА. Ст. Спендер предлагал ЮНЕСКО начать опыт мирового правительства со снятия таможенных барьеров между странами на одну букву, например, Либерией, Лапландией и Люксембургом (A. Koestler).

«Лит. газета» печатала статью с новой теорией стиха «Слова о полку Игореве»: строчки соизмеряются по числу одинаковых букв, вот промелькнули вразнобой пять т и вот еще пять т, значит – две строчки. Меня попросили написать предисловие, я написал: «Была детская игра: по клеточкам нарисованы в беспорядке кошки, мышки и лягушки, их нужно пересчитать, но не порознь, а так: первая кошка, первая мышка, вторая кошка, первая лягушка, третья кошка, вторая мышка и т. д., кто раньше собьется. Автор новой теории предполагает в читателе – точнее, в слушателе! – «Слова» вот такую фантастическую быстроту и четкость восприятия» и т. д. Лишь потом я вспомнил, что Хлебников именно такие закономерности обнаружил – post factum – в своем «Кузнечике»: 5 к, 5р, 5л, 5 у. Знал ли об этом толкователь «Слова»?

АКАДЕМИК. Выбран в академики. «А времени в сутках вам за это не прибавили?» – спросил НН. «Ах, если бы вместе с книгами продавали время для их чтения» – эти слова Шопенгауэра стали девизом немецкого общества библиофилов.

АКАДЕМИЧЕСКИЙ АВАНГАРДИЗМ. Ю. М. Лотман говорил об улицах в Режице: «Конечно, если эта – Суворова, то вон та будет Маяковского, а между ними – Жданова». Совсем как у позднего Брюсова.

АКАНЬЕ Льва Толстого: имена «Каренина» вместо «Кореньина», «Каратаев» вместо «Коротаев». Впрочем, кто-то говорил, будто фамилия Анны – от греч. carene, голова, и делал выводы о рационализме и иррационализме.

АКАНЬЕ. Статья А. Ржевского «О московском наречии» объясняла аканье любовью русского народа к начальству – как к первой букве.

АЛФАВИТ. Персидский великий визирь Абул Касем Исмаил (Х в.) возил за собой свою 117 000-томную библиотеку на 400 верблюдах по алфавиту.

АНАМНЕЗ в значении «амнезия» пишет доктор филол. наук М. Новикова в «Лит. газете», 17.6.1992.

АПОЛИТИЗМ Маяковского: у него нет прямых откликов ни на троцкизм, ни на шахтинское дело, его публицистичность условна, как мадригал (сказала И. Ю. П.).

АПОЛЛОН. Воспоминания В. Белкина, художника: «… в «Аполлоне» все были какие-то умытые» (В. Лукницкая).

АРХАИСТЫ И НОВАТОРЫ. Традиционализм закрытости – это хранение результатов, новаторство открытости – хранение приемов. «Никакая программа не революционна, революционна бывает деятельность», т. е. смена программ (Б. Томашевский). Ср. сентенцию Волошина: свободы нет, есть освобождение.

АРХИВ Евд. Никитиной (РГАЛИ): В. И. Бельков, крестьянский поэт, в 150 км от Барнаула, был в городе за всю жизнь раз 10, в том числе один раз в кино. Д. Е. Богданов из Липецка – одно время увлекался собиранием фамилий английских лордов из книг, газет и журналов, насобирал несколько сотен. М. М. Бодров-Елкин из Волоколамского уезда: «Под наблюдением моим / Древа, цветы цвели и вяли». Не помню кто: «Сейчас мне 23 года, проживу еще лет 20» (из собранных автобиографий).

АРШИН. «Догматическая наука мерит мили завещанным аршином, а харисматическая наука мерит мили новоизобретенным аршином, вот и вся разница».

АФИНЫ. Потомкам тираноборцев Гармодия и Аристогитона там тоже полагались почет и льготы. Я вспомнил об этом, услышав от К. К. Платонова, что в ленинградском доме политкаторжан в распределителе висело объявление: «Будет выдаваться повидло по полкилограмма, цареубийцам по килограмму».

«АФОРИЗМЫ – это точки, через которые заведомо нельзя провести никакую линию», – сказал А. В. Михайлов.

БАЛЕТ. Почему в России при всех режимах писать о балете было опасно? Н. написал о Григоровиче: он гений, но сейчас в кризисе; я бы за такой отзыв ручки целовал, а Григорович требует сатисфакции.

БАСНЯ. «А вот Крылова мы с парохода современности не сбросим», – говорил Бурлюк, по воспоминаниям Тауфера.

«БЕЗДАРНЫМ праведником» называл Толстого Скрябин (восп. Сабанеева).

«БЕСПОКОЙСТВО мысли – Герцен, беспокойство совести – Огарев, беспокойство воли – Бакунин» (зап. О. Фрелиха в РГАЛИ).

«Это БЕССМЫСЛЕННИЦА», – писал на сочинениях Я. Г. Мор, преемник Анненского по директорству в Царском Селе (восп. А. Орлова в РГБ).

БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ. Салтыков-Щедрин: «А я в Москве увижу мсье Кормилицына! – думала дама (она этого не думала, но я знаю наверное, что думала). – А я в Москве увижу мадам Попандопуло! – думал кавалер (и он тоже не думал, но думал)».

БИОГРАФИЯ. Мандельштам писал: у интеллигента не биография, а список прочитанных книг. А у меня – непрочитанных.

БИОГРАФИЯ. Я пишу не о себе, а о своих словах, поступках, записанных мыслях, смотрю на себя как на объект, подлежащий реконструкции. А не о внутреннем своем, которого я не помню или довыдумываю.

«БЛАГОВОСПИТАННЫЙ человек не обижает другого по неловкости. Он обижает только намеренно» (А. Ахматова у Л. Чуковской). «Это она повторяет Уайльда», – говорит К. Душенко.

БЛАТ. «Богат мыслит о злате, а убог о блате» (Пословицы XVII в., изд. П. Симони).

БЛИЖНИЕ И ДАЛЬНИЕ. К. Краус: «Кокошка нарисовал меня: знакомые не узнают, а незнакомые узнают».

БОГ. Художница Ханни Рокко говорила о нем: «Ему бы восьмой день!»

БОГОМАТЕРЬ. Собеседница уверяла, что сама слышала в дни Дрезденской галереи, как женщина спрашивала сторожиху при «Сикстинке»: «Почему ее изображают всегда с мальчиком и никогда с девочкой?» Оказывается, любимый феминистский анекдот – тот, в котором Богоматерь отвечает интервьюеру: «… а нам так хотелось девочку!»

«Поэт – шпион Господень»,—

прочитала я у Роберта Браунинга,

маленькая, едва понимая язык.

После оказалось,

что там было написано совсем не то.

Что ж:

пусть считается, что это сказала я.

Кл. Лемминг

БОК. Падение нравов неповинно в гибелях империй, оно не умножает, а только рокирует пороки. При Фрейде люди наживали неврозы, попрекая себя избытком темперамента, а после Фрейда – недостатком его; общее же число невротиков не изменилось. Вероятно, соотношение предрасположенностей к аскетизму, к разврату, к гомосексуализму и пр. всегда постоянно, и только пресс общественной морали давит то одни участки общества, то другие. Это общество как бы ворочается с боку на бок. Кажется, Вл. Соловьев писал, что успехи психоанализа сводятся к тому, чтобы уменьшить клиентуру невропатологов и умножить клиентуру венерологов.

БОЛЕЕ-МЕНЕЕ. «У вас есть дипломаты, более европейские, чем Европа, и менее русские, чем Россия», – говорил Рейсс, германский посол при Сан-Стефанском мире (Мещерский). Ср. С. Кржижановский: «Это более, чем менее? Знаете, это менее более, чем более или менее».

БОРОДИНО. Битву Александра при Гавгамелах греки предпочитали называть «при Арбеле», по более дальнему городу, – потому что благозвучнее. Так французы называют Бородино «битвой под Москвой». Бородино было орудийным грохотом от рассвета до глубокой ночи, артиллерийской дуэлью, а «драгуны с пестрыми значками, уланы с конскими хвостами» высыпались в атаки, лишь чтобы проверить результат пальбы. А именно артиллерия – налаженная Аракчеевым – была у русских едва ли не сильней французской. Больше всего это было похоже на Курскую дугу.

БРЕМЯ: русское «бремя белых» перед Востоком и «бремя черных» перед Западом.

БЫ. «НН хороший ученый?» – «Он мог бы, но ему некогда».

БЫ. Реконструировать поэта по «я чувствовал бы так» – все равно, что больного по «я болел бы так». Этому противоположна гиппократова филология.

БЫ. А что писал бы Пушкин, проживи он на десять лет дольше? А что писал бы он, проживи он на двести лет дольше? Вопрос одинаково неправилен.

БЫ. Если бы Лермонтов не погиб и решился бы уйти из армии, он не удержался бы в столице – по бедности – и жил бы в деревне, предтечей Фета и Толстого (В. Викери, в разговоре). Так и Пушкин, идя на дуэль, надеялся поплатиться ссылкой в деревню. Хотя помещики из них получились бы плохие.

БЫ. Я не раз прикидывал, что было бы с Пушкиным, если бы в декабре 1825 г. повстанцы победили. Получалось: он пережил бы и смуту, и диктатуру Пестеля; первым человеком в русской литературе стал бы Булгарин; Пушкин бы с ним жестоко спорил и погиб бы около 1837 г., возможно, что на дуэли. А. В. Исаченко делал доклад на конгрессе славистов: что было бы, если бы Россию объединила не Москва, а Новгород; получалась очень светлая картина. (Я предпочитал воображать, что Россию объединила бы Литва.) Такими упражнениями любил заниматься Тойнби: что было бы, если бы Тимур в своем маркграфстве не поворотил фронт на Персию, а продолжал бы бороться со степью, как ему и было положено? Тогда мы сейчас имели бы на территории СССР государство приблизительно в границах СССР, только со столицей не в Москве, а в Самарканде.

БЫ. Именно такие рассуждения в стиле Кифы Мокиевича Г. Успенский обозначал незабвенным словом «перекабыльство». А Ю. М. Лотман – словами «многовариантность истории».

БЫТЬ МОЖЕТ. «Данте он мне никогда не читал. Быть может, потому, что я тогда не знала еще итальянского языка» (А. Ахматова, «Модильяни»).

Я – Лир, король без королевства:

Сперва я видел плохих людей хорошими,

Потом вовсе не видел хороших людей,

А потом увидел, что их немало —

Корделия, Эдгар, шут…

Но с ума я сошел тогда,

Когда заглянул за кулисы

И увидел, как шут снимает колпак

И переодевается Корделией.

Значит, хороший человек – всего один,

Только надевает разные маски,

Чтобы мы не теряли надежды.

Кл. Лемминг

ВАКУУМ. Рахманинов говорил: «во мне 85 % музыканта и 15 % человека»; я бы мог сказать, что во мне 85 % ученого… но сейчас этот процент ученого быстро сокращается, а процент человека не нарастает, получается в промежутке вакуум, от которого тяжело.

ВАШИНГТОН на долларе потому так мрачен, что во время позирования он разнашивал зубной протез.

ВЕК ЖИВИ. Из притчи: душа все время учит человека, но не повторяет ни одного урока. Ср. ИСТОРИЯ.

ПИСЬМО ИЗ ВЕНЫ:

Дорогая И. Ю.,

я уже привык Вам писать о каждом встречном городе что-то вроде его перевода на знакомый нам язык: помню, как я писал Вам «возьмите Марбург, перемените то-то и то-то и получите Венецию». Так и о Вене мне хочется сказать: возьмите ленинградские проспекты, наломайте их на куски покороче, расположите так, чтобы каждый перекресток старался называться «Пять углов», потом набросьте на эту паутину московское бульварное кольцо (только пошире) под заглавием Ринг, – Вы получите Вену. Все дома осанистые, все с окнами в каменных наличниках, каждый пятый с лепными мордами, каждый десятый с валькирией в нише. Такой же и университет, но как войдешь – родные узкие коридоры, облупленные двери и неприкаянные студенты.

Вена изо всех сил притворяется городом наших бабушек: на новенькой кондитерской написано «с 1776 г.», на ювелирном магазине (готикой) «бывший поставщик двора его кралецесарского величества». У Аверинцева в университетском кабинете между фотографиями усатого Миклошича и бородатого Трубецкого – огромный Франц-Иосиф в золотой раме. Сама Вена ездит на трамваях, а туристов возит на извозчиках, и извозчиков этих (лошади парою, а возницы в котелках) на улицах не меньше, чем трамваев. В публичных местах густо стоят памятники – тоже в стиле картинок из тех книжек в красных переплетах с золотым обрезом, которые дарили нашим бабушкам за прилежание в четвертом классе. Но не все: с ними, названия не имеющими, чередуются иные, называющиеся барокко. В книгах написано, что подлинным зачинщиком барокко был Микеланджело, но это неправда. Микеланджело говорил, что статуя должна быть такой, чтобы скатить ее с горы – и у нее ничего не отломится. А эти статуи такие, что и на площади, кажется, вот-вот развалятся – столько из них торчит лишних конечностей. И все вздутые и вскрученные, как будто их сложили из воздушных шаров разного размера и облепили камнем. Поглядев на здешнюю Марию-Терезию (в окружении разных аллегорий), чувствуешь, что наша Екатерина перед Александринским театром – чудо монументального вкуса. На гравюрах мы привыкли к таким размашистым жестам, как у Терезии и аллегорий; но когда они из чугуна, то я пугаюсь. Дворцы по бульварному кольцу тоже поважнее Зимнего: там на крыше стоят черные латники, а тут скачут золоченые всадники, а то и колесницы, и тоже все в чем-то развевающемся.

И вот среди этого царства бабушек разных эпох стоит собор святого Стефана, ради которого, собственно, я только и выполз из своего жилья. Мне его стало очень жалко. Он высокий, старый, изможденный, и ему очень тесно. Почему большой – об этом в незапамятном детстве, когда меня безуспешно учили немецкому языку, я читал легенду, что его строитель ради этого продал душу дьяволу, но чем это кончилось, я не помню. Почему худой – потому что это поздняя готика, когда все башни похожи на рыбьи кости с торчащими позвонками, а подпружные ребра по бокам судорожно поджаты. Почему изможденный – то ли он в вечном ремонте, то ли порода у него такая, но серые стены цвета вековой пыли у него в больших светлых проплешинах, как на облезающей собаке. Почему тесно – потому что его вплотную обступили, высотою ему по колено, добротные домики XIX века, такие уютные, что ясно, никто никогда их не снесет, чтобы Стефана можно было хоть увидеть по-человечески. Видно, что за шестьсот лет он оттрудился вконец и хочет только в могилу, а ему говорят: ты памятник архитектуры, тебе рано. Вы человек – бывавший в Европе, и на эти мои чувства могли бы сказать вразумляюще: «это везде так», и я бы утешился. Но вас поблизости не было.

Тогда я единственный раз выбрался дальше моего обычного маршрута от жилья до университета, и это было тяжело: я не мог ничего видеть, не стараясь в уме пересказать это словами, и голова работала до перегрева, как будто из зрительной пряжи сучила словесную нитку. Мне предлагали поводить меня по Вене, но я жалобно отвечал: «Я слишком дискурсивный человек». На обратном же пути от Стефана стоял дом серым кубом образца 1930 г., на квадратном фасаде – цветные гнутые нимфы образца 1910 г., а между ними надпись: здесь жил Бетховен, годы такие-то, опусы такие-то.

Ежедневный же мой путь до университета – 20 минут, из них 15 минут вдоль каменного барака в два этажа, где был монастырь (на воротах – «MDCXCVII»), потом госпиталь (за воротами скульптура белого врача в зеленом садике), а теперь его передалбливают под новый корпус университета. Это по одной стороне улицы, а по другой – пиццерия, фризюрня, турбюро до Австралии и Туниса, киндер-бутик, музыкальные инструменты с электрогитарами в витрине, ковры, городской суд, японский ресторан, книжный магазин (в витрине «Наш бэби» и «Турецкая кухня»), церковь с луковичными куполами под названием «у белых испанцев», где отпевали Бетховена, автомобильные детали, еще ковры, Макдональдс, антикварня с золотыми канделябрами и бахаистский информцентр (это, насколько я знаю, такая современная синтетическая религия, вроде эсперанто). Сократ в таких случаях говорил: «Как много на свете вещей, которые нам не нужны!», а у меня скорее получается: «Как много вещей, которым я не нужен». В конце же пути, напротив университета, перед еще одной двухкостлявой готической церковью, зеленый сквер имени Зигмунда Фрейда и среди него серый камень, буквы пси и альфа, и надпись: «Голос разума негромок».

Мы с Вами плохо ориентируемся на местности, мне здесь рассказали страшную историю о том, как это опасно. Когда Гитлер был безработным малярным учеником, ему повезло добыть рекомендательное письмо к главному художнику Венского театра (дом в квартал, весь вспученный крылатыми всадниками и трубящими ангелами), но он заблудился в коридорах этой громады, попал не туда, его выставили, и вместо работы по специальности ему пришлось делать мировую историю.

Я всю жизнь сомневался, что такая вещь, как австрийская литература, существует в большей степени, чем саксонская или гессенская литература; но мне объяснили: да, особенно теперь, после немецкой оккупации. Это все равно как Польша почувствовала себя инопородной России только после ста лет русской власти. Говорят, даже обсуждали в правительстве, не снести ли совместный памятник австрийским и немецким солдатам, павшим в I мировую войну, как недостаточно патриотичный; но решили не сносить, а только прикрыть большим-пребольшим колпаком. Я пришел в восторг и, увидев на дальнем краю Фрейд-сквера странный бурый конус в цветных разводах, подумал, может быть, это тоже колпак на чем-нибудь. Но мне сказали: к сожалению, нет, это памятник в честь мировой экологии.

В той австрийской литературе, которую я считал несуществующей, был такой лютый сатирик-экспрессионист Карл Краус, тридцать лет служивший для Германии Свифтом и Щедриным, вместе взятыми; это он сказал: «Господи, прости им, ибо они ведают, что творят». В магазине, где я купил полезную книгу, справочник мотивов мировой литературы, ее упаковали в сумку, на которой красным по черному было написано: «Если колеблешься между двумя путями – выбирай правильный. Карл Краус». Позвольте же этими ободряющими нас словами закончить мое затянувшееся письмо.

ВЕРА. «У нас даже вместо опиума для народа – суррогат».

ВЕРА. «В Бога верите?» – «Верю». – ? – «Ну, не так, конечно, верю… Некоторые верят, ну прям, взахлеб…» (М. Ардов, «Октябрь», 1993, № 3).

ВЕРА. «Иные думают, что кардинал Мазарин умер, другие, что жив, а я ни тому, ни другому не верю» (Вяземский).

ВЕРА. «Я служила в ГАИЗе, но была агностиком: это не мешало совести. Я считала, что верить в бога и быть уверенным в его существовании – безнравственно, потому что корыстно» (из писем Н. Вс. Завадской).

ВЕРГИЛИЙ – поэт, который мог бы сказать «отечество славлю, которое есть, но трижды – которое будет». Внимание к Марцеллу, Палланту и другим молодым было для него тем же, чем для Маяковского «Комсомольская правда».

ВЕРЛИБР. «Главное – иметь нахальство знать, что это стихи».

Проза,

Докажи, что ты верлибр!

Я. Сатуновский

ВЕРЛИБР. Олдингтон говорил: если бы Мильтон писал верлибром, он бы писал лучше.

ВЕРЛИБР. Я писал статью о строении русской элегии, перечитывал элегии Пушкина и на середине страницы терял смысл начала, так все было гладко и привычно. Чтобы не перечитывать по многу раз, я стал про себя пересказывать читаемое верлибром, и оно стало запоминаться.

ВЕЧНО. На цветаевской конференции вспомнилось, как Тиняков определил: Гиппиус – это вечно-женственное, Ахматова – вечно-женское, Л. Столица – вечно-бабье… («А о ком еще было сказано: вечно-бабье? О России: так сказал Бердяев, имея в виду дух восприимчивости и пр.»). Но на этой конференции я вспоминал вечно-бабье всеминутно и безотносительно к России. «Как прошла конференция?» – спросил Флейшман. «На уровне примерно Харькова». – «Тогда хорошо».

ВЕЧНОСТЬ. На юбилее НН произнесли восточное пожелание: «Если хочешь быть счастливым час – закури; если день – напейся; если месяц – женись; если год – заведи любовницу; если всю жизнь – будь здоров!» В. С. добавил: если всю вечность – умри.

И вечность – бабушка души.

Д. Суражевский

ВЕЧНЫЕ ЦЕННОСТИ. Они напоминают те вечные иголки для примуса, о которых Ильф писал: «Мне не нужна вечная игла для примуса. Я не собираюсь жить вечно!»

«Вечные образы, этот паноптикум Тюссо в литературе», – выражался Брехт.

ВЕЧНЫЕ ЦЕННОСТИ: это как у нас возрождают семью и одновременно Христа, сказавшего «не мир, но меч» (Мф. 10. 34–36), – а кто помнит, по какому поводу? См. I, ПАВЛИК МОРОЗОВ.

ВЕЩЬ. В. Адмони: «Анненский – поэт вещи? не сказать ли: меблировщик (декоратор) души?»

ВЕЩЬ. Ф. Сологуб на юбилее говорил: «В старости привыкаешь относиться к себе как к вещи, которая нужна другим. Как к вещи, которую рвут из рук в руки и все никак не доломают. Я готов быть и молотком, и микроскопом, но не попеременно».

Пусть я не микроскоп, а штопор, все равно не стоит мною гвозди забивать! Маршак говорил: если человека расстреливают, пусть это делает тот, кто умеет владеть винтовкой.

ВИНОГРАД, см. III, ДЕМОКРАТИЯ.

В ЛИЦО. А. приснилось: приходит покойная свекровь, удивляется, что из ее комнаты вынесены вещи, спрашивает свои документы, и неудобно ей объяснять, что она уже мертвая. То же снилось ей и после смерти ее матери. И вправду, многим живым в лицо тоже трудно сказать, что они уже мертвые. Мне до сих пор не говорят.

ВНУШЕНИЕ. Р. Штейнера обвиняли, что перед Марной он встретился с Мольтке-мл. и нечаянно возбудил в нем стратегическую бездарность (J. Webb).

ВОЗДАЯНИЕ. «Зрелище полей, обещающих в перспективе разве что загробное воздаяние» (Щедрин). «То-то у нас сейчас и происходит религиозное возрождение!» – отозвался И. О.

ВОЗМУЩАЮЩАЯ РОЛЬ исследователя в филологии – это и называется вкус.

ВОЛГА. «Иван Сергеевич, да вы ведь и Волги не видали!» – говорил Тургеневу Пыпин. Блок в России видел кроме Петербурга, Москвы и Шахматова только Киев в 1907 г. и Пинск в войну.

ВОЛНИТЕЛЬНЫЙ. Это слово К. Федин с огорчением нашел уже в статьях Льва Толстого.

ВОСКРЕСНОСТЬ. «Он человек добрый, только никаких воскресностей не дает».

ВОСПИТАНИЕ должно говорить «смотри туда-то», а не «видь то-то». Толпа, которая вперена в одно и шелестит друг другу о разном.

ВОСПИТАНИЕ. Семья заботится, чтобы человек отвечал требованиям общества, какие были 20 лет назад; улица – требованиям сегодняшним; школа должна готовить к требованиям, какие будут через 20 лет. Сейчас хуже всего делает свое дело школа.

«ВОСПОМИНАНИЯ – фонари из прошлого, проясняющие пройденный путь и бросающие свет на будущий». Свет ли? Ведь перед ногами идущего – собственная тень от света прошлого. За каждым хорошим воспоминанием тянется длинная тень его дурных последствий.

ВОСПОМИНАНИЯ. Было четверостишие Арго (о рапповских временах): «Подняв из-под архивной пыли / Сей пожелтелый старый бред, / Не говори с тоскою: были, / Но с благодарностию: нет». А о чем можно с уверенностью сказать «нет»?

Воспоминания подавляют атомарностью. Раздражает случайность, с которой они напластовывались во мне. Не нанизаны на ось, а свалены в корзинку: как будто историческая память – не организм, а папка с материалами на случай. Корзинка – несмотря на то, что я помню последовательность напластований и впечатлений каждого возраста. Может быть, не корзинка, а шкаф с полками и отделениями, и поэтому ощущающий пустоту в таких-то и таких-то и страдающий от нее (тоска по полноте, по энциклопедии, по Исидору Севильскому) или от того, что не те материалы попали не на те полки.

ВРАГ. Черногорская сентенция: героизм – это защитить себя от врага, а человечность – это защитить врага от себя.

ВРЕМЯ. В Праге есть часы на синагоге, которые ходят по-еврейски, против часовой стрелки. НН похож на часы, у которых минутная стрелка исправно кружится, а часовая стоит на месте.

ВРЕМЯ. Приснилась ведомость со счетом трат времени, под заглавием «Цайткурант».

ВРЕМЯ. «Днесь приходит время злое, время злое, остальное. После будет время злее, время злее, остальнее». Духовный стих, который любит С. Е. Никитина.

ВРЕМЯ. В деревне, где летом живет О. С., восстанавливают церкви. Она спрашивала стариков: а когда ломали, то как: по приказу, по мобилизации? «Нет, сами». – «А почему?» – «Такое время было». Это напоминает апокрифический разговор: «Дедушка, а Христос был еврей?» – «Еврей, детка, еврей. Тогда все были евреями: такое время было» (Ср. в «Сумасшедшем корабле» про А. Волынского: «Он еврей, но, как апостолы, русский».)

И еще напоминает мою любимую сомалийскую сказку из статьи Жолковского. Был новый год, племя послало жреца гадать в лес, навстречу выползла змея и сказала: «Будет засуха, запасайте еду». Запасли, выжили; жрец пошел с подарками благодарить змею, но у самой норы раздумал и повернул прочь. На второй год змея сказала: «Будет война, собирайтесь с силами». Собрались, победили; жрец пошел благодарить змею, но когда она выползла из норы, то передумал и хотел ее растоптать, но змея скрылась. На третий год змея сказала: «Будет большой урожай, готовьтесь к сбору». Приготовились, собрали, жрец пошел с тройными подарками благодарить и просить прощения. Но змея сказала: «Прошлое – не вина, а щедрость – не заслуга. Было бесхлебье – и ты пожалел мне корма. Была война – и ты хотел меня убить. Теперь всего много – и ты несешь мне подарки. Каково время, таковы и мы».

ВРЕМЯ. Вывеска: «Столовая закрывается за 15 минут до закрытия».

«В СРЕДНЕМ 70 % от этого умирают», – сказали Якобсону перед последней операцией; он ответил: «Я ни в чем никогда не был средним» (от Поморской, через Ронена).

ВЫМЫШЛЕННОЕ ЛИЦО.

Главк Сминфиад отличался скромностью во хмелю. Однажды, когда на исходе симпосия Херсий, взявши его за грудь, начал, по обыкновению своему, вопрошать: «А ты кто такой?», то Главк, побледнев, но нимало не смутившись, ответствовал: «Я – вымышленное лицо».

Апокриф

Доска на главной улице в Варшаве: «В этом доме в 18** гг. жил пан Вокульский, вымышленное лицо, бывший повстанец, бывший ссыльный, затем варшавский житель и коммерсант, род. в 1832 г.»

ВЫСОКОМЕРИЕ. «Моя нездоровая скромность, доходящая до мании ничтожества» (дневн. Е. Шварца). «Смотреть на всех снизу вверх – это очень большое высокомерие», – сказал мне А. Я. Гуревич.

ВЫСОКОМЕРИЕ. Н. не любит людей, но уважает: никогда не смотрит сверху вниз. «А я наоборот», – сказала Т. С. Высокомерие от нравственного ригоризма. За это ее и не любят. У нее крепкие научные зубы и узкое научное горло: она выкусывает интересные куски, а переваривать их приходится за нее.

ГАЗЕТА. В Карелии, чтобы отвлечь домового от лошадей, вешают в конюшне на стену газету вверх ногами.

ГАЛЛИЦИЗМЫ:делать знаки, бросился исполнить приказание, НН находится с вами («Галатея», 1839, № 11, с. 215).

ГЕНИЙ. П. Валери: «Талант без гения – малость, гений без таланта – ничто».

«Я не гений, но гениален», – говорил В. Чекрыгин (по Харджиеву). Ср. «Почему я не интеллигент – почему я не интеллигентен».

«ГЕРМОГЕН, патриарх, был не сладкогласив, не быстрораспрозрителен и зело слуховерствователен» (цит. по Платонову тот же Алданов, этот Щедрин русской эмиграции, за отсутствием спроса ушедший в беллетристику, где те же мысли декорированы выдуманными персонажами, такими маленькими, что даже незаметно, что они картонные).

ГЕРОСТРАТ. Вообразите: Эфесский храм сгорел только по недосмотру пожарной службы, и, чтобы это скрыть, сочиняют версию о поджоге (с запретом называть имя поджигателя). Такой версии обеспечен успех.

ГИБРИДИЗАЦИЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ. От скрещения Брюсова и Бальмонта явился Гумилев, от Брюсова и Блока – Пяст, от Брюсова и Белого – Ходасевич, от Брюсова и Иванова – Волошин. («И все они, по Фрейду, ненавидели отца», – сказала Н.) И у него еще осталось сил на старости лет произвести от Северянина – Шенгели, а от Пастернака – Антокольского. От скрещения Бальмонта и Сологуба явился Рукавишников, а от скрещения Б. Окуджавы и Ю. Кузнецова – Высоцкий.

ГИБРИДИЗАЦИЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ. К. П. сказал: «Платонов скрестил Белого с Горьким». И получил Зощенко, освобожденного от комизма. Каким же для этого нужно быть мичуринцем!

ГИБРИДИЗАЦИЯ ЛИТЕРАТУРНАЯ. Х. Баран сказал: Хопкинс – это вроде Донна, заговорившего стихом Маяковского. (И языком «Светомира-царевича».) Оцуп определял Есенина: смесь Кольцова и Верлена, а Иванов-Разумник говорил, что Розанов – это Акакий Акакиевич пополам с Великим инквизитором. Да и Монтень – это ведь тоже скрещение Авла Геллия с письмами Цицерона.

ГИБРИДИЗАЦИЯ ВНЕЛИТЕРАТУРНАЯ. «В честь 70-летия товарища Сталина советские селекционеры-мичуринцы приняли обязательство вывести новую породу сельскохозяйственного животного – мускопотама. Самое трудное было уговорить гиппопотама. Муха была готова на все» (из писем В. П. Зубова Ф. А. Петровскому, по памяти).

ГИД. Набоков был нецерковен: «К Богу приходят не экскурсии с гидом, а одинокие путешественники».

ГИПЕРБОЛИЗАЦИЯ ПРИЕМА. В переводе «Гоголя» Набокова следовало бы гоголевские цитаты сохранить на английском языке, потому что ради них и написана вся книга. А. Эфрос переводил Сандрара: «сторож, обутый в valenki…»

ГИРШЕ, ДА ИНШЕ. Накануне Октября и Пажеский корпус, и г-н Путилов (в разговоре с французским атташе) высказывались за большевиков (Геллер и Некрич).

ГЛАВНОЕ СЛОВО. Внучка проходила мимо курятника, взяла и закудахтала – просто так, от нечего делать. Куры переполошились, высыпали на улицу и с криком бросились к ней. Видимо, она сказала им что-то очень важное, а что – сама не знает.

ГЛАВНЫЕ ВЕЩИ. Трех главных вещей у меня нет: доброты, вкуса и чувства юмора. Вкус я старался заменить знанием, чувство юмора – точностью выражений, а доброту нечем.

ГОДОВЩИНЫ. Гумилев говорил Шилейке, что умрет в 53 года (В. Лукн.,138). Это был бы 1939 г. Шенгели в 1925-м среди лекции почувствовал себя в тяжелом трансе, будто его ведут на расстрел, но выдержал и дочитал до конца. В перерыве к нему подошел Б. Зубакин: «Дайте вашу ладонь». Посмотрел: «Ничего, вы проживете еще 12 лет». Это был бы 1937 г. (письма Шенгели к Шкапской).

ГОЛОВОТЯПСТВО родило революцию: Февраль начался бунтами из-за бесхлебья в очередях, а после Февраля оказалось, что хлеб в столице был. Солдаты хотели мира, потому что не было снарядов, между тем оборонная промышленность работала на зависть союзникам, и только продукцию ее никак не могли довезти до фронта. А накопилось ее столько, что хватило на три года гражданской войны (Геллер и Некрич).

ГОП-КОМПАНИЯ, этимология: «Туземный банкир, русский мужичок Богатков, принадлежащий генералу К., – это “Гоп и компания” здешнего края» («Библ-ка для чтения», 1839).

ГОРОХ. Приятно быть стенкой, об которую бросают горох: может быть, после этого из него сварится каша (ср. ДИАЛОГ). Вдохновение – это, наверно, когда, как в стенку, бросаешь свой горох в Господа Бога, а горох летит обратно в твой котелок.

ГРЕХИ. Христианин перед смертью должен вспомнить свои грехи, чтобы покаяться в них, а буддисты напоминают умирающему о том хорошем, что он сделал. Китайская пословица: «Когда ты один, думай о своих грехах, когда с другими – забывай чужие грехи».

ДВУХЭТАЖНЫЙ. По словам Б. Бухштаба, Н. Олейников говорил, что Маршак – поэт для взрослых, которые думают, что он поэт для детей.

ДЕКРЕТ. «Прошу декретного отпуска по научной беременности».

ДЕЛО. Ривароль сказал собеседнику: «У вас то преимущество, что вы ничего еще не сделали, но не нужно этим преимуществом злоупотреблять». Ср. концовки сентенций Бисмарка и Вл. Соловьева.

ДЕЛО. «Теперь, когда все погибло, поговорим о деле» (Горький – Зубакину, «Минувшее», № 20, с. 263).

ДЕНЬГИ ДЕРЕВЯННЫЕ. «Если бы государь дал нам клейменые щепки и велел ходить им вместо рублей, нашедши способ предохранить их от фальшивых монет деревянных, то мы взяли бы и щепки» (Карамзин против Сперанского. Ср. Посошков: «В деньгах не вес имеет силу, а царское имя»).

Сон сына. Блестящий полководец, вроде великого моурави, отделяет от себя тень, одевает ее в великолепные латы и посылает на врага, чтобы быть сразу в двух местах. Они побеждают; тень возвращается в столицу первой и коронуется; но герой не боится. Он приходит во дворец и говорит: «Тень, знай свое место!» Тень выскальзывает из лат, подползает к его ногам и прирастает; а латы остаются стоять, поднимают железную руку и приказывают: «Отрубить ему голову!»

ДЕСПОТ. «Поэты – деспоты мысли», – говорил Элий Аристид, предвосхищая Бахтина (где говорил – не выписано).

ДЕСТРУКТИВИЗМ живет в благоустроенном доме, где ему приятно передвигать мебель то так, то сяк. (А не в хаосе сопротивляющегося мира.) Культ романтического безобразия на комфортном поле взрастившей тебя цивилизации; озорник, шумящий в телефоне и без того трудного человеческого общения. Абсолютная свобода окупается абсолютной некоммуникабельностью.

ДЕТЕКТИВ (разговор с сыном): не вернее ли задаться вопросом, почему неубитые не убиты.

DE TROP – «всего слишком много», экзистенциалистский термин, до которого я додумался (доощущался?) самостоятельно в двадцать с немногим лет. Само это ощущение могло накопиться в школьные годы от многопредметной программы и сказаться только потом. Были навязчивые сны, как я иду в школу, не выучив урок, как за мной гонится травля-погоня, смыкаясь кольцом, как, уже загнанный, я сижу под кустом, ожидая: за сколько бед будет один ответ. В. Меркурьева спрашивала Вяч. Иванова, есть ли в ее стихах что-нибудь кроме чувства бессмертного английского школьника: мир велик, а я мал. Кто был тот бессмертный английский школьник? Позже я нашел этому страшному чувству веселую иллюстрацию:

… Знай, о повелитель правоверных, что выехал я в каком-то году из своего города (а это был Багдад) и имел при себе небольшой мешок. Мы прибыли в некоторый город, и пока я там продавал и покупал, вдруг один негодяй из курдов набросился на меня, отнял мешок и сказал: «Это мой мешок, и все, что в нем, – это мое!» И пошли мы к кади, и кади сказал моему злодею курду: «Если ты говоришь, что это твой мешок, то расскажи нам, что в нем есть». И курд ответил:

«В этом мешке две серебряные иглы и платок для рук, и еще два позолоченные горшка и два подсвечника, два ковра, два кувшина, поднос, два таза, котел, две кружки, поварешка, две торбы, кошка, две собаки, миска, два мешка, кафтан, две шубы, корова, два теленка, коза, два ягненка, овца, два зеленых шатра, верблюд, две верблюдицы, буйволица, пара быков, львица, пара львов, медведица, пара лисиц, скамеечка, два ложа, дворец, две беседки, сводчатый переход, два зала, кухня и толпа кухонных мужиков, которые засвидетельствуют, что этот мешок – мой мешок!»

«Эй, а ты что скажешь?» – спросил кади. А я был ошеломлен речами курда и сказал: «У меня в этом мешке только разрушенный домик, и другой, без дверей, и собачья конура, и детская школа, и палатки, и веревки, и город Басра, и Багдад, и горн кузнеца, и сеть рыбака, и дворец Шеддада, сына Ада, и девушки, и юноши, и тысяча сводников, которые засвидетельствуют, что этот мешок – мой мешок!»

И тогда курд зарыдал и воскликнул: «О кади, этот мешок мне известен, и в нем находятся укрепления и крепости, журавли и львы, и люди, играющие в шахматы, и кобыла, и два жеребенка, и жеребец, и два коня, и город, и две деревни, и девка, и два распутника, и всадник, и два висельника, и слепой, и двое зрячих, и хромой, и двое расслабленных, и поп с двумя дьяконами, и патриарх с двумя монахами, и судья с двумя свидетелями, которые скажут, что этот мешок – мой мешок!»

И я исполнился гнева и сказал: «Нет, в этом мешке – кольчуги и клинки, и кладовые с оружием, и тысяча бодливых баранов, и пастбище для них, и тысяча лающих псов, и сады, и виноградники, и цветы, и благовония, и смоквы, и яблоки, и кувшины, и кубки, и картины, и статуи, и прекрасные невесты, и свадьбы, и суета, и крик, и дружные братья, и верные товарищи, и клетки для орлов, и сосуды для питья, и тамбурины, и свирели, и знамена, и флаги, и дети, и девицы, и невольницы, и певицы, и пять абиссинок, и три индуски, и двадцать румиек, и пятьдесят турчанок, и семьдесят персиянок, и восемьдесят курдок, и девяносто грузинок, и Тигр, и Евфрат, и огниво, и кремень, и Ирем Многостолпный, и кусок дерева, и гвоздь, и черный раб с флейтою, и ристалища, и стойла, и мечети, и бани, и каменщик, и столяр, и начальник, и подчиненный, и города, и области, и сто тысяч динаров, и двадцать сундуков с тканями, и пятьдесят кладовых для припасов, и Газа, и Аскалон, и земля от Дамиетты до Асуана, и дворец Хосроя Ануширвана, и Балх, и Исфахан, и исподнее платье, и кусок полотна, и тысяча острых бритв, которые обреют бороду кади, если он решится постановить, будто этот мешок – не мой!»

И когда кади услышал мои слова, его ум смутился, и он воскликнул: «Я вижу, что вы оба негодные люди и не боитесь порицаемого, ибо не описывали описывающие и не говорили говорящие и не слышали слышащие ничего удивительнее того, что вы сказали! Клянусь Аллахом, от Китая до дерева Умм Гайлан и от страны Иран до земли Судан, и от долины Наман до земли Хорасан не уместить того, что вами названо! Разве этот мешок – море, у которого нет дна, или Судный день, когда соберутся все чистые и нечистые?»

И потом кади велел открыть мешок, и я открыл его, и вдруг оказывается в нем хлеб, и лимон, и сыр, и маслины! И я бросил наземь мешок перед курдом и ушел». И когда халиф услышал от Али-персиянина этот рассказ, он опрокинулся навзничь от смеха» и т. д. («1001 ночь»).

ДИАЛЕКТ. Брат фольклориста Чистова пошел по партийной линии, и у братьев раздвоились диалекты: партийный заговорил на фрикативное h.

ДИАЛОГ. «Книга тем и нужна, что позволяет пишущему выговориться ни перед кем, а читающему вообразить, что это направленный разговор именно с ним». (Так и представляешь на месте пишущего – Деррида с его «самого-себя-слушанием», а на месте читающего – Бахтина: встречу двух эгоцентризмов.)

ДИАЛОГ. («Что такое диалог? – “допрос”» и т. д..). Дочь с ее психологическим образованием сказала: это мужчины обижаются на диалог, как на допрос, а женщины, наоборот, обижаются на уклонение от диалога, как на невнимание – доказано статистически. Может быть, бахтинское отношение к литературному герою не как к сочиненному, а «как к живому человеку», тоже характернее для женщин, чем для мужчин?

ДИАЛОГ. В каждом разговоре двоих участвуют шесть собеседников: каждый как он есть (известный только богу), каким он кажется себе и каким он кажется собеседнику; и все – несхожие. До Бахтина («каждый диалог двух собеседников – это диалог их внутренних диалогов самих с собой» и т. д.) об этом написал Амброз Бирс.

ДИАЛОГ. Гельмгольца призывали периодически к двум дворам, Вильгельм I слушал и не понимал, Вильгельм II говорил, и Гельмгольц не понимал (Алданов).

ДИККЕНС. Зощенко писал языком гоголевского почтмейстера, а Джойс языком мистера Джингля.

ДИПЛОМАТИЯ. Романтический художник, общающийся с небом через голову мещанского мира, – это тоже дипломатия дружбы не с соседом, а через соседа.

ДЛИНА. Клюев учил Есенина: лучший размер лирического стихотворения – 24 строки (Эрлих). А Брюсов говорил Гюнтеру, что 16.

ДОБРО. «Вы, В. В., генератор доброго, а я – поглотитель недоброго».

И работу окончив обличительно-тяжкую,

После с людьми по душам бесед,

Сам себе напоминаю бумажку я,

Брошенную в клозет.

В. Шершеневич

ДОБРОТА. Зощенко утешал Маршака, что в хороших условиях люди хороши, в плохих плохи, в ужасных ужасны (восп. Е. Шварца). Об этом и моя любимая сомалийская сказка (см. ВРЕМЯ). Вообще-то это мысль из стихов Симонида, цитированных Платоном. Брехт: «Не говорите, что человек добр, сделайте так, чтобы ему было выгодно быть добрым». Я дважды цитировал это при Т. М., один раз она восхитилась, другой ужаснулась. Собственно, рационализм марксизма и сводился к этой брехтовской формуле, но романтизм марксизма заставлял верить, что будет чудо и недобрые все-таки переродятся в добрых.

ДОВОД. Черчилль помечал в речах: «довод слаб, повысить голос». Некоторым приходится держать голос повышенным от начала до конца.

ДОЛГ. «Ты что ж, говорю, волк, неужели съесть меня захотел? А волк молчит, разинув пасть. Не ешь, серый, я тебе пригожусь. А сам думаю: на что я пригожусь? И пока я так раздумывал, волк меня съел. С приятным сознанием исполненного долга я проснулся» (Ремизов. Мартын Задека).

ДОМ ЦВЕТАЕВОЙ в Москве. «Ваш дом снесут: рядом будет американское посольство». Ждут. «Сделают капремонт, рядом будет английское посольство». Ждут. «Отремонтируют фасад: рядом будет индийское посольство». Ждут. «Ничего не сделают: рядом будет монгольское посольство». И стоит, из окна видно.

ДОМОВОЙ. «… а теперь тут молодежное общежитие, и такое стоит, что домовые глохнут».

ДОРАЗУМЕТЬ И ВЫВИДЕТЬ нужное предлагал Кот Бубера у С. Боброва.

ДОСТОПРИМЕЧАТЕЛЬНОСТИ. В санатории «Узкое» показывают бильярд, на котором играл – чуть ли не с Луначарским – Маяковский и возле которого на трех сдвинутых кожаных сидениях умер Вл. Соловьев А в соседней церкви, отремонтированной лишь за счет канадских Трубецких, будто бы до сих пор гниет не разобранная библиотека Гитлера. В связи с этим кто-то рассказывал, что парижская Тургеневская библиотека, аккуратно перевезенная немцами в Киев, попала в Ленинку и около 1972 г. ее рассортировали: не-дублеты в фонд, а дублеты под нож. Почему не в другие библиотеки? – Потому что не было в уставе пункта о передаче книг из ВГБИЛ в другие библиотеки. Кстати, там же, в Ленинке, есть фонд Germanica, за который Германия готова заплатить валютой, но его не продают: книги в таком непоправимом состоянии, что стыдно показать.

ДР. Мне снилась московская Театральная площадь и на ней мемориальный столб великим полякам: Мицкевич, Лелевель, а третий почему-то был Булгарин, и на этом месте все говорили «и др.».

ДЯДЯ. У НН., филолога-классика, – стареющий пес Шлиман: «Сперва он был мне вроде сына, потом вроде брата, а потом не то чтобы вроде отца, но, скажем, вроде дяди». Я вспомнил шутку Ф. А. Петровского. Институтка спросила: чем отличаются бык и вол? «Теленочка знаешь? Ну так вот, бык – это отец теленочка, а вол – его дядя» (сказано было на заседании сектора, но по какому поводу?).

ЕВГЕНИКА – это наш нравственный долг перед домашними животными.

ЕВХАРИСТИЯ. Читатель приобщается автору, как при евхаристии – Богу: поглотив его частицу. Но при евхаристии причастник обычно никогда не воображает, будто съел всего бога, а при чтении – к сожалению, почти всегда.

ЕГИПЕТ. Блок не мог есть при чужих, как геродотовы египтяне (восп. Павлович). И был коротконог, как патагонцы: сидя казался выше, чем стоя (восп. Н. Чуковского). То же самое вспоминал Н. Альтман о Ленине.

ЕГИПЕТ. В. Рогов дописывал 15 стихотворений Брюсова, как тот – «Египетские ночи», а Жанна Матвеевна авторизовала.

ЕДИНОСУЩИЕ. Богослов и проповедник Галятовский объяснял единость двух единств Христа: может ведь человек быть одновременно и философом, и ритором! У зулусов быть одновременно человеком и пауком так же естественно, как у нас быть семьянином, гражданином, блондином, химиком, спортсменом и мерзавцем. Это тоже ЛИЧНОСТЬ как точка пересечения.

ЕФА – мера емкости, вмещающая 432 яйца. «И там сидела одна женщина посреди ефы» (Зах. 5. 7).

ЕЩЕ. «Постоянно прибавляйте “уже” и “еще”» (Брехт).

«ЖАДНОСТЬ К ПЕЧАЛИ у Чеботаревской стала патологической» (Н. Оцуп).

ЖЕНА. «Не позадачило с женой жить, не стал ее скорбить, взял да и ушел от нее» (РГАЛИ, записи В. В. Переплетчикова).

ЖЕНИТЬБА. «Жениться оттого, что любишь, – это все равно, что счесть себя полководцем оттого, что любишь Отечество». Ср. Ф. Сологуб: «Полководцами становятся те, кто с детства любят играть в солдатики и разбираться в выпушках и петлицах, а не просто те, кто любят Отечество» (Л. Борисов).

ЖЕНИТЬБА. «Для штей люди женятся, для мяса замуж ходят» (Пословицы Симони).

ЖЕНЩИНА. «Несчастен фетишист, который тоскует по туфельке, а получает целую женщину» (Карл Краус).

Я любила тебя, гад,

Двенадцать месяцев подряд,

А ты меня – полмесяца

И то решил повеситься.

ЖЕНЩИНА. «Огненная женщина за 2500 лет до нашего времени» («Одесский вестник» 1873 г. о Сапфо).

«ЖЕНЩИНЫ плачут, когда их бранят, – независимо от того, справедливо или нет, просто потому что бранят». Вот какие наблюдения бывают у Брехта.

ЖИЗНЬ. «Жить тихо – от людей лихо, жить моторно – от людей укорно» (Пословицы Симони).

Уж ты торна, маторна моя,

Фигурна, мигурна моя,

Пришпахтирна, натуральненькая.

Соболевский

«ЖИЗНЬ ушла на то, чтобы жизнь прожить» (из письма С.).

ЖИЗНЬ. «Родился мал, рос глуп, вырос пьян, помер стар – ничего не знаю» – отчет запорожца на том свете; ответ: «Иди, душа, в рай» (Даль).

ЖИЗНЬ. Сталинградский солдат сказал корреспонденту: «Жить нельзя, но находиться можно» (М. Соболь).

ЖИЗНЬ И СМЕРТЬ. Историки Рожков с Покровским ехали в трамвае на съезд Советов и, трясясь у подвесных ремней, переругивались: Рожков кричал: «Все вы скоро будете покойниками!» – а Покровский: «А покойники часто и бывают победителями!».

ЖИЗНЬ коротка. Я вспомнил книгу Голенищева о ренессансе в восточноевропейских литературах; она внушала уважение, но Ш. сказал: «А библиографию в ней помните?» – «Помню». – «И как по-вашему, можно столько книг прочитать за одну жизнь?» А ведь и правда, нельзя.

«ЖИТЬ не хочется, а умирать боюсь» (Гончаров): вариация «Крестьянина и смерти».

«ЖИТЬ не хочется, вот и все», – повтори эти слова быстро 30 раз, они автоматизируются – и станет легче.

ЗАВСЕКТОРОМ – для меня была должность главноуговаривающего и главнододелывающего.

ЗА И ПРОТИВ. Я приготовил подборку стихов М. Шкапской со вступительной статьей; у дочери Шкапской была знакомая в журнале «Москва», отнесли в «Москву». Долго ждали, потом мне позвонили из редакции: предложили снять «Алексея II» и «Последний жид…»: «Знаете, сейчас, когда одни шумят против царского расстрела, а другие – за /?/, несвоевременно…». Я обратил их внимание, что в стихотворении сказано именно это: ни против, ни за, но – выше. «Да, но сейчас, когда Россия так истерзана, такие жестокие слова…» – «Разве это первые 70 лет за свою историю она истерзана? – «Это скорее для “Огонька”, а наш журнал…» – «Ну, а я не с “Огоньком” и не с вашим журналом, а со Шкапской. Снимайте публикацию». От ярости я даже не заикался. В телефоне крякнули, но не возражали. Случилось чудо: с журналами у меня связей нет, но тут через час позвонили из «Октября» и предложили что-нибудь дать в их журнал. Я слету рассказал о случившемся; в телефоне полминуты помолчали и согласились. В «Октябре» и напечатали.

ЗАМУЖ. «В девках сижено – плакано, замуж хожено – выто» (Даль).

ЗАПИСИ И ВЫПИСКИ. У Эффенди Капиева было при себе три записных книжки: для себя, для печати и на всякий случай.

ЗАСТОЙ. Ключевский: «Старые бедствия устранялись, но новые блага чувствовались слабо. Общество было довольно покоем, но порядок ветшал и портился, не подновляемый и не довершаемый. Делам предоставляли идти, как они заведены были, мало думая о новых потребностях и условиях. Часы заводились, но не проверялись». Угадайте, о каком это веке?

ЗАЧЕТ. Я не умею принимать зачеты. «Задавайте мне вопросы: за разумные вопросы будет зачет». Они задавали, я отвечал. В средние века это называлось disputatio quodlibetica – вместо экзамена ученикам я устроил экзамен себе: жаль, что он вышел такой нетрудный.

ЗДОРОВЬЕ. На вопросы о самочувствии: «Самое скверное, что жаловаться не на что».

ЗЕРКАЛО. «Пришвин точно всю жизнь в зеркало смотрится», – сказал И. Соколов-Микитов.

ЗЕРКАЛО. «Русская разговорная речь: тексты», изд. РАН: я, заикаясь, привык следить за своей и чужой речью, поэтому мне не так неожиданно было увидеть в этом зеркале, как у меня рожа крива.

ЗЕРКАЛО. Н. Котрелев нашел псевдонимную рецензию В. Соловьева в «Новом времени» на первые выпуски «Вопросов философии и психологии» и озадачился: там были сплошные хвалы В. Соловьеву, и не понять было, где здесь кончалась маскировка и начинался то ли нарциссизм, то ли макиавеллизм.

ЗНАНИЕ. Хаусмену кто-то написал: «вы – первый филолог в Европе». Хаусмен сказал: «Это неправда – будь это правда, он этого бы не знал».

ЗАПЛАТЫ. Стихотворение Киплинга «Дворец» я прочитал школьником – сверстники помнят серый его сборничек 1936 г. с зубодробительным предисловием – в переводе А. Оношкович-Яцыны (потом я узнал, что это были любимые стихи Багрицкого). Я долго помнил его наизусть; но когда прочитал его по-английски, то оказалось, что некоторые места уже забыл. Пришлось заполнить пробелы собственным переводом (здесь он отмечен курсивом). Через много лет, перечитав Яцыну, я подумал, что забытые и замененные места, может быть, были не случайны.

Каменщик был и Король я – и, знанье свое ценя,

Решил на земле построить Дворец, достойный меня.

Когда раскопали поверхность, то под землей нашли

Дворец, как умеют строить только одни Короли.

Он выстроен был неумело, он вымерен был наугад,

Вкривь и вкось вились коридоры, и сходились углы невпопад,

Кладка была неуклюжей, но на каждом я камне читал:

Вслед за мною идет Строитель. Скажите ему: я знал.

Я не медлил в старых раскопах. Я сам себе мог помочь.

Я шел, перетесывал плиты и отбрасывал лишние прочь.

Я жег его мрамор на известь, клал стропила, топил свинец,

Принимая и отвергая то, что оставил мертвец.

Не презирал я, не славил, лишь дело свое верша,

Но в стройке была все виднее строившего душа.

Словно в глаза ему глядя, понимал я, что я прочту

Двигавшейся рукою двигавшую мечту.

Каменщик был и Король я. В полдень гордыни моей

Они принесли мне Слово, Слово из Мира Теней.

Было слово: ты сделал, что должен. Было слово: на прочем запрет.

Как и ты, Дворец твой – добыча тому, кто придет тебе вслед.

Я отозвал рабочих от кранов, от копей, от ям,

И все, что я сделал, бросил на веру неверным годам.

Но надпись носили камни, и дерево, и металл:

Вслед за мною идет Строитель. Скажите ему: я знал.

«ИДЕАЛИЗМ рождается у господствующих классов от привычки сказать слово и получить вещь; вот так и Бог сказал: да будет свет – и стал свет» (М. Н. Покровский).

ИДЕЯ в литературном произведении (как мораль в басне). Есть игра: из слова «муха», меняя по одной букве, сделать слово «слон». Точно так же и из «Гамлета» при желании можно вывести идею о вреде табака, только для этого потребуется больше переходных ступеней, чем для иного вывода. Научиться выделять и подсчитывать эти переходные ступени – это и будет формализацией правил выведения идеи из текста.

«ИЗВЕСТНОЕ ИЗВЕСТНО НЕМНОГИМ» (Ar. Poet. 1451b25). Видимо, и неизвестное неизвестно немногим? Это обнадеживает.

ИЗНАНКА. «Я всегда считал, что у каждой оборотной стороны есть своя медаль», – сказал В. Е. Холшевников.

ИЗУВЕР, букв. «фанатик», все чаще употребляется (по созвучию) в значении «изверг»: «в Ростове судят изувера…». Уже у Цветаевой встречается: «изувер белому делу», хотя тут, скорее, имеется в виду «изменник».

ИМПОРТНЫЙ. Так называется списанный или компилятивный комментарий к переводному автору.

ИМЯ. Булгарин был Фаддей в честь Костюшки (Греч).

ИМЯ. Восп. М. Слонимского: Тынянов написал в рецензии на него: «Под рассказом “Актриса” подписался бы Куприн», но оказалось, что Слонимский уважает Куприна; тогда Тынянов исправил: «… подписался бы Потапенко». Слонимский обиделся, но поздно.

ИМЯ. Когда в бурсе, чтобы согреться, устраивались драки стенка на стенку, то становились по фамилиям: с одной стороны на – ов, с другой на – ский, а редкие на —ин присоединялись к – ским (Гиляров-Платонов).

ИМЯ. Покойного Г. М. Фридлендера звали Георг-Гастон-Эдгар Михайлович – так написано было в его заявке в РФФИ.

ИНДИВИДУАЛЬНОСТЬ. Это когда каждое «а» в строке не хочет быть похоже на другое.

ИНТЕЛЛИГЕНТ. «У подлинного джентльмена могут быть скверные манеры, и настоящий интеллигент может не знать Мопассана и Гегеля – дело тут не в реальных признаках, а в какой-то внутренней пропудренности культурой вообще» (В. Жаботинский, «Пятеро»). Теперь я знаю, почему я не интеллигент: я не пропудрен, я пропылен культурой вообще.

ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТЬ. Склонение «Спартакóм, Бальзакóм» не новость: у Дмитриева в пер. из Пóпа: «… целый том / Ругательств, на него написанных Попóм…», а «У Исайи Берлинá», слышал я от очень крупного филолога. И, наоборот, изысканное «в нынешнем бардáке…»

ИНТЕРПРЕТАЦИЯ. «Мы знаем, что с течением времени понимание произведений не усыхает, а обогащается», т. е. растет наше собственное творчество по их поводу. («А к подножию уже понанесли…» – писал Маяковский.) Колумб огорчился бы, что вместо Индии авторского замысла он нашел Америку собственного сочинения, а мы этим гордимся.

ИРОНИЯ. Как трудно пародировать философию! Все кажется, что она сама себе пародия. Пародическая философия обэриутов более всего похожа на философию Кифы Мокиевича, но этот подтекст почему-то ускользает от интерпретаторов. В то же время исходить из этого при анализе нельзя, потому что ирония, за редчайшими исключениями, – вещь недоказуемая.

ИРОНИЯ. Н. Гр. сказала: таково же неразрешимое колебание филологов: учение Платона о вдохновении (или о чем угодно) – всерьез или ирония? После веков серьезного понимания любое учение кажется пародией на копящуюся литературу о нем – и филология начинает рубить сук, на котором сама сидит.

ИСКРЕННОСТЬ. «И. Сельвинский любил говорить, что талантливый поэт искренен, большой – откровенен» (выписано из кн. под загл. «Как бы там ни было», имя автора забыл).

ИСКРЕННОСТЬ. М. М. Гиршман: монолог Печорина – это искренний рассказ о том, как Печорин неискренним образом высказывал свою искреннюю правду. Трехступенчатое преломление.

ИСКУССТВО ДЛЯ ИСКУССТВА. Маргарита Австрийская, плывя замуж в Испанию, в смертельную бурю сочинила себе эпитафию, хоть с погибшею эпитафия тоже утонула бы, а для спасшейся она была бы не нужна.

ИСКУССТВОИСПЫТАТЕЛЕМ, а не искусствоведом, называл М. Алпатов А. Габричевского; вернее было бы сказать это о Б. И. Ярхо.

ИСТОРИЯ. «Надобно найти смысл и в бессмыслице, в этом неприятная обязанность историка – в умном деле найти смысл сумеет всякий философ» (Ключевский). Его любимая сентенция: «История не учит, она только наказывает тех, кто не хочет учиться».

КАК ПОЖИВАЕТЕ? Вера Любомировна ответила: Если бы я была американкой, то сказала бы: прекрасно.

Африканская сказка. Встретил кот курицу с мешком проса. «Откуда просо?» – «От людей: отрубили мне одну ногу и дали проса». – «Пожалуй, и я пойду». Пошел, попросил; отрубили ему ногу и дали проса. Идет назад на трех ногах, опять видит курицу и замечает: а ноги-то у нее обе целы. «Ах, обманщица!» – «Вовсе не обманщица: как сказала, так ты и получил твое просо». Кто прав?

КАЛЕКА. «Спортивные оды Пиндара должен изучать атлет», – сказала М. Е. Грабарь-Пассек. «Или калека», – ответил я, и она согласилась. Может быть, всякий филолог – калека от поэзии? Я переводил Овидия и Пиндара именно как калека.

КАЛАМБУР. «Охотнорядцы с Проспекта Маркса», сказал С. Ав. еще до переименования; теперь каламбур пропал.

«Если КАЖЕТСЯ – то перекрестись». Я пишу не о том, что мне кажется, а о том, почему мне кажется.

КАННИТФЕРШТАН (см. Жуковский, «Две были…»). На картах для маньчжурской войны значились селения: Бутунды I, Бутунды II, Бутунды III, потому что «бутунды» значит «не понимаю». Так и воевали (В. Алексеев. В старом Китае).

КАНОНИЗАЦИЯ Николая II. А вот в Англии почему-то канонизировали не Карла I, а Томаса Мора. Мы ведь не считаем святым моряка за то, что он утонул в море. У каждой профессии есть свой профессиональный риск; для королей это гильотина или бомба. Канонизируйте сначала Льва Толстого.

КАРТЫ. Бертон от меланхолии рекомендовал рассматривание географических карт. А мне они помогли понять, что такое символизм. Лет в десять я спросил об этом мать, она ответила: «Ну вот, если нужно обозначить на карте лес, а изображают елочку или художник нарисует трубу вместо целого завода, это и будет символизм».

«В КЕЛЬНЕ считают, что на восточном берегу Рейна уже начинается Сибирь», – сказал С. Ав.

КИРИЛОВ. Радищев у Лотмана, желающий пробудить человечество не книгой, так самоубийством, удивительно похож на Кирилова. Даже заиканием.

Сам сижу я за столом,

Как всегда угрюмый,

И невесело пером

Выражаю думы.

Дрожжин

КЛАССИКИ, или ДИАЛОГ КУЛЬТУР. Перс сказал Вамбери: как же наша культура не выше вашей, если вы наших классиков переводите, а мы вас нет?

КЛАССИЧЕСКОЕ ОБРАЗОВАНИЕ. Президент Гардинг умел одновременно писать одной рукой по-гречески, другой по-латыни.

КЛИРОС. Чаадаев имел между дамами крылошанок и неофиток (Вяземский).

КНИГА. «Он сорок лет назад сочинил книгу ума своего и доселе читает по ней», – говорил Батюшков об А. С. Хвостове.

КНИГИ с полок обступают меня, и каждая спрашивает: где брат мой Авель? почему ты меня так мало использовал?

Книги как вехи воспоминаний. Зимой в углу пестрого коврового дивана при свете лампы (абажур с цветной бисерной бахромой) читаю книгу про Баженова, болонского лауреата; помню даже опечатку: Жакнетта вместо Жаннетта. Темно-красный том Хемингуэя почему-то вижу на вагонном столике отъезжающего поезда (серый движущийся перрон, серое небо за окном) – хотя ни в какой дороге я его не читал: смешанное чувство восторга и непонимания.

КНИГИ. Когда монголы взяли Багдад и бросили книги в реку, Тигр несколько дней тек чернилами.

КОВЧЕГ. Точно ли Ной строил ковчег один с сыновьями? а если у них были работники, как на старых гравюрах, то знали ли они, что их на борт не возьмут? или их обманули в последний миг?

КОЗЬМА ПРУТКОВ. «Ласкательство подобно написанному на картине оружию, которое служит только к увеселению и ни к чему другому не годится». «Как порожные сосуды легко можно, за рукоятки взяв, подъимать, так легкомысленных людей за нос водить». «Жизнь наша бывает приятна, когда ее строим так, как мусикийское некое орудие, т. е. иногда натягиваем, а иногда отпускаем» («Трудолюбивая пчела», 1759: Димофила врачевания жития, или Подобия, собранные из Пифагоровых последователей).

КОЗЬМА ПРУТКОВ. «Это еще не начало конца, но, быть может, уже конец начала», – сказал Черчилль об Эль-Аламейне.

Я пересохший КОЛОДЕЗЬ, которому не дают наполниться водой и торопливо вычерпывают придонную жижу, а мне совестно.

КОМАНДИРОВКА. Я возвращался, опасаясь: вдруг за полгода история ушла так далеко вперед, что я вернусь совсем в другую страну? Но, оглядевшись: нет, все изменилось лишь в пределах предсказуемого. «Так ли? – сказал В. См. – По-моему, история ушла очень далеко, но по очень однообразной местности».

КОМАРИНСКИЙ. Размер Полонского в поэме «Анна Галдина»:

Бесподобное местечко, господа!

Не угодно ли пожаловать сюда?..

был подсказан ему ритмом молитвы «Отче наш, иже еси на небеси» (Андреевский. Лит. очерки, 1902).

КОММЕНТАРИЙ. Перед текстом (и перед человеком) я чувствую себя немым и ненужным, а перед текстом с комментарием (и перед разговором двоих) – понимающим и соучаствующим. Мне совестно быть первобеспокоящим. Потому я и на кладбища не хожу; а текст для меня – тоже покойник. «Это пир гробовскрывателей – дальше, дальше поскорей!»

КОНГЕНИАЛЬНОСТЬ. Говорят, когда переводчик конгениален автору, то можно дать ему волю. Но, следуя этой логике, когда один студент лицом похож на другого, то он может сдавать зачет по его зачетке.

КОРНИ. Жить корнями – это чтобы Чехов никогда не уезжал из Таганрога.

КОСОРЕЦКИМ назывался поросенок к новогоднему застолью – в честь Василия Кесарийского.

КОФЕЙНИ в Вене явились после того, как в 1683 г. в турецком стане было захвачено очень много кофе.

КРАТКОСТЬ. У индийских грамматиков считалось: изложить правило короче на одну лишь краткую гласную – такая же радость, как родить сына (Robins).

КРИТИК. Бывало, придет Д. Жаров к Разоренову, завалится за прилавок и заснет, а лавочку закрывать пора. Крикнешь: «Критик идет!» – ну он и проснется (Белоусов).

КРИТИКА отвечает на вопросы, задаваемые произведением, литературоведение восстанавливает вопросы, на которые отвечало произведение. Задача критики – организация вкуса (единства ответов): «Кто еще из читателей “Задушевного слова” любит играть в солдатики?» Симонид открыл науку помнить, критика – науку забывать: именно она умеет восхищаться каждой метафорой, как первой метафорой на свете. Белинский начинал каждую новую рецензию с Гомера и Шекспира, потому что ему нужно было всякий раз перестроить историю мировой литературы с учетом нового романа Жорж Занд. Чехов поминал Стасова, которому природа дала драгоценную способность пьянеть даже от помоев; послушав НН, я подумал, что эта способность не личная, а профессиональная.

КРИТИКА. Смысл всякой критики: «Если бы я был Господом Богом, я бы создал этого автора иначе».

КРУГ. «Думали, что революция повернет на 180 градусов, а она повернула на 360».

К СОЖАЛЕНИЮ. Бонди говорил: «Ранние стихотворения Лермонтова, к сожалению, дошли до нас».

КУВШИН. Я сказал: «Как мы далеки от народа: вот оказалось, что главный народный герой – всеоплакиваемый Листьев, а я о нем и не слышал». А. объяснила: «А плакали не о нем. Это как в сказке, где искали родню казненного: выставили голову на площади и смотрели, кто из прохожих заплачет. Вышла мать, нарочно разбила кувшин и заплакала, будто бы о кувшине. Вот и Листьев был как тот кувшин».

КУКУШКА И ПЕТУХ. Альбова Шмелев считал русским Прустом. Бунин говорил: «Толстой, если бы захотел, мог бы писать, как Пруст, но он бы не захотел» (Бахрах).

КУЛЬТУРА. Погибает русская культура? Погибают не Пушкин и Гоголь, а мы с вами. И положа руку на сердце: разве нам не поделом?

КУХАРКА. Ключевский описывал Елизавету: обычная русская баба, с таким же кругозором, добродушием и здравым смыслом, – а ничего, получилось. Вот что значит «кухарке управлять государством».

Когда в 1958 г. вышла «Память» Слуцкого, я сказал: как-то отнесется критика? Г. Ратгауз ответил: пригонит к стандарту, процитирует «Как меня принимали в партию» и поставит в ряд. Так и случилось, кроме одного: за 40 лет критики именно «Как меня принимали в партию» («… где лгать нельзя и трусом быть нельзя») не цитировалось почти ни разу и не включалось в переиздания вовсе ни разу. («Был один случай», – сказал мне Болдырев, но точно не вспомнил.) Для меня это была самая меткая пощечина, которую партия дала самой себе.

ЛАБИРИНТ. Сыну-школьнику: да, алгебра страшна, как лабиринт: ходить по лабиринту – научиться можно и даже интересно, но ведь чем лучше этому научишься, тем быстрее попадешь к Минотавру. XIX в. на том и пострадал: он думал, что научиться ходить по лабиринту – это уже и значит победить Минотавра.

ЛАЙ. Ремизов писал: «В России кошачий мех – печелазый, а собачий – лаялый».

ЛЕКЦИИ: «Два часа в неделю читать кое-что по тетрадке, списанной с печатной книги» (Греч. Черная женщина. Это источник фразы Толстого в «Воскресении»).

ЛЕНЬ. «Не результат главное, а полнота приложения сил». – «А как ее угадать?» – «По угрызениям: это недовольство своей ленью маскируется в недовольство результатом».

ЛЕСТЬ. Бартенев говорил: «Я не льстец, я льстивец».

ЛИТЕРАТУРОВЕД не может быть писателем и вместо этого реконструирует исследуемого писателя. Но, сказав А, нужно сказать Б (впрочем, см. А): чтобы он не хотел быть читателем и вместо этого тоже реконструировал читателя. А это ему дается гораздо хуже: ему очень хочется, вопреки логике, остаться читателем, хотя бы и незаконным.

ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ. «Если вы занимаетесь одним автором, то это история литературы, а если двумя, то это теория?» – спросила Н. Брагинская.

ЛИЧНОСТЬ КАК ТОЧКА ПЕРЕСЕЧЕНИЯ. Живут шесть мужчин: семьянин, патриот, блондин, химик, спортсмен и мерзавец – и шесть женщин с такими же характеристиками. Все друг с другом связаны: супруги, любовники, приятели, сотрудники. Отношения запутываются, семьянин ревнует жену к спортсмену, по наущению мерзавца добывает у химика отраву и губит соперника. Начинается следствие, и скоро обнаруживается, что все шестеро были одним и тем же лицом. Больше того, не исключена возможность, что и следователь то же самое лицо. Но что же, стало быть, произошло? самоубийство? или все-таки нет? Не разобрался.

ЛИЧНОСТЬ КАК ПОЛОВИНА: я знаю, что она составлена из напластований; что они случайны; что они такого-то происхождения; что среди них нет того-то и того-то; отсюда тоска по тому, чего во мне нет, не менее сильная, чем по платоновой дополняющей половине.

Все, что во мне есть, дано мне лишь на подержание (как детские деньги на покупку хлеба). Талант – это как подаренный мне паровозик (не богом, а обществом, наслоившимся в меня), гордиться им так же смешно. «Это не твой мир!» – говорили мне с детства. «Его дали тебе подержать-поиграть в пользование: ничего не испорть!» И вы удивляетесь моему характеру? Я что-то улучшаю и порчу только в себе.

ЛИЧНОСТЬ. Начало ненаписанной книги о римских поэтах: «Все эти стихи были бы написаны на тех же силовых линиях и без этих поэтов, но явление этих поэтов стягивало эти линии в такие-то пучки, и натяжение это было болезненно и для нитей, и для скрепок – эта боль и составляет предмет нашего дальнейшего рассмотрения» и т. д.

ЛОГИКА. «Как атеист смеет комментировать Достоевского?» – мысль И. Золотусского в «Лит. газете», 17. 6. 1992. А как нам комментировать Эсхила?

ЛОГИКА. «Парфянский народ весьма лживым почитался для того, что, по свидетельству Геродотову, учреждены были у них жесточайшие законы против лжецов» (Кантемир).

ЛОГИКА. У Блока Смерть говорит: «Я отворю. Пускай немного / Еще помучается он», хотя по смыслу, кажется, надо бы: «Я подожду. Пускай…» и т. д.

ЛОЖЕ. «Ложепеременное спанье», – переводил Лесков слово «адюльтер».

ЛОЖЬ. Спрашивали ребенка: «Зачем ты солгал? Тебе же не было никакой выгоды». Он ответил: «Я боялся, что, если скажу правду, мне не поверят».

ЛОЖЬ. «Если для тебя все вокруг – враздроб и единично, то понятно, почему ты не чувствуешь, когда тебе лгут: у единичного всегда может найтись своя правда». А мне и неинтересно знать, врет человек или не врет, мне интересно знать, что есть на самом деле, а этого ни один отдельный человек все равно не знает. Зато, кажется, я никогда и не верю тому, что мне говорят, а откладываю для проверки. Разочаровываться приходится редко – только в самом себе.

ЛОТМАН был против философии вообще – не только Маркса, но и Гегеля. Философия кончилась на Канте, точнее – на Шиллере: Шиллер внес в нее свободу. Какую свободу? Неопределимую: не ту, которая «от», а ту, которая «для». Вместо истины-добра-красоты для него главным, пожалуй, были свобода-творчество-любовь – вы ведь не сможете определить, что такое любовь? Под конец жизни задумывался о религии, но говорил: ум понимает, что она нужна, а сердце противится. Как Пестель. (И как Пушкин, добавил бы Мирский.) Его стоицизму казалось: потребность в боге – это какая-то внутренняя слабина.

ЛЮБОВЬ. «Когда кто влюблен, он вреден и надоедлив, когда же пройдет его влюбленность, он становится вероломен» (Платон). Любовь – это когда мучишь ближнего не случайно, а сосредоточенно.

ЛЮБОВЬ. Великую любовь Пушкина каждый сочинял по своему вкусу: Щеголев – Раевскую, Брюсов – Ризнич, Цявловские – Воронцову, Ахматова – Собаньскую, Тынянов – Карамзину. Психоанализ Пушкина – дело сомнительное, но психоанализ пушкиноведения – вполне реальное.

ЛЮБОВЬ. Ключевский называл Бартенева посмертным любовником Екатерины II.

ЛЮБОВЬ. Люблю старшего племянника за то, что умен, а младшего за то, что глуп (Вяземский).

ЛЮБОВЬ. Нельзя возлюбить другого, как себя, но можно невзлюбить себя, как другого.

ЛЮБОВЬ. Шершеневич о Есенине: деревня его раздражала, а он боялся ее разлюбить.

ЛЮБОВЬ. Я разбирал перед американскими аспирантами «Антония» Брюсова: «страсть» – понятие родовое, «любовь» – видовое, происходит семантическое сужение и т. д. Меня переспросили, не наоборот ли. Я удивился. Потом мне объяснили: для них love – общий случай приятного занятия (love-making), а passion – это досадное отягчающее частное обстоятельство, от которого нужно как можно скорее избавиться.

«ЛЮБОВЬ – это не тогда, когда люди смотрят друг на друга, а когда они смотрят на одно и то же» («в телевизор», – добавляют циники). Может быть, мне оттого легче говорить с людьми, что я смотрю не на них, а на их предметы; и оттого тяжелее, что эти предметы мне безразличны.

Любовь и смерть

Она любила только розы,

А я любил – левкой.

Она любила шум и грозы,

А я любил – покой.

Мы разошлись. Она увяла

От вздохов и – от – слез.

Меня судьба уж та-ак ломала —

Но – все я пе-ре-нес.

П. В. Жадовский, брат своей сестры

МАЗОХИЗМ. Бог, создавший мир с человеческой свободной волей, был мазохистом. «И садистом», добавил И.О. – «Это он играет нами сам с собою в кошки-мышки», – сказал третий.

МАНЕВР. В «Русской старине» 1888 г. было написано, что бухарцы перед боем падали на спину и болтали ногами в воздухе, увидев, что так делали штурмующие русские после брода (чтобы вытекла вода из сапог). Такое вот культурное взаимовлияние.

МАРИЯ. «В микроколлективе двух близнецов одна больше рисует, другая больше шьет – естественное распределение функций. Не были ли Марфа и Мария близнецами?» (К. А. Славская).

МАРИЯ. Марию-Терезию звали Мария-Терезия-Вальпургия. А дочерей ее, сестер Иосифа II, – Мария-Анна-Жозефина-Антуанетта-Иоанна, Мария-Христина-Иоанна-Жозефина-Антуанетта Саксонская, Мария-Каролина-Луиза-Иоанна Неаполитанская, Мария-Амелия-Жозефина Пармская, Мария-Елизавета и Мария-Антуанетта Французская.

МАРИЯ. Панин велел Топильскому составить экстракты из житий всех Марий и после этого даже по имениям запретил крестить во имя непотребных (восп. К. Головина).

МАРКС. НН преподавала латынь в группе, где были студенты Брежнев и Хрущева; одна из начальниц остановила ее в коридоре и сказала: «Вы не думайте, это чистая случайность, не делайте никаких выводов». А на психологическом факультете, когда училась моя дочь, на одном курсе были студент Энгельс и студентка Маркс. «И их не поженили?» – спросил сын. «Нет». – «А вдруг у них родился бы маленький Ленин…»

МАТЕРНЫЙ. «Приемлю дерзновение всеподданнейше просить подвергнуть меня высокоматерному Вашего Величества милосердию» («Рус. старина», 1886).

МАТИЗМЫ. В немецко-русском купеческом разговорнике Марпергера 1723 г. русские фразы непременно включали несколько слов непристойной брани, в переводе опускаемых («Рус. старина», 1896). Наивный издатель пишет, что это какой-то шутник подсмеялся, диктуя немцу.

МАТИЗМЫ. Говорят, было заседание – давно-давно! – и кто-то смело сказал: «Как интересна для исследования матерная лексика». Вдруг послышался голос (чей?): «А что интересного? 17 корней, остальные производные!» – и наступила мертвая тишина, только было слышно, как шуршали мозги, подсчитывая знакомое. Будто бы до 17 так никто и не досчитал, а спросить – стеснялись невежества: так тогда и осталось это неизвестным. А теперь-то!

Упражнения Давида Самойлова: «Замените одно неприличное слово двумя приличными. Замените все приличные слова одним неприличным».

МИТИРОГНОЗИЯ (термин Щедрина). Muttersprache – называл Пастернак русский мат. В шествии 18 октября 1905 г. даже извозчики не ругались, хотя ругань есть «красивый лиризм ремесла», – писал Вяч. Иванов в письме Брюсову.

МЕДИЕВАЛЬНОСТЬ. «Как известно, Византия ни в одном жанре не достигла полной медиевальности, а только сделала первые шаги к ней» (С. Полякова о византийских сатирических диалогах). Я вспомнил анекдот об исторической пьесе, где оппонент героя будто бы говорил: «Мы, люди средних веков…»

МЕНЮ. Царю Алексею Михайловичу с Натальей на свадьбу подавали «лебединый папорок с шафранным взваром, ряб, окрашиван под лимоны, и гусиный потрох. Для патриарха в пост: четь хлебца, папошник сладкий, взвар с рысом, ягодами, перцем и шафраном, хрен-греночки, капусту топаную холодную, горошек-зобанец холодный, кашку тертую с маковым сочком, кубок романеи, кубок мальвазии, хлебец крупичатый, полосу арбузную, горшечек патоки с имбирем, горшечек мазули с имбирем и три шишки ядер» (Терещенко. Быт рус. народа).

МЕРА. Вы не заблуждайтесь, в больших количествах я даже очень неприятен: знаю по долгому знакомству с собой.

МЕРТВЫЕ ДУШИ. Цензоры-азиатцы говорили: нельзя, теперь все начнут скупать мертвые души. Цензоры-европейцы говорили: нельзя, два с полтиной за душу – унижает человеческое достоинство, что подумают о нас иностранцы? (Гоголь в письме Плетневу 7 янв.1842 г.).

МИР. Сборник статей бывших верующих назывался «Как прекрасен этот мир, посмотри!» (строчка из популярной песни); я второпях прочитал «как прекрасен этот мир, несмотря».

МИРОВАЯ ЛИТЕРАТУРА. А. В. Михайлов говорил: изобретение этого понятия ввело филологию в соблазн судить о книгах, которых она не читала, и тогда-то филология перестала быть собой.

МИСТИКА. «Что значит мистик? Немножко мистики, и человеку уже полегче жить на свете!» – отвечает Сема-переплетчик Янкелю-музыканту в пародии на пьесы О. Дымова.

МНЕНИЕ. «Многие признаны злонамеренными единственно потому, что им не было известно: какое мнение угодно высшему начальству?» (К. Прутков).

МНЕНИЕ. Гримм говорил о Франкфуртском парламенте: когда сойдутся три профессора, то неминуемо явятся четыре мнения.

МНИМЫЕ ОБРАЗЫ. Словарь Морье: «метонимия благородной крови = от благородных предков объясняется тем, что формула крови наследуется». Но сложилась эта метонимия тогда, когда ни о какой формуле крови не знали. Когда мы читаем у Пастернака про Кавказ «Он правильно, как автомат, / вздымал, как залпы перестрелки, / злорадство ледяных громад», то нам нужно усилие, чтобы не представлять себе автомат Калашникова, потому что стреляющих автоматов в 1930 г. не было. (У Жуковского «Пришла судьба, свирепый истребитель», кажется, воспринимается легче – почему?) А когда мы читаем про героев Пушкина или Расина, то нам лень делать усилие, чтобы не вкладывать в них наш собственный душевный опыт. Маршак переводил Шекспира: «Как маятник, остановив рукою…», хотя часы с маятником были изобретены Гюйгенсом уже после смерти Шекспира, а Мандельштам в переводах сонетов Петрарки писал: «О семицветный мир лживых явлений!» – хотя Петрарка не знал Ньютона.

Сон о Блоке. Мы с товарищем пришли к нему взять книг почитать. На лестничной площадке, ярко освещенной, стояла большая ломаная журнальная полка. Мы вытащили комплект «Вестника друзей Козьмы Пруткова»; серию в серых обложках с первым изданием «Двенадцати» (идут серые Двенадцать, а на первом плане сидит, свесив ноги, мерзкий Пан, вроде сатириконовского); сборник рассказов под инициалами Н. Щ. Ь. О. Ф.; книгу с надорванным титулом «Новый роман писателя-извозчика Н. Тимковского» и еще что-то. Несем Блоку для разрешения. Он молодой, в сером стройном костюме, на Тимковском указывает нам дату: 1923, говорит: «Какие широкие стали поля делать». Идет записывать выданное в тетрадь, комната забита книгами с французскими старыми корешками. «А вы знаете, что мне одна дама подарила за глоток воды из стакана?» – я, не видя, угадываю: Вольтер, «История Петра Великого». – «Да». – «По-французски или по-русски?» – «Все равно». Выходим, я вспоминаю стихи Борхеса: «Среди этих книг есть, которые я уже не прочту; От меня уходят время, пространство и Борхес». Думаю: нужно успеть вот так же раздать и свои книги; любит ли НН. Эпиктета? А на лестничной площадке мать и тетка Блока снаряжают двух белых кур в подарок ребятам: нужно только привязать к спинам ярлычки: «Для ребят Нарвской заставы», а там куры сами добегут.

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК был похож на штопор концом вверх.

МОЛОДЫЕ переводчицы строем сидели вдоль стен с напряженной собранностью недокормленных хищниц.

МОЩИ. Были две династии сахарозаводчиков, Харитоненко и Терещенко. Харитоненко благодетельствовал городу Сумы, за это его там похоронили на главной площади, как греческого героя-хранителя, и поставили памятник работы Матвеева. После революции памятник убрали, а вместо него поставили Ленина.

МЫ. «Ну, вот уж мы, поляки, начинаем немножечко бить нас, евреев», – писал Ходасевич Садовскому в 1914 г. Будто бы В. Стенич на гражданской войне тоже говорил: «Вот как мы на нас ударим…» А великий князь Константин Павлович в 1831 г.: «Как мои поляки бьют наших русских!»

«МЫ», – пишет в воспоминаниях Ахматова, имея в виду то пространство, в середине которого – Я. «Мы и весь свет», – говорили крот и мышь в сказке Андерсена.

И знает: за окном висит звезда,

Ее отнять у города забыли.

А. Ромм

МЫСЛЬ. «Люди думают, как отцы их думали, а отцы – как деды, а деды – как прадеды, а прадеды, они совсем не думали» (Л. Толстой, по Н. Гусеву).

МЫСЛЬ. «Недозволенной мысли он не скажет, но дозволенную скажет непременно соблазнительным образом» (Лесков).

МЫСЛЬ. «Последние две фразы дописаны при редактировании, чтобы ярче выразить мысль, которой у автора не было» (из редакторского заключения о рукописи).

«МЫСЛЮ – следовательно, сосуществую».

МЫШЬ родила гору, и гора чувствует себя мышью.

Интеллигентский разговор.

– Как вы себе представляете Пушкина, если бы он убил Дантеса, а не Дантес его?

– Представляю по Вл. Соловьеву, ничего лучше не могу придумать.

– Ведь Дантес вряд ли хотел его убивать. Почему он попал ему в живот? Скверная мысль: может быть, целился в пах?

– Исключено: ниже пояса не целились, дуэльный этикет не позволял.

– А если бы попал?

– Очень повредил бы своей репутации.

– Совсем трудно стало представлять себе, что такое честь. Сдержанность: оскорбление от низшего не ощущается оскорблением. В коммунальной квартире так прожить трудно. У Ахматовой было очень дворянское поведение.

– Это она писала: для кого дуэль предрассудок, тот не должен заниматься Пушкиным?

– Да.

– О себе она думала, что понимает дуэль, хотя в ее время дуэли были совсем не те.

– Как Евг. Иванов писал Блоку по поводу секундантства, помните? «Помилуй, что ты затеял: что если, избави Боже, не Боря тебя убьет, а ты Борю, – как ты тогда ему в глаза смотреть будешь? И потом, мне неясны некоторые технические подробности, например: куда девать труп…» Вот это по Соловьеву.

– Отчего Пастернак обратился к Христу?

– А отчего Ахматова стала ощущать себя дворянкой? Когда отступаешь, то уже не разбираешь, что принимать, а что нет.

– Ахматова смолоду верующая.

– Пастернак, вероятно, тоже: бытовая религиозность, елки из «Живаго».

– Нет, у Пастернака сложнее: была память о еврействе.

– А я думаю, просто оттого, что стихи перестали получаться.

– А почему перестали?

– Он не мог отделаться от двух противоестественных желаний: хотел жить и хотел, чтобы мир имел смысл. Второе даже противоестественней.

– Не смог отгородиться от среды: дача была фикцией, все равно варился в общем писательском соку.

– Ему навязывали репутацию лучшего советского поэта, а он долго не решался ее отбросить, только в 37-м.

– Когда он родился? Да в 1890-м, удобно считать. 50 лет перед войной, 55 после войны [ «Это он на собственный возраст примеривает», – сказал потом Ф.], война ослабила гайки режима, мир опять затянул их. О том, как он отзывался на антисемитские гонения и дело врачей, нет ни единого свидетельства, но в самый разгар их он писал «В больнице»: «Какое счастье умирать».

– Не люблю позднего Пастернака [оказалось: никто из собеседников не любит]. Исключения есть: про птичку на суку, «Август», даже «Не спи, не спи, художник». Но вы слышали, как он их читает? Бессмысленно: я ручаюсь, что он не понимал написанного.

– Ну, не понимать самого себя – это единственное неотъемлемое право поэта.

– И сравните, как он живо читал фальстафовскую сцену из «Генриха IV» и сам смеялся.

– Он читал ее мхатовским актерам и очень старался читать по-актерски.

– И потом, любоваться собою ему, вероятно, было совестно, а Шекспиром – нет.

– Я стал понимать Пастернака только на «Спекторском», лет в 16.

– Я тоже, хотя к тому времени и знал наизусть половину «Сестры – жизни», не понимая. «Значенье суета, и слово только шум». А вы?

– Я, пожалуй, на «Темах и вариациях».

– Четыре поэта – Пастернак, Мандельштам, Ахматова и Цветаева – как носители четырех темпераментов: сангвиник, меланхолик, флегматик, холерик. Каждый может выбирать по вкусу. И равнодействующая двух непременно пройдет через третьего.

– А ваше предпочтение?

– Цветаева и Мандельштам.

– Несмотря на Ахматову?

– Цветаева могла бы написать всю Ахматову, а Ахматова Цветаеву не могла бы. Ахматова говорила: «Кто я рядом с Мариной? телка!»

– Ну, это была провокация.

– Да, конечно, опять дворянская сдержанность и т. д..

– Вы слышали его ранние прелюды? Они построены на музыкальных клише.

– Странно: поэтика клише – привилегия Мандельштама.

– Нет: цитата и клише – вещи разные.

– Правда, в музыке он пошел не дальше Скрябина. Харджиев его за это осуждает. Но ведь Скрябин, Шенберг, Стравинский – это как раз и есть три пути музыкального модерна.

– Он и в стихах пишет словами, как нотами, – по музыкальным правилам; а мыслью – по философским правилам. В ранних черновиках так и видишь переходы от конспектов к стихам.

– Напишите об этом!

Собеседниками были И. Бродский, Л. Флейшман и я.

НАД. «Она всегда думает над чем-нибудь, а не о чем-нибудь» (Лесков).

НАЕДИНЕ. О. Седаковой духовник сказал о ее стихах: «Это не всегда можно понять, нужно остаться с собой далеко наедине». А я давно не могу так, получается только близко наедине, а это самое неприятное место – область угрызений совести и пр.

НАОБОРОТ. «В службе не рассуждают, а только исполняют, а вне ее – наоборот», – говорил генерал Плещеев в оправдание своих вольных речей на досуге.

НАПРЯЖЕН, как струя, переливаемая из пустого в порожнее.

НАСЛАЖДЕНИЕ. Риторика, упорядочив общее, позволила наслаждаться индивидуальным, все равно как культура в XVII в., победив природу, позволила наслаждаться горными и морскими пейзажами.

НАУКА. Естественные науки существуют, чтобы человечество не погибло от голода, гуманитарные – чтобы не погибло от самоистребления. «Об одном прошу: выбирай профессию в базисе, а не в надстройке», – сказал отец моему ровеснику-десятикласснику.

НАУКА (ее границы). Я представляю, что такое вещь в себе: меня что-то бьет, то под дых, то по затылку, а я могу только отмечать и рассчитывать ожидание ударов, чтобы съежиться или уклониться. Я умная марионетка, я стараюсь, чтобы дерганья моих нитей не были неожиданны, и неважно, какой мировой порядок ими кукловодит. Но очень уж много нитей, и все тянут в разные стороны. Впрочем, быть марионеткой и думать, откуда твои нити, внутренние и внешние, – лучше, чем делать вид, что их нет.

НАЦИОНАЛЬНОСТЬ. Немцам у А. Дурова особенно нравились свиньи, французам козел и собаки, испанцам кошки и крысы, итальянцам петухи («Ист. вестник», 1893).

НАЧАЛЬСТВО. «Воздухом дышали потому, что начальство, снисходя к слабости нашей, отпускало в атмосферу достаточное количество кислорода» (Н. Любимов о Каткове).

НАШ. «Нет у нас ни либералов, ни консерваторов, а есть одна деревенская попадья, которая на вопрос, чего ты егозишь в Божьем доме, отвечает: это не Божий дом, а наша с батюшкой церковь».

НЕ. «Если бы вы знали, как трудно написать хорошую трагедию», – говорил трагик. «Зато знаю, как легко совсем не писать трагедий», – говорил критик.

НЕ. За разделом стихов неопубликованных должен следовать раздел стихов ненаписанных. Кажется, осуществил это только А. Кондратов (ср. ненаписанный рассказ Дельвига). Я сказал С. Ав. «Мое лучшее сочинение – это ненаписанная рецензия на мой ненаписанный сборник стихов, продуманная, с цитатами и всем что положено». Он заволновался: «Миша, ее непременно нужно написать!» – но я решил, что это ее только испортит: нарушит чистоту жанра.

НЕ С КЕМ. О малом говорить незачем, а о большом не с кем.

«Спать есть с кем, просыпаться не с кем».

НЕТ. Личность определяется не тем, что в тебе есть, а тем, чего в тебе нет: ты ее проявляешь, не делая того-то и того-то. Этому и учил Сократа демоний.

НЕ СОВСЕМ. Ренан говорил: люди идут на муку только за то, в чем не совсем уверены.

НЕСОМНЕННО. «Это несомненно, потому что недоказуемо», – было сказано на Цветаевских чтениях в докладе «Цветаева и Достоевский» – в том, где говорилось: «внутренний свет М. Ц. можно увидеть через сезамы»; «звено между ними Блок, но на этом не останавливаюсь, ибо это уведет за пределы не только темы» и «между ними есть и словесные совпадения, например: “мне совершенно все равно”».

НЕСОМНЕННО. Ходасевич жаловался Гершензону на научное одиночество: «Гофман – очень уж пушкинист-налетчик; а Котляревский – ужасно видный мужчина, и все для него несомненно» (И. Сурат).

НРАВСТВЕННОСТЬ – это чтобы знать, что такое хорошо и что такое плохо, и не задумываться, для кого хорошо и для кого плохо.

НРАВСТВЕННОСТЬ. По черновикам видно: Пастернак ведет слово – Мандельштама ведет слово – Цветаева сочетает то и другое: прозаическими наметками указывает направление, но идет в этом направлении по-мандельштамовски, слушаясь слова. Черновики Б. П. нравственней, чем черновики О. М., потому что временного себя он правит с точки зрения постоянного себя: много раз у него пробивается тема «больной весны», но он всегда ее вычеркивал (И. Ю. Подгаецкая).

NEVERMORE. На дверях у Сергеева-Ценского было написано: «Писатель Сергеев-Ценский не бывает дома никогда» (восп. В. Смиренского, РГАЛИ).

NEVERMORE. Стихотворение Мореаса под таким заглавием начиналось:

Le gaz pleure dans la brume,

Le gaz pleure, tel un oeil… —

а по-русски:

Плачет газ в ночном тумане,

Плачет газ, как плачет глаз…

По всему опыту теории и практики перевода должно казаться, что русский текст – оригинальный, а французский – переводной.

О. Когда в 1952 г. появилась статья «О романе В. Гроссмана…», Твардовский сказал: «Если “о”, то добра не жди».

ОБОНЯНИЕ. Охота Ротшильда: с утра таскают по лесу оленью шкуру, а днем с собаками охотятся на запах без зверя (Гонкуры, 24 дек. 1884 г.). Вспомнил бы это Розанов!

ОСЯЗАНИЕ. Восп. Н. Петрова: в октябре 1917 г. в Смольном первое ощущение – идешь не по плитам, а, как по листьям, по мягкому слою окурков и обрывков; второе – не найти комнату, потому что ни одного номера на дверях не видать вплотную за махорочным дымом.

ОБОРОНА НЕОБХОДИМАЯ. Первая русская книга о ней называлась «Незаменимая саморасправа» (Кони).

ОБРАЗ АВТОРА. Лукреций написал страстную поэму во славу Эпикура и эпикурейства. Эпикур и эпикурейство считали идеалом тихую неприметность и душевный покой. Видимо, Лукреция следует представлять себе скромным и добропорядочным человеком, в уютном садике на мягком ложе неспешным пером набрасывающим пламенные строки. Но почему-то никто этого не хочет. А НН отказывается верить в единственный достоверный портрет Петрарки – кругленького, мешковатого и похожего на пингвина.

ОБРАЩЕНИЕ «мужчина!», «женщина!» почему-то слышится на улицах только в устах женщин: мужчины обходятся без них. Что если ответить: «Женщина …» – звучало бы это бранью?

Я вошел в издательство «Наука». Новопоставленный вахтер окликнул: «Молодой человек!» Я подошел, снял шапку, показываю седину и лысину: «А я не такой уж молодой». Он, по-человечески понятливо: «Ну, а как называть? гражданин? так не в милиции же!»

ОБУСТРОИТЬ. «Любезный почитатель!.. Пишите, я оботвечу все вопросы», – писал Северянин Шершеневичу.

ОБЩЕЕ. Утверждая лишь общеизвестное и пересказывая лишь общедоступное.

ОБЩЕЕ. А с С. Ав. при всех несходствах («теплой компании не составишь») объединяет то, что одинаково слышали стихи: мне не претило его чтение Мандельштама, ему – мое из Кузмина и Окуджавы.

ОДИНОЧЕСТВО. «Позиция Цветаевой – публичное одиночество: оставшись без публики, она не могла жить» (Саакянц, 489). «Воинствующее одиночество» Маяковского, читающего «Облако» в Куоккале, вспоминала Л. Чуковская.

ОДИНОЧЕСТВО. «Самомнение – спутник одиночества» (Платон, письмо 4) – любимая сентенция Плутарха.

«Ни истории, ни родни. Наконец мы совсем одни» – приснившаяся строчка. К чему бы это?

«ОДНОБОЙ бывает хуже разнобоя» (Д. С. Лихачев).

ОДНОФАМИЛЬЦЫ. Музыку на стихи Маяковского писали композиторы В. Белый и В. Блок.

ОЛИГАРХИ в наших газетах – это совсем не то, что «олигархи» в греческой древности. Там это были хозяева политической жизни, а у нас – хозяева экономической жизни, просто капиталисты. От экономической власти до политической им бывает очень далеко. Так что ни Платон, ни Аристотель за наших олигархов не в ответе.

ОНОМАСТИКА. В Ленинграде была улица А. Прокофьева, к юбилею ее переименовали в улицу С. Есенина. (Так Хармс каждый день давал новое имя знакомой собаке, и гулявшая с нею домработница важно говорила знакомым: «Сегодня нас зовут Бранденбургский концерт!»). А в Калинине есть улица Набережная Иртыша – узкая, кривая и сухая.

ОНОМАСТИКА. Город Мышкин близ Углича выродился в населенный пункт Мышкино; группа энтузиастов устроила в городе мышиный музей – куклы и «все о мышах» – и спасла город (слышано в «Мире культуры»).

ОПЕЧАТКА. Машинистки в «Диогене Лаэртском» вместо «стихи Гесиода» упорно печатали «стихи Господа».

ОПРЕДЕЛЕНЫШ. «Не думайте, что я какой-то определеныш, что я знаю больше, чем вы» (С. Дурылин; кажется, в письмах к В. Звягинцевой).

ОРФОГРАФИЯ старая: в переводе Мея из Гюго: «Спросили они: как на быстрых челнах… – Гребите, – оне отвечали». При переводе на новую орфографию диалог обессмысливается; так, обессмысленным, кажется, его и поют в романсе Рахманинова.

ОРФОГРАФИЯ. Святополк-Мирский в «Русской лирике» 1923 г. печатал петербургских поэтов по старой орфографии, а московских по новой.

ОТНОСИТЕЛЬНОСТЬ. Если бы у нас не было Лермонтова, мы восхищались бы Бенедиктовым; и мы гнушались бы Лермонтовым, если бы у нас был НН, которого у нас не случилось. (Ср. БЫ). «Конечно, по сравнению с Гадячем или Конотопом Миргород может почесться столицею; однако ежели кто видел Пирятин!..»

ОТНОШЕНИЕ. Брюсов мотивировал изобретение одностишия: во многих больших стихотворениях хорош только один стих на фоне слабых – будем же записывать только эти строки, а фон уберем. Не получилось: на странице одностиший ощущаются хорошими только одно-два, а остальные уходят в фон. Важным оказывается не стих, а соотношение между стихами: Gestalt, как когда курочек кормили на черно-серых и серо-белых подстилочках.

ОХРАНА. Общество охранки памятников старины.

ОЦЕНОЧНОСТЬ в филологии – лишь следствие ограниченности нашего сознания, которое неспособно вместить все и поэтому выделяет самое себе близкое. Не надо возводить нашу слабость в добродетель.

ОЧЕНЬ. Ф. А. Петровский любил пример на избыточность гиперболы: «Я вас люблю» и «Я вас очень люблю» – что сильнее? – У кого был хлестаковский стиль, так это у Цветаевой: 40 000 курьеров на каждой странице, особенно заметны в прозе («Русские песни – все! – поют о винограде…»). Хорошо, что мне это пришло в голову после цветаевской конференции, а не до: разорвали бы. (Так и Ахматова говорила Л. Чуковской: «Мы, пушкинисты, знаем, что “облаков гряда” встречается у Пушкина десятки раз», – это неверно, см. Пушкинский словарь.)

Американская аспирантка писала диссертацию «Отношение к Лескову в современной русской культуре», читала журналы «Молодая гвардия» и «Наш современник» и огорчалась, не находя ничего разумного. Я сказал: и не найдете. Лесков умудрился совместить несовместимое: быть одновременно и моралистом, и эстетом. Но моралистом он был не русского интеллигентского или православного образца, а протестантского или толстовского. И эстетом был не барского, леонтьевского образца, а трудового, в герои брал не молельщиков, а богомазов, и орудие свое, русский язык, любил так, что Лев Толстой ему говорил: «Слишком!». Таким сочетанием он и добился того, что оказался ни для кого не приемлем, и если какая-то литературная партия хочет взять его в союзники, то вынуждена для этого обрубать ему три четверти собрания сочинений, а при такой операции трудно ожидать разумного. Нынче в моде соборность, а у него соборно только уничтожают чудаков-праведников. Интеллигенции положено выяснять отношения с народом, а Лесков заявлял: «Я сам народ» – и вместо проблемных романов писал случаи из жизни. В XVIII в., когда предромантики пошли по народную душу, им навстречу вышел Роберт Бернс, сказал: «Я сам народ» – и стал им не диктовать, а досочинять народные песни: «почему я не имею на это права?» Сопоставление это так меня позабавило, что дальше я уже не рассуждал.

ПАРНАС. Майков, потомственно беломраморный и возвышенно уютный. «А у Майкова Муза – высокопревосходительная», говорил Фет, написавший «Пятьдесят лебедей…»

ПАСКАЛЬ. У С. Кржижановского: «Учитель, проповедовать ли мне смертность души или бессмертие?» – «А вы тщеславны?» – «Да». – «Проповедуйте бессмертие». – ? – «Если ошибетесь – не узнаете; а если станете проповедовать смертность и, не дай Бог, ошибетесь, – ведь это сознание вам всю вечность отравит».

ПАСТИШ. Я предложил студентам задать мне стихотворение для импровизированного анализа, предложили «В горнице моей светло…» Рубцова. Пришлось отказаться: такие простые стихи были труднее для разбора, чем даже фетовская «Хандра». Рубцов копировал стиль стихов «Родника» и «Нивы» за 1900 г., и копировал так безукоризненно, что это придавало им идеальную законченность: перенеси на страницу старой «России» – не выделится ни знаком. Собрание сочинений Жуковского состоит из переводов из европейских поэтов, собрание Рубцова – из переводов из русских поэтов.

ПЕРВОЧТЕНИЕ – тренировка на забывание ненужного, перечтение – на вспоминание нужного. Самед Вургун говорил: предпочитаю вольные переводы точным, потому что точные нравятся, когда я читаю их в первый раз, и противны уже со второго». «Joyce cannot be read – he can only be reread» (J. Frank).

ПЕРЕВОД. «Я попробовал заставить Шекспира работать на меня, но не вышло», – сказал Пастернак И. Берлину. Пастернак в стихах этих лет искал неслыханной простоты, а привычную потребность в шероховатом стиле удовлетворял переводами, где на фоне обычной переводческой гладкости это было особенно ощутимо. Так и Ф. Сологуб в 1910-е годы раздваивался на инертные стихи-спустя-рукава и на футуристические переводы Рембо.

ПЕРЕВОД. А. Г. на кандидатской защите сказала: я полагала, что диссертацию о Хармсе можно писать немного по-хармсовски. (Статей о Деррида, написанных по-дерридиански, мы видели уже очень много.) Это все равно, что – по доктору Кульбину – не переводить стихи с языка на язык (в данном случае научный), а переписывать русскими буквами.

ПЕРЕВОД – «это не фотография, а портрет оригинала». Это напоминает, как Хлебников говорил И. Е. Репину: «Меня уже писал Давид Бурлюк. В виде треугольника. Но получилось, кажется, не очень похоже». Я сделал экспериментальную серию сокращенных переводов лирики верлибрами. Теперь я знаю, на что они похожи: вот на такие треугольники.

ПЕРЕВОД. Переводчики, скоросшиватели времени. Был международный круглый стол переводчиков: все жаловались на авторов, знающих язык переводчика и тем сковывающих его свободу. Как будто заговор авторов против мировой культуры.

ПЕРЕВОД. «Переводить так, как писал бы автор, если бы писал по-русски». Когда писал? при Карамзине? при Решетникове? при нас? Да он вовсе бы не писал этого, если бы писал при нас! Задача перевода не в том, чтобы дать по-русски то, чего не было по-русски, а в том, чтобы показать, почему этого и не могло быть по-русски.

У. ОденВольтер в фернее

Он счастлив. Он обходит свои места.

Часовщик у окошка поднимает на него взгляд

И опять опускает к часам. Возле новой больницы столяр

Притрагивается к шляпе. Садовник пришел сказать:

Посаженные им деревья принялись хорошо.

Альпы сверкают. Лето. И он велик.

Далеко в Париже, там, где его враги

Злословят, какой он гадкий, в высоком кресле сидит

Слепая старуха и ждет смерти и писем. А он

Напишет: «Жизнь – выше всего». Но так ли? Да, так. Борьба

Против несправедливости и против лжи

Стоила свеч. И сад стоил свеч. Возделывайте свой сад.

Лаской, нападкой, насмешкой – он был умнее всех.

Он был вожаком мальчишек в священной войне

Против зажиревших взрослых: как мальчишка, хитер,

Он умел, когда надо, смиренно пойти

На двусмысленный ответ или спасительный обман

И ждал своего часа, терпеливый, как мужик.

Даламбер сомневался, а он нет: час придет.

Сильным врагом был только Паскаль; а все

Остальные – уже травленые крысы. Но забот

Еще много, а надеяться можно лишь на себя.

Дидро – глуп, но делал все, что мог.

А Руссо завопит и ничего не сможет: он это знал.

Ночь заставляет его думать о женщинах. Чувственность —

Лучший из учителей: Паскаль был дурак.

Как Эмилия любила астрономию и постель.

А Пимпетта его хотела как скандала. Хорошо!

Он отплакал свое о Иерусалиме. В конце концов,

Кто не любит наслаждения – всегда неправ.

Как часовой на посту, он не спит. Ночь пропитана злом:

Погромы, землетрясения, казни. Скоро он умрет,

А над Европой сумасшедшие матери стоят у котлов,

Чтобы бросить в них младенцев. Только его стихи,

Может быть, их удержат. Надо работать. Ввыси

Нежалующиеся звезды вели свою светлую песнь.

ПЕРПЕТУУМ – МОБИЛЕ. Работа головы не останавливается даже в нерабочие паузы: засыпая, я слышу свои мысли от слова до слова и при всей их быстроте успеваю быть ими крайне недоволен.

ПЕТЛЯ. Кончил заказанную статью – будто в петле повисел.

ПИРОГ. Все мои душевные проблемы в конечном счете сводятся к желанию и съесть пирог, и в руках его иметь («вот он съеден, и что теперь?»). Но, кажется, к этому сводятся и все проблемы всех проблемствующих?

«ПЛАКАТЬСЯ в бронежилетку», – сказала Н.

ПЛАМЕНЬ. «Жители юга, избалованные расточительною природою, более ленивы, но пламенны». «Немки кофею пьют мало и не крепкий, по причине пламенных воодушевлений к нежностям» (Терещенко. Быт рус. народа).

ПЛАТОН. Продавали первый том Монтеня отдельно от второго, в котором был общий комментарий к обоим. «Вот платоновский человек, расколотый на половинки, – сказала Н., – теперь будут браки по объявлению между владельцами томов».

ПОГОДА. Я шел по Арбатской площади – ровное-ровное серое небо, черная, без снега земля, промытый прозрачный воздух, все ясно и отчетливо. И вдруг показалось, что вот она, моя погода, мы с нею созданы друг для друга и ждали этой встречи всю жизнь, и как жалко, что это счастье мимолетнее всякого другого. На обратном пути небо уже расслоилось волокнами, и все разрушилось.

ПОДГОНКА ПОД ОТВЕТ – таков механизм функционирования культуры. Нам задано: Шекспир, Рембрандт, Бах – великие художники; и нам предложено: извольте каждый обосновать почему. Кто выполнит это подробнее и оригинальнее, тот и культурнее. Нужно быть Львом Толстым, чтобы сказать: «Да может быть, ваш Шекспир – плохой писатель!» (собственно, очень многие думают, что Шекспир – порядочная скука, но стесняются об этом говорить). И нужно быть полу-Толстым, чтобы внушить: «А ведь Вермеер – художник не хуже Рембрандта!» Почему полу-? Потому что открытия новых ценностей в прошлом, кажется, происходят чаще, чем закрытия старых. В античности уже не осталось места, свободного от ценностей, и только такой полубог, как Виламовиц, мог мимоходом бросить: «Эта эпиграмма плоха». Как писал Э. Паунд, «издали все – крупнее, независимо от качества». Принятие готовой религии – это ведь тоже все равно как подгонка своего религиозного чувства под заданный ответ.

Я защищал кандидатскую диссертацию в 1962 году («Федр и Бабрий»; секретарь ученого совета упорно делал ударение «Бабрúй»). Получил две трети голосов, в обрез: одним меньше, и не прошел бы («Вы везунчик», – сказала потом Л. Вольперт). Это было по совести: вторая защищаемая диссертация была на тему «Труд в поэзии Маяковского», из провинции, и написанная так, как должны были писаться такие диссертации. Любому члену совета должно было быть ясно одно: если одна из этих двух диссертаций – наука, то другая – не наука. А дальше каждый делал выбор по своему искреннему разумению.

ПОДЛЕЖАЩЕЕ. В газете, к 10-летию Чернобыля: «К нам ко всем отношение – как к радиоактивной пыли: не замечают, не замечают, а потом оказывается, что ты подлежишь захоронению».

ПОДЛИННОСТЬ. Речь в защиту ее произнес С. Аверинцев, а я, будучи, как и он, переводчиком и античником (античную архитектуру мы знаем по развалинам, скульптуру по копиям, а живопись по описаниям), долго этому удивлялся. Радиозаписи чтений Качалова случайно стерлись, но их сымитировал К. В. Вахтеров, актер, брат Марии Васильевны, жены моего шефа Ф. А. Петровского, переводчицы; их-то мы и слышим.

ПОДРАЗДЕЛЕНИЕ. Хочется сказать «по поколениям не подразделяюсь», как Гиппиус говорила: «по половому признаку не подразделяюсь».

ПОДТЕКСТ. «При Низами, чтобы стать поэтом, нужно было знать на память 40 000 строк классиков и 20 000 строк современников». И еще, оказывается, знать наизусть 10 000 строк и забыть их. Чтобы они порождали подтекст.

ПОДТЕКСТ. 5-стопный анапест «905 года» Пастернака – не от застывшего стиха «Разрыва», как я думал раньше, а от романса С. Сафонова: «Это было давно… я не помню, когда это было…/ Пронеслись, как виденья, и канули в вечность года. / Утомленное сердце о прошлом теперь позабыло» и т. д.

ПОДТЕКСТ. Вот и достигнут логический предел: Л. Ф. Кацис объявляет подтекстом «Неизвестного солдата» словарь Даля («De visu», 1994, № 5).

ПОДТЕКСТ. Самый совершенный образец использования подтекста – анекдот о еврее, который сокращал текст телеграммы (или вывески) до нуля.

ПОЗДРАВЛЕНИЕ А. И. Доватуру: «Вам 80 лет, но мы знаем, что Вам больше, потому что наука наша долго жила на таком положении, в каком и ныне солдатам засчитывается месяц за год. А мы, знающие мифографов с их генеалогиями и хронологиями, где иное десятилетие идет за год, а иной год за десятилетие…» и т. д. Телеграмма: «В Ваши Платоновы годы желаем Вам Аргантониевых лет».

ПОЛ. «Ахматова успела из дамы стать женщиной, а из женщины человеком», а Г. Иванов, этот манекенщик русской поэзии, все еще … (С. Парнок, 1922 г.).

ПОЛИКРАТОВО счастье, или «Какая с этого хлеба лебеда будет».

Поликратов перстень

Очень любил Поликрата.

Когда Поликрат его бросил в море,

Он хотел обидеться,

Но решил, что любовь – превыше,

Залез в рыбу

И вернулся к Поликрату на перст.

Когда Поликрата распяли,

След его теряется.

Потом он был в музее у Августа

И казался посредственной работы.

Так об этом сказано у Плиния.

Кл. Лемминг

ПОЛЬЗА. Бог послал бы нам второй потоп, когда бы увидел пользу от первого (Шамфор).

«ПОНАСЛУШАЛИСЬ», – объяснил ямщик, погонявший лошадей: «Ой вы, Вольтеры мои!» (Вяземский).

ПОНИМАНИЕ. Белинский через сто лет не понимал Ломоносова и говорил, что у нас нет литературы; мы через сто лет не понимаем Толстого, но уверяем, что у нас есть литература, да еще какая!

ПОНИМАНИЕ. Психиатр по подростковым самоубийствам говорила: труднее всего ей найти взаимопонимание с учителями, с милиционерами – легче.

Детское воспоминание. Долгий серый асфальтовый двор, я что-то спрашиваю, бабушка тянет меня за руку и раздраженно говорит: «земля же круглая…»; я не решаюсь переспрашивать и только откладываю в памяти: нужно проверить. И другой случай. Бабушка переливает молоко из бидона в банку, молоко течет мимо, на корявый изрезанный стол, вкопанный у террасы. Я думаю: зачем? Замечает, спохватывается, начинает убиваться. Я говорю: «А я думал, ты делаешь опыт, насколько размякает доска от молока». Меня сильно изругали. Но уверенность, что мир – правильный и только нужно его понять, осталась непоколебленной.

«ПОНЯТНОЕ – это не только то, что уже понято» (Брехт). «Раньше писатели старались быть понятными, теперь – быть понятыми».

ПОПЕРЕК. Фет в Италии завешивал окна кареты, чтобы не смотреть на всем нравящиеся виды.

«ПОРАЖЕНЕЦ рода человеческого» называл Шпенглера Т. Манн.

ПОРЯДОК. Николай I посетил Оуэна в Нью-Ленарке и выразил удовлетворение порядком; а вот лондонский парламент ему совсем не понравился.

ПОСТ. Цзи Юнь говорил: поститься – это все равно что не брать взяток по вторникам и четвергам.

ПОСТМОДЕРНИЗМ. «Что такое постмодернизм?» – «Продукция последних лет, в которой еще не успели разобраться». – «А постмодернисты говорят, что они – новая культура, потому что раньше старое и новое противопоставлялось, а теперь они сосуществуют». – «Это они выдают ущербность за достоинство: когда название начинается с «пост», это уже противопоставление». – «И что у них нет больше риторики». – «Мысли без риторики так же неизложимы, как слова без грамматики: самая яркая индивидуальность не станет сочинять себе язык из небывалых слов».

ПОСТМОДЕРНИЗМ. Фомичев говорит, что в новом академическом Пушкине непристойности все равно будут заменяться черточками – почему? – потому что очень уж много их наплыло в современную литературу. Вот постмодернизм – другое дело: он воспринимает Пушкина на фоне Юза Алешковского.

В. П. Зубов писал Ф. А. Петровскому письма от лица помещицы Коробочки и других лиц. В них он, например, спрашивал: «Как печатать такие слова, как «ни фаллоса”? не набирать ли их латинскими буквами, а объяснять в примечаниях, вместе с “Эос” и “гиатусом”?»

ПОСТМОДЕРНИСТАМ Конфуций бы сказал: вы ищете что-то за текстом («то, что сделало возможным текст»), – а то, что в тексте, вы уже поняли?

ПОТРЕБИТЕЛЬСКОЕ ОТНОШЕНИЕ к человеку у М. Цветаевой: зажечь им себя и выбросить спичку.

ПОТРЕБНОСТИ. От каждого по способностям, каждому по потребностям. А если моя потребность – в том, чтобы мною восхищались за то, к чему я не имею способностей? Ср. профессию «читатель амфибрахиев» в «Сказке о тройке» Стругацких.

ПОЧТИ. «Почти гений» стало почти термином применительно к Андрею Белому.

ПОЭЗИЯ, по Салтыкову-Щедрину: «Вольным пенкоснимателем может быть всякий, кто способен непредосудительным образом излагать смутность наполняющих его чувств».

ПОЭЗИЯ. Есенин с извозчиком: «А кого из поэтов знаешь?» – «Пушкина». – «А из живых?» – «Мы только чугунных» (Мариенгоф).

ПОЭЗИЯ. Александр Вознесенский (наст. фамилия Бродский), автор «Черного солнца», после революции работал в кино. Случайно встретив, его подозвал Маяковский: «Ну, Вознесенский, почитайте ваши стихи!» – «Зачем, Вл. Вл., вы ведь поэзию не любите?» – «Поэзию не люблю, а стихи люблю» (РГАЛИ).

ПОЭТ. «М. Шелер был на диете, но забыл роль философа и на банкете ел, как поэт; через два месяца он умер» (Л. Шестов).

ПРАВДА. Когда не знаешь, что сказать, – говори правду. Я очень часто не знаю, что сказать.

ПРАВДА. «Я боюсь Бога, когда лгу, и вас, когда говорю правду», – сказал Ахнаф халифу Муавие.

ПРАВДА. У Станиславского и Немировича «одно было общее – обоим никогда нельзя было до конца сказать правду» (Виленкин). Знаменитый разговор между ними в Славянском базаре кончился репликами: «… нужно будет говорить правду в глаза». – «Нет!» —? – «Я не могу, когда мне говорят правду в глаза». В своих воспоминаниях Немирович замечает: «Никто другой не сказал бы этого вслух».

ПРИМЕЧАНИЯ. Мне позвонил Витковский (дело очень редкое). Саркастически: «“Литературку” читали?» – «Нет». – «Ну, почитайте, там Кружков хвалит Катулла в переводе Гаспарова». Через час звонит Кружков, растерянным голосом извиняется; я говорю: «Мне-то что, а вот что вы скажете Шервинскому?» О. Б. Кушлина ничуть не удивилась: «Люди теперь читают не стихи, а примечания». Мне стало обидно за стихи.

ПРЯМОТА. И. П. Архаров, встретя в старости друга юности: «Скажи мне, друг любезный, так ли я тебе гадок, как ты мне?» (Вяземский). Подтекст горюхинского «да и вы, батюшка, как подурнели».

ПРАВО НА СУЩЕСТВОВАНИЕ – а то еще бывает обязанность существования, с отношением к этому как к обязанности – с отвращением.

ПРАВОСЛАВИЕ современное. «Атеисты всемилостивейше пожалованы в действительные статские христиане» (Ключевский. Письма).

ПРАВОСЛАВИЕ. «Я неверующий», – сказал я. «Но православный неверующий?» – забеспокоился старый Ш. И услышав «да», успокоился.

ПРАВОСЛАВИЕ. «Я прочитал Катехизис», – с гордостью сказал знакомый моего сына. «Это что, Евангелие?» – спросил товарищ. «Нет, это вроде методического пособия», – ответил тот. У Лескова персонаж говорит: «Так как катехизис Филарета я уже читал и, следственно, в Бога не верил…»

ПРЕДЛОГИ. По аналогии с свободой-от и свободой-для, вероятно, можно говорить о совести-для (диктующей выбор) и совести-от (отягчающей его последствия)? А по аналогии с забытой свободой-в – о совести-в, знающей свои пределы, такие же узкие, как у свободы? («Тоска о том, что у тебя нет совести, – это и есть совесть», – сказала Т. В.)

ПРЕПИНАНИЕ. Кокошкин, переводчик «Мизантропа», служит при Мерзлякове восклицательным знаком, говорил Воейков.

ПРЕПОДАВАНИЕ – это сочетание неприятного с бесполезным, говорила Л. Я. Гинзбург.

ПРЕПОДАВАНИЕ. Отношение к нему погубило Галилея. В Падуе его охранила бы Венеция; но он так тяготился университетским преподаванием, что принял приглашение в придворные ученые к тосканскому герцогу и там попался.

ПРИТЧА. Был рыцарь с пружиною вместо сердца, совершал подвиги, спас короля, убил дракона, освободил красавицу, обвенчался, прекрасная была пружина, а потом, в ранах и лаврах, приходит к тому часовщику: «Да не люблю я ни вдов, ни сирот, ни гроба Господня, ни прекрасной Вероники, это все твоя пружина, осточертело: вынь!» (В. Жаботинский. Пятеро).

«Это он о самом себе, – сказал Омри Ронен, – писатель по призванию, а заставил себя всю жизнь заниматься политикой!»

ПРОПАГАНДА. Были в войске два товарища, язычник и христианин, второй все старался об обращении первого, довел его до богохульств, тут конь понес его и убил, и друг горько плакал о его погибшей душе. Но Христос явился ему и сказал: не плачь, он в раю, он стремился ко мне вседневно и всечасно, и ты ему только мешал своими уговорами (источника не помню).

ПРОПАГАНДА. Сталинградский приказ Сталина немцы разбрасывали с самолетов как листовки, чтобы вызвать в нашей армии панику («Лит. газета», сент. 1987). А японские пропагандистские фильмы показывали такие ужасы войны, что казались американцам антивоенными.

ПРОПАГАНДА. Книга А. Камерона о Клавдиане начиналась приблизительно так: «Опыт нашего века заставляет нас пересмотреть наше отношение к историческим источникам: сто лет назад мы считали, что никакая пропаганда не могла выдать поражение за победу, теперь же…»

Перед выборами говорили: «Если придут коммунисты, то будет гражданская война, а если Жириновский, то будет третья мировая». На самом деле Жириновский не так страшен, как многие думают: скорее, он демагог и пустослов, и движет им не программа, а личное тщеславие. Но когда так много измученного народа готовы пойти навстречу любым демагогическим обещаниям, это страшно и опасно. Я не экономист, я не знаю, как спасать Россию; но я филолог, мое дело – слово, я понимаю, как важно говорить с людьми на понятном им языке, и мне больно видеть, что этого никто, кроме Жириновского, не умеет. Старой, сталинской технике пропаганды разучились, а новой, демократической не научились.

ПРОСВЕЩЕНИЕ. В XVII в. в Готе, самой просвещенной в Германии, принцессам мыли головы через субботу в 4 часа, а раз в месяц принималась ванна. У Кампанеллы в Городе солнца будут менять белье не реже раза в месяц.

ПРОСТИТУЦИЯ процвела в Петербурге после освобождения крестьян, с закрытием помещичьих гаремов (Скабичевский).

ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ РАСЧЕТ. Психолог Бромфенбреннер два года был в СССР, написал книгу «Два мира – два детства» и, чтобы ее перевели, слова написал хорошие, а в таблицах дал данные настоящие. Оправдалось: таблиц никто не читал.

ПСИХОЛОГИЯ. В. Сапогов разослал всем письма: «будет конференция по Северянину, шлите тезисы» – все отказались: «никогда не занимались»; разослал вторично: «будет конференция, ваша тема такая-то, шлите тезисы» – все прислали. Легче признаться, что ничего не знаешь о Северянине, чем усомниться, что лучше всех знаешь тему «Северянин и (скажем) Пастернак».

ПСОГЛАВЦЫ. «Монголы посылали разведчиков на север, безбородых чукчей приняли за сплошных женщин, а чтобы объяснить детей, предположили, что они от ездовых собак: сильный половой диморфизм, только и всего», – предположила Е. Р.

ПУШКИН. Ахматова стилизовала Пушкина под свою жизнь, Цветаева – под свое творчество.

ПУШКИН. Л. Толстой о памятнике Пушкину: стоит на площади, как дворецкий с докладом «кушать подано» (восп. И. Поливанова).

ПУШКИН. Ф. Сологуб говорил в ленинградском Союзе поэтов: «Будет время, когда придет настоящий разбойник в литературу. Он смело и открыто ограбит всех, и это будет великий русский поэт». А неоклассики грабят не всех, а выборочно, и каждый одного, поэтому мало надежды, что из них явится Пушкин («Ленинград», 1925, № 27)

РАЗБОР. Если я разбираю на составляющие древних поэтов, то не обязан ли я прежде всего разобрать самого себя?

РАЗУМ. «Это когда мне жарко, а я не пью воды», – сказала девочка (К. Гросс. Душевная жизнь ребенка).

РАНЬШЕ. Греки считали часы от рассвета, евреи от заката, отсюда вполне осмысленный вопрос Александра Македонского голым мудрецам: что было раньше, день или ночь?

РЕВОЛЮЦИЯ. Мясник сказал Щепкину в 1848 г.: «Что это, батюшка Михаил Семеныч, какие беспорядки везде? то ли дело у нас! мирно, смирно, а прикажи только нам государь Николай Павлович, так мы такую революцию устроим, что чудо!»

РЕДАКЦИЯ. Султан был недоволен, когда ему сказали: «Ты увидишь смерть всех близких»; но был доволен, когда сказали: «Ты их всех переживешь».

РЕЖИМ. А выбирать мы будем между одним хреном и несколькими редьками.

Сыну приснилось, как овощи в супе выбирают себе поварешку.

РЕЗОЛЮЦИЯ. Ковалевский, из попечителей став министром народного просвещения, на трех своих же ходатайствах написал: отказать (Белоголовый).

РЕКЛАМА. «Осторожно, окрашено краской фирмы West».

RESERVATIO MENTALIS. «Ан. Франс в “Маленьком Пьере” пишет, как в детстве не умел ставить вопросительные знаки; поэтому теперь он ставит их в уме после каждого предложения. Просоветские его выступления трудно понять, если не иметь в виду эти знаки» (Алданов).

РЕШИМОСТЬ. В книге оказались мысли, о которых я не решился не доложить (И.Ф. Горбунов).

РИМ.

Все дороги ведут в Рим – вот те на!

Но обратно, слава тебе, Господи,

ведет, по крайней мере, одна.

Словарь Бирса

РИТОРИКА. Нас в школе учили в конце разбора каждого произведения перечислять три его значения: познавательное, идейно-воспитательное и литературно-художественное. Собственно, это точно соответствует трем задачам риторики: docere, movere, delectare (ум, воля, чувство).

Мне позвонил незнакомый голос: Я такой-то («ах, знаю, конечно, читал»), я защищаю докторскую, не откажите быть оппонентом. Тема мне близкая, специалистов мало, я согласился. Времени, как всегда, в обрез. Прочитав работу, я преодолел телефонный страх и позвонил ему: «Я буду говорить самые хорошие слова, не смогу сказать лишь одного – что это научная работа; я надеюсь, что моего риторического опыта хватит, чтобы ученый совет этого не заметил, однако подумайте, не взять ли вам другого оппонента». Он подумал полминуты и сказал: «Нет, полагаюсь на вас». Риторического опыта хватило, голосование было единогласным.

РИФМА. «Тезоименита лопата Ипату, а Вавиле могила».

Сон: женщина, в слезах, ругала другую женщину стихами: Лгунья, лгалка, жалости жалко! и т. д. (все не запомнил).

РИФМА. Пий Сервьен говорил: Буало писал белые стихи с рифмами, а Банвиль – рифмы, дополненные до строк.

РОДИТЕЛЬНОГО ПАДЕЖА. «Звучит колыбельная ночи, / и где-то парит Азраил. У ангела смерти нет мочи / сложить своих аспидных крыл» (Р. Гамзатов. Книга любви, 1987, пер. Я. Козловского).

РОДИТЕЛЬНОГО ПАДЕЖА. «Почтеннейший Иван Иваныч! / Великодушный доктор наш! / Всегда зачитываюсь за ночь / Статеек ваших. Гений ваш – / Благотворитель всей России! / Вы краше дня, вы ярче звезд, / И перед вами клонит выи / Весь Новоладожский уезд…» (Некрасов, в фельетоне 1845 г. «Письмо к доктору Пуфу»). Одесские обороты появились не в Одессе: калька с aussehen была уже у гр. В. Соллогуба: «Княгиня Кочубей действительно выглядывала настоящей барыней».

РОЛЬ писателя в своей и чужой литературе различна: для финской литературы учителем реализма был Булгарин.

РОМАНТИЗМ – апофеоз средних жанров, как революция – апофеоз среднего сословия. Средние жанры – те, в которых личность не дробится в низких мелочах на случай и не растворяется в высоких абстракциях: масштаб на уровне личности.

«РОМУЛ» Дюрренматта: «Когда государство начинает убивать, оно всегда зовет себя Отечеством».

РОСКОШЬ. Пуритане считали пуговицы роскошью и носили крючки. Многие умели читать (Библию), но не писать.

РОССИЯ гибнет не от злоупотребления, считал А. Жемчужников, а от исполнения каждым своей должности (потому что каждый сидит не на своем месте).

РОССИЯ. Французский посол при Николае I писал, что русская администрация напоминает театр, где идут одни генеральные репетиции.

РОТА В НОГУ. Чукотские олени – полудикие: если один отобьется, приходится подгонять к нему все стадо, потому что стадо послушнее, чем отдельная особь (Богораз).

РУССКИЙ ЯЗЫК. М. И. Каган, невельский друг Бахтина, родился в еврейской семье, и первыми русскими словами, которые он узнал, были: «я тебя убью!» и «дозволено цензурой».

РЮРИК. «Земля наша велика и обильна, а порядку у соседей нет!». См. I, НЕ У НАС.

РЮРИК. Еще один источник А. К. Толстого: когда вместо микешинского пупа земного в Новгороде хотели возвести лишь памятник Рюрику, то Стасюлевич писал Плетневу 2 июля 1857 г., что на подножии следовало бы написать: «Земля наша сделалась еще больше, а порядку в ней еще меньше».

«Сначала я сочинил балет под названием «Добродушный Гостомысл и варяги, или Всякое дело надо делать подумавши»…» (Салтыков– Щедрин. Признаки времени).

САМ. Издатель А. Ф. Маркс, не застав автора, оставлял записку: «Буль у вас. Сам Маркс» (Ясинский).

САМ. Сын Н. Брагинской спросил няниного отца, сторожа при стадионе: «Дедушка, а кем ты там служишь?» – «Как кем? самим собой». (А я-то думал, что самими собой мы служим только у Господа Бога.)

САМИЗДАТ. Александр II не читает печатного: книги и статьи по его интересу переписывают ему канцелярским рондо (Тургенев у Гонкуров, 21 нояб. 1875 г.).

SAMOVAR – в точном греческом переводе: authepsa. У греков был такой кухонный прибор, я даже знал, как он был устроен, но забыл; во всяком случае, не пузатый и не с трубой. Эта автепса упоминается в речи Цицерона: В. М. Смирин измучился, подыскивая такой перевод, который не вызывал бы неуместных ассоциаций. Наконец написали самовзварка.

SAMOVAR, POGROM. В газете сказано, что из русского языка в европейские перешло еще одно слово: khaljava.

САМОВЫРАЖЕНИЕ. «Нет, Платон точно так же хотел выражать не себя, как авторы Нового Завета. Но им это удалось, потому что они канонизировали четыре однородных текста сразу – сумели канонизировать мысль, не канонизировав слова. А Платон именно этого и не мог» (Т. М).

САМОВЫРАЖЕНИЕ. Гречанинов сказал: я недоволен этой литургией, мне не удалось вложить в нее всего себя. Владыка Антоний сказал: «Какой ужас была бы литургия, в которой весь Гречанинов!» С. Ав. о Вайнхебере: «Это австрийское сочетание таланта и китча: он хорош, когда безлик, и гибнет, когда в стихах просовывается его личность».

САМОЗВАНЕЦ. При самозванце уже пошел слух, что Борис Годунов не умер, а опоил и схоронил другого, сам же бежал в Англию (Карамзин). «И беседовал там с сочинителем Шекспиром», – добавил И. О.

САМОУБИЙСТВО в рассрочку встречается чаще, чем кажется. Лермонтов поломал свою жизнь, поступив в юнкерскую школу, оттого что видел: хорошие романтические стихи у него не получаются, значит, нужно подкрепить их романтической жизнью и гибелью, а для этого в России нужно быть военным. Потом, после 1837 года, неожиданно оказалось, что стихи у него пошли хорошие и погибать вроде бы даже не нужно, но машина самоубийства уже была пущена в ход. (Если бы он вышел в отставку и стал профессиональным литератором, то на Петербург средств могло оказаться недостаточно, пришлось бы жить в поместье, а на дальнейшее «если бы» воображения не хватает. Байрон у Алданова, наоборот, хочет смертью оправдать свою поэзию post factum – это больше похоже на самоубийство Амундсена по полярному долгу.) Чехов, профессиональный врач, прогнозировал свою смерть примерно на 1900 год, закончил все дела, продал собрание сочинений, чтобы обеспечить ближних, женился, чтобы дать женщине возможность называться «вдовою Чехова», но смерть затягивалась, и все последние годы он нервничал, провоцировал ее несвоевременными приездами в холодные столицы и т. д. Блок, кончив университет и не желая служить, наметил сжечь себя богемной нищетой лет за пять («мне молоток, тебе игла»), но сперва это затянулось оттого, что появились гонорары из «Золотого руна», при которых умереть с голоду было просто невозможно, а потом это отменилось из-за отцовского наследства, и пришлось сочинять новую программу, не с гибелью, а с рождением нового сильного нордического человека и т. д. Когда пришла революция и настоящий голод, то смерть для него была уже продуманной. (Об этом – у А. Паймен, но не до последней точки.) Марина Цветаева запрограммировала себе гибель еще с юности: она была пародией на Лермонтова, как Ахматова пародией на Пушкина. Был доклад: Гоголь в «Переписке» подражал Сильвио Пеллико, причиной неуспеха ее счел биографическую неподкрепленность и вместо Темниц построил себе Самоубийство. Как жизнестроительство, так есть и смертестроительство.

«САМОУЧКА имеет самого скверного учителя» – наедине с собой имеешь самого скверного собеседника. Это диалог?

САМЫЙ. «Какой человек самый лучший?» – спросили Платона. Он ответил: «Тот, которого еще не испытали». Это от вопроса Александра Македонского голым мудрецам: какой зверь самый хитрый? – Тот, которого никто еще не видел. А какой писатель самый лучший?..

СВЕТ. Хасан из Басры: «Встретил я мальчика со свечой, спрашиваю: откуда свет? Он дунул и говорит: скажи, куда он исчез, тогда скажу, откуда он взялся» (Ремизов. Павлиньим пером).

СВОБОДА была благом, когда высвобождаемые силы личности обращались на природу, и стала злом, когда обратились на общество. Тоска о борьбе с природой (за полюс, за космос и т. д.) – от стремления снова почувствовать свободу сил как благо.

СВОБОДА. У сына в отрочестве был страх заниматься тем, что ему интересно: вдруг это обяжет и поработит? Я помню, как в ЦГАЛИ открыли архив Шенгели, и я подумал: какой интересный новый камень на шею.

СВОБОДА ВОЛИ. Бросить монетку и сделать наоборот.

СВОБОДА ВОЛИ. «Все мы – Боговы обручи, которые он бросает с пригорка, закружив так, чтобы они, коснувшись земли, катились обратно к нему». Важно, о какой пригорок споткнешься…

СВОБОДА ВОЛИ. В споре с Ресовским Лысенко был адвокатом ангела: чтобы переродиться, достаточно свободной воли. Его последняя идея: кукушки самозарождаются в чужих яйцах под воздействием лесного кукования. А Ресовский был генетик, детерминист, и потому работал на расизм, пока в 1943 г. не разочаровался (О. Ронен). А еще можно сказать, что для лысенковской свободы воли нужно было советское мышление: если очень долго бить и мучить растительный вид, то он предпочтет превратиться во что угодно.

СВОЛОЧЬ. Как Ященко мирил А. Толстого с Эренбургом, каждому говоря: «Тот о тебе сказал: сволочь, а здорово написал!» (Р. Гуль).

СИНТАКСИС поэтический. «Заря смотрела долгим взглядом, / ее кровавый луч не гас, / но Петербург стал Петроградом / в незабываемый тот час» – Маяковский издевался, предлагая подставить в эти стихи Городецкого вместо но – и или а – ничего не изменится. А если, наоборот, перевести этот сочинительный синтаксис в подчинительный, то получится логика стихов Бродского.

«Поселились и скнижились» (Ремизов. Иверень).

СЛОВО. «Большевикам помогли три удачных слова: большевик, совет и чека: всякий понимал, что без чеки на оси никуда не уедешь» (разг. П. Вайля и Т. Толстой).

СЛУЖБА. «Я не служитель Муз, а служащий».

Сотрудничать на нескольких службах теперь приходится, как приходилось в 1919—20-х годах, потому что иначе не прожить. При этом мне живется еще гораздо лучше, чем другим, – я все-таки полный академик, так сказать, генерал от науки. Впрочем, когда я попал в академическую больницу и жена пришла спрашивать врачей, каков диагноз академика такого-то; ей твердо сказали: «Нет у нас академиков!»; потом посмотрели бумаги, засуетились, занервничали, стали оправдываться: «Если бы мы знали, не положили бы в общую палату, но он же не похож на академика!» – и, проницательно посмотрев на нее, врач добавил: «Впрочем, вы тоже не тянете на жену академика!». Я считаю это большим комплиментом: я очень не хотел бы походить на академика. Ну, а жены академиков – это такая человеческая порода, о которой и говорить не хочется.

Когда жена рассказала об этом случае дома, то дочь оглядела себя: «Пожалуй, и я не тяну на академическую дочку», а М. высокомерно откликнулась: «Из вас всех только я похожа на академическую внучку». Что да, то да. Мама-психолог больше всего боялась, чтобы у девочки не сложился комплекс неполноценности, и, кажется, перегнула палку в другую сторону. А о младшей внучке старшая пренебрежительно говорит: «Ничего, сойдет для сельской местности».

СЛУЧАЙ. «Художник платит случайной жизнью за неслучайный путь» (восп. Книпович о Блоке).

СМЕНА ФОРМ литературных, по Тынянову: «Новая труба гласно, а старая согласно» (Пословицы Симони). М. Дмитриев объяснял спор классиков с романтиками так: романтики говорят, «да первоет портной у кого учился?», классики отвечают: «а первоет портной, может, хуже моего шил». У Симони же об эпигонстве: «Не люби потаковщика, люби встрешника».

СМЫСЛ. Мандельштамом или Маяковским можно наслаждаться, не понимая, а Хлебников для наслаждения требует понимания (В. Марков).

СМЫСЛ. О. Деллавос об альтмановском портрете Ахматовой: «Похож ужасно, но в каком-то отрицательном смысле». Я вспомнил деда НН, который о тыняновских переводах из Гейне твердо говорил: «не так!», а потом, сверив с подлинниками: «так, а непохоже!»

СМЫСЛ. Экспериментальные науки ищут законов, интерпретативные – смыслов. Для кого? Определите сперва смысл звука д или камня на дороге. Интерпретаторство на ассоциациях, как над пятнами Роршаха, – психоанализ филологов (Жолковский психоанализирует Эйзенштейна, предоставляя потомкам психоанализировать Жолковского). Потомство старой аллегористики, довесок Золотой цепи, 35 значений к слову aqua. Настоящий смысл – только тот, до которого мы не в силах дотянуться, как самое хитрое животное Александра Македонского.

СО-. «Какая ему цена?» – «Две мнасы. Знает сослучайное и присослучайное» (Лукиянов торг жизней, «Трудолюбивая пчела», 1759).

СОБЕСЕДНИК. Статья Мандельштама «О собеседнике»: стихи старых поэтов у тебя в руках – это как письмо в бутылке, брошенное в море и предназначенное для нашедшего. Да, но в таком письме может быть написано только об одном – о чьей-то гибели.

СОВЕСТЬ – «душ великих сладострастье» (Батюшков).

«СОВЕСТЬ – внутренний голос, который предостерегает, что кто-то на тебя смотрит» (Г. Менкен).

СОВЕСТЬ (революционная?). «Судьи на уставы мало смотрят, а вершат по своей природной пыхе» (Посошков).

СТРАХ И СОВЕСТЬ. Оксман как-то сказал: «Я служил большевикам не за страх, а за совесть, но не доверял им ни минуты. А другие служили за страх, но верили. Поэтому я выжил, а они нет». И. И. Халтурин говорил: «Беда Зощенко в том, что он, хоть и дворянин, и штабс-капитан, был совершенно советский человек и верил в справедливость. А Ахматова твердо знала, что писателю ничего хорошего никогда не бывает. Она должна была бы благодарить за Октябрьскую революцию: к 1917 г. все поэтессы уже научились писать не хуже ее. А теперь посмотрите на нее – знаменосица!»

Страшный суд: страшнее всего посмотреть в глаза всем воскресшим.

Саид Исфаганский.

СОВЕТСКИЙ режим обвиняют в двуличии. Он двуличен не более чем всякий другой, предписывающий разные мысли и поступки в разных обстоятельствах. Когда в самом христианском обществе на время войны отменяется заповедь «не убий», а на время мира «не лихоимствуй», это то же самое.

СОЛНЕЧНАЯ СИСТЕМА. Анненский был неверующий. А Вяч. Иванов на вопрос «веруете ли в Христа?» загадочно ответил: «только в пределах солнечной системы» (восп. С. Маковского).

СОСЛУЖИВЦЫ по семье.

СОТВОРЧЕСТВО читательское. Б. Покровский доказывает зрительское сотворчество примером: «Шепните соседу, что он должен написать о спектакле рецензию, и сотворчеству конец».

СОТВОРЧЕСТВО. Когда писатель говорит это о себе, это значит: «то, что я домысливаю от себя к предшественнику, – правда», а когда о читателе: «то, что ты домысливаешь от себя ко мне, – неправда, изволь угадать мое, и только мое».

«СОЦИАЛИЗМ – это общественная энтропия, приют для дефективных: лучше вымереть и начать сначала» (Г. Шенгели, кажется, в письмах к Шкапской).

СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ КЛАССИЦИЗМ тоже мог быть и придворным, и просветительским; просветительский он – у Брехта.

СПАТЬ. «Я всегда хочу спать, когда события», – сказал Блок Чуковскому в кронштадтские дни (20 янв.1921 г.).

СПОСОБНОСТИ. «Русские проявляют свои способности скорее в умении пользоваться плохими орудиями, нежели в улучшении их» (Кюстин).

СПРАВЕДЛИВОСТЬ. Ю. К. Щеглов об американском преподавании. Конечно, отвергается старое понятие классики, как авторитарное. Для изучения предлагаются не dead-white-men, а, наоборот, меньшинства. Но когда кто-то выделяется только за лесбийство и пр., это тоже несправедливо. Нужно выделять невыделяющихся, по возможности бездарных, как представителей большинства. Идеалом было бы изучать писателей не просто бездарных, а писателей неписавших. Но, конечно, это можно доверить только литературоведу непишущему. А главной кафедрой должна стать кафедра читательского сотворчества. См. НЕ.

Сыну приснилось стихотворение «Сон»:

Я проснулся, включил радио и услышал:

«Не волнуйтесь, сохраняйте спокойствие.

Сегодня между тремя и пятью часами

Кончилась третья мировая война.

Мы победили. Убитых – девятьсот миллионов.

Они сегодня не проснутся.

Списки будут напечатаны в газетах».

Я проснулся, передавали военные марши,

Но я не стал спускаться за газетой.

СТАМБУЛ. Ободранные дома, залатанные рекламами. Бескрайний ночной рынок с курганами накрытых черной пленкой товаров и кострами караульщиков, как будто ты не в городе, а в дикой степи. Патриарх принимал, сидя за столиком рококо. На патриарших служащих погоны с крестами, а дворцовый караул в шлепанцах и национальных скуфьях.

СТАРОСТЬ. Из письма: «А счастливых старостей в ХХ веке не бывает: сверстники расходятся, потому что дорог стало больше, а дети отшатываются, потому что время стало меняться быстрее».

СТАРОСТЬ. Я сейчас на точке того профессора, который, неожиданно уходя на пенсию, сказал: «Я стал читать хуже: сейчас это замечаю я, а вы не замечаете, – хуже будет, когда станете замечать вы, а я не замечать» (о Крепелине).

СТАТИСТИК Молинари показывал, что ремесло убийцы безопаснее ремесла рудокопа (Алданов).

СТЕНГАЗЕТА. На филологическом факультете МГУ стенгазета называлась «Комсомолия», по Безыменскому, а сатирический отдел в ней – «Филологические были», по Андрею Белому. Не знаю, помнил ли кто об этом. Когда началась оттепель, газета закипела и стала разрастаться. Это была ватманная полоса на стене напротив крашеного гардероба, шагов пять в длину; сперва она вытянулась и загнулась за угол, затянув от одевающихся настенное зеркало; потом продолжение ее повисло в буром коридоре, шагов на двадцать с перерывами для дверей аудиторий; и наконец наступил день, когда продолжение продолжения перекинулось в другое здание старого университета на всю ширь балюстрадной стены против Коммунистической аудитории, не знаю уж, на сколько шагов. Это был предел, потом пошло обратное сокращение. Из содержания этих царь-номеров не запомнилось решительно ничего. Я рассказал об этом Осповату, он откликнулся: «Когда меня в первый раз арестовали – помогал Буковскому, добивавшемуся обнародования дела Синявского – то отвезли на Варсонофьевский, не били, не пугали. Трехэтажный дом, но повели вниз: первый подземный этаж, третий, десятый, и тут начинается страх, потому что ясно: из таких мест не возвращаются. Я уже готов ко всему, как вдруг где-то на площадке минус-восемнадцатого этажа вижу: стенгазета «Дзержинец» (говорят, и сейчас еще выходит). И сразу на душе покой – видно, что это не дантов ад, а советское учреждение».

СТИЛЬ. «В ней улыбались воспоминания» – кто это написал? Гончаров в «Обрыве».

СТИЛЬ. «Ребята сделали себе веселье», – начинается в «Азбуке» Л. Толстого рассказик о водяной мельнице.

СТОЛОНАЧАЛЬНИКом придворной конторы был отец Мережковского – где-то в советское время это было переведено «сын придворного лакея».

СТЫД. «Жены стыдиться – детей не видать» (Даль).

«СТЫДНО хвалить то, чего не имеешь права ругать» (Ремизов. Мартын Задека).

СУДЬБОНОСНЫЙ, молодое слово: стали говорить, стесняясь говорить «роковой».

СУМАТОХА. О. Седакова о шестилетней племяннице, сделавшей явно дурной поступок. «Но ты же знаешь, я вообще-то так не делаю». – «А почему сейчас сделала?» – «От суматохи, знаешь, всегда такое делают от суматохи». Я для себя поняла, что многое сделала именно из-за этого.

СУММА. НН умен и энергичен, но эти два качества у него не помогают, а мешают друг другу. В Брюсове-пушкинисте поэт до какого-то момента помогал филологу, а с какого-то начинал мешать; определить эту точку – самое главное.

ТАЙНА. В 1570 г. папа Сикст отлучил от церкви Елизавету Английскую, но и Франция, и Испания искали с ней союза, буллу пришлось везти тайно и подбросить под дворцовую дверь, подбросившего нашли и казнили.

ТАЛАНТ возбуждать ненависть: Сухозанета даже солдаты ненавидели, «хотя от солдата до министра – как до Сатурна».

ТЕОРИЯ. «Что можно сделать по эксперименту? – отчет об эксперименте. А теорию можно сочинить просто из головы», – сказала Т. В. Я бы ответил: сочинять из головы на свободе ничем не ограниченной интуиции – неинтересно. Интересно сочинять теорию среди препятствий и запретов, как вырубать статую из кривого камня: как будто я втискиваю себя в спичечную коробку. Это и называется экспериментальной проверкой гипотез. Но всего этого я не сказал.

ТЕПЛО. А. И. Анненкова садилась в карету не иначе, чем за полчаса обогрев это место толстой немкою (зап. П. Гебль).

ТЕРПИМОСТЬ. «Агрессивная терпимость» – выражение Моруа о Шелли.

ТЛЕН. М. П. Штокмар в молодости терпеливо и трудолюбиво переписывал несобранные газетные заметки Лескова – «ведь газетная бумага скоро истлеет», – и не думал, что его тетрадная бумага 1930-х годов истлеет гораздо раньше.

ТОРОПИТЕЛИ – такая должность была на версальской кухне у Людовика XIV, штат из десяти человек.

ТОСТ. «Без женщин не было бы стихов, без стихов не было бы стиховедов, итак, выпьем же за женщин!» Нет, стиховедение уже выросло настолько, что может существовать и без стихов.

ТОСТ. «За сбычу мечт!» – произносил тост один шофер (рассказала дочь).

ТОЧКА ЗРЕНИЯ. Повторять один и тот же сюжет с разных точек зрения – это, собственно, начали не Фолкнер и не Браунинг, а четвероевангелисты, только тоньше.

ТОЧКА ПЕРЕСЕЧЕНИЯ. В. Иванов и В. Топоров написали: «Духи – это точки пересечения каналов связей»; «Мне стало до боли обидно за духов», – сказала Е. Новик.

ТОЧКА ПЕРЕСЕЧЕНИЯ. Текст ведь тоже точка пересечения социальных отношений, а мне хочется представлять его субстанцией и держаться за него как за соломинку. Может быть, это в надежде, что и я, когда кончусь, перестану быть точкой пересечения и начну наконец существовать – по крупинкам (крупинка стиховедческая, крупинка переводческая…), но существовать?

«ТРОФЕЙНЫМИ ИНОСТРАНЦАМИ» назывались в русской культуре прибалтийские немцы.

ТРОЯНСКАЯ ВОЙНА. Теория Л. Клейна: гиссарлыкское поселение – не Троя, потому что вокруг нет следов ахейского стана, а на холме остатков ахейских стрел. (Финли делал вывод, что Троя была, а войны не было.) Это все равно, что раскопать Москву и сказать, что это не Москва, потому что слишком мало найдено наполеоновских ядер.

ТРУП. После 1812 г. захоронено было 430 707 человеческих трупов и 230 677 скотских («Ист. вестник», 1912, № 4).

ТЫШЛЕР говорил: у него были четыре брата, первого повесил Слащев за большевистские листовки, второго махновцы (хотя при самом Махно состояли евреи), третьего расстрелял Сталин, четвертого сожгли немцы.

И перьями приподнятая птица

Без трепета висит на высоте,

Откуда человеческие лица

Чуть видимы, как гвозди на кресте.

А. П.

УГОЛ. По телевизору передача «Углы Достоевского»: почему он жил в углах и писал об углах, углы как место отрицательного биополя и пр. Статистика показала, что да, у Д. углы упоминаются чаще, чем у Тургенева или Толстого, но у Гончарова, например, еще чаще. А пра (?) внук Д. сказал, что просто писатель был небогат, а угловые квартиры были дешевле. И кто-то добавил: улицы были короче и угловые здания чаще.

УКАЗ («неискоренимая вера Петра I в творческую силу указа», – писал Ключевский). «Все кажущееся непоправимым у других, – говорит Кокорев, – легко исправляется у нас одним росчерком пера: стоит лишь издать указ сидеть всем дома пять лет и есть щи с кашей, запивая квасом, и тогда финансы правительства и наши придут в цветущее состояние». Эти слова К., как бы звучащие иронией, произнесены были с большим пафосом и полной серьезностью…» (П. Берлин). См. ДЕНЬГИ ДЕРЕВЯННЫЕ.

УЛЬТРАЦВЕТА, УЛЬТРАЗВУКИ. Давайте не забывать, что мы не чувствуем в мире того, что чувствует любой муравей.

УМ. «У кого много ума, надо столько же ума, чтобы пользоваться им», – Л. Толстой у Маковицкого. Вариант: «Ум-то ум, а дураку достался». Мой шеф Ф. А. Петровский говорил наоборот: «Умный-то он умный, да ум у него – дурак», – и настаивал, что в немецком языке вообще нет слова для понятия умный. М. Е. Грабарь-Пассек загадочно улыбалась.

УМНЫЙ. «Когда государь говорит с умным человеком, – сказал Тютчев, – у него вид, как у ревматика на сквозняке» (Феокт.).

УРА. «Иначе сказать: в Будущем объявлено благоденствие, а в Настоящем покуда: Ура-а-а!!!» (Сухово-Кобылин. Квартет).

УРА. А. Я. Сыркин, византинист, был единственным студентом, освобожденным от военного дела по особому распоряжению военной кафедры. Он сдавал зачет, ему сказали: вы командуете батальоном в окружении, спереди пехота, сзади танки, сбоку пушки, что вы будете делать? Он думает. «Пока вы думаете, треть вашего батальона погибла, налетают самолеты, что будете делать?» Он думает. Его трясут; он говорит: «Я думаю, надо кричать ура». Эта фраза стала на факультете поговоркой (В. Успенский).

УТОЧНИТЬ. «К нам в Пушкинский дом прислали запрос из архива МИДа: уточнить дату рождения Горчакова, в июне или июле юбилей? У них самих – надежнейшие документы, но своему привыкли не верить». Так у Феофраста дурак, сложив сумму, спрашивает соседа: сколько же это будет?

УЧЕНИЕ. «И медведь костоправ, да самоучка» (Даль).

УЧЕНИЕ. «Он учится на гениального самородка», – сказали о НН.

ФАКТ. «Подсудимый, признаёте ли вы себя виновным в том, что 30 февраля с. г. на Лиговке имели с обдуманным намерением и умыслом продолжительный разговор о предметах, суду неизвестных?» – «Нет, не признаю!» – мрачно отвечает тот. – «Подсудимая, признаёте ли вы… что в то самое время, когда Сидоров имел упомянутый разговор, вы, тоже с умыслом, находились на Галерной с целью покупки себе шерстяных чулок?» Та, срываясь с места, стремительно отвечает: «Да! признаю! но я была в состоянии аффекта, – и после размышления: – В факте – да!» (И. Ф. Горбунов).

ФАЛЛОС. Опрос студенток о браке и семье (к 8 марта): в муже ценят, во-первых, способность к заработку, во-вторых, взаимопонимание, в-третьих, сексуальную гармонию. Однако на вопрос, что такое фаллос, 57 % ответили – крымская резиденция Горбачева, 18 % – спутник Марса, 13 % – греческий народный танец, 9 % – бурые водоросли, из которых добывается иод, 3 % ответили правильно.

ФИЛОЛОГИЯ говорит, как вежливый француз: выберите любое непротиворечивое понимание текста, а если хотите выбрать правильное, то оно такое-то.

ФИЛОСОФИЯ И ФИЛОЛОГИЯ. «Ревнуйте о том, чтобы пророчествовать, но не запрещайте говорить и языками» (Коран. 14. 39). «Ибо когда я молюсь на незнакомом языке, то хотя дух мой и молится, но ум мой остается без плода» (14. 14). А христианство в это время для многих молящихся было еще очень незнакомым языком.

ФИЛОСОФИЯ И ФИЛОЛОГИЯ. В античности соревновались философия и риторика за высшее образование, а грамматика, среднее образование, тихо сидела в стороне. Сейчас с нами, грамматиками, под именем философии спорит не кто иной, как риторика: деструктивистская софистика без метафизики. Из этого, видимо, следует, что философия уже умерла. Филология – то ли умерла, то ли нет, а философия – уже бесспорно.

ХВОСТ.

Приличен каждый зверь, носящий сзади хвост,

Затем, что он умен, а между прочим прост.

А. А. Фет

ХИТРОСТЬ. Суворов говорил: тот не хитёр, о ком все говорят: «хитёр». Подтекст – вопрос Александра Великого голым мудрецам.

ХРИСТИАНСТВО. Когда военнопоселенский архитектор попросил выплатить ему жалованье договорное, а не урезанное, Аракчеев сказал ему: брось ты эту вольтеровщину и будь истинным христианином (Кизеветтер).

ХРОНОТОП (доклад «О хронотипах и хронотопах» упоминался в журнале «Знамя»). Лимерик И. Оказова с правкой С. Аваринцева:

Раз один человек в Конотопе

Оказался в чужом хронотопе,

Но на то несмотря,

Под конец ноября

Он утоп во всемирном потопе.

ХРОНОТОП – это пространственно-временной континуум по формуле: рыть канаву от забора до обеда.

ЦАРЬ спросил Шаляпина, почему басов любят меньше, чем теноров. «Поем либо монахов, либо дьяволов, либо царей – разве сравнишь?» Царь подергал бородку: «Да, какие-то роли неинтересные» (Седых).

ЦЕЛЬ. М. Кузмин, «Стружки» (1925 г.): на митинге солдат говорил: «Если с немцем не драться, то что же с ним делать?» – а зачем с немцем нужно что-нибудь делать, никому не известно. Многие заботы об искусстве, его природе и назначении напоминают этого солдата.

ЦЕННОСТЬ. Психолог сказал: «У Житкова в «Что я видел» самое замечательное и труднодостижимое для взрослого – безоценочность».

Борис Житков был очень интересный советский писатель; сейчас его помнят только как автора детских книжек, а он был гораздо больше. Родился в 1886 г. – умер в 1938-м (своей смертью!), был революционером, моряком, штурманом плавал вокруг света, инженером строил в Англии корабли для русского флота, работал биологом в сибирской экспедиции, получал премии как профессиональный фотограф и т. д. Маленький, сжатый, как пружина, свирепый, и все умел. Мать моего школьного товарища, литературный критик, рассказывала: «Он пришел к нам, едва знакомый, когда я пеленала сына на столе, сразу сказал: Не так! и стал пеленать сам; и ведь правда запеленал лучше». Когда в 1921 г. он вернулся в Петроград безработным и нищим, его бывший гимназический товарищ Чуковский предложил ему попробовать написать рассказ для детей; Житков, чтобы нечаянно не впасть в шаблонный стиль, написал рассказ (о моряках) по-французски, перевел на русский и принес Чуковскому; и на следующий день все говорили, какой замечательный появился писатель. У него есть рассказ (для взрослых) «Слово», три странички: мне он кажется одним из лучших во всей русской литературе, включая Толстого и Чехова. При жизни он не печатался – не по политическим причинам, он чисто психологический, но написан с такой силой, что ни один журнал не мог его взять: сразу выцветали все соседние. (Напечатано посмертно в журнале «Москва», 1957, № 5.)

ЦЕННОСТЬ. Ахматова Блока ценила «за Тютчевым», а Гумилева «около Дельвига».

ЦЕННОСТЬ. Когда я говорю «это 4-стопный ямб», я – ученый, когда говорю «этот ямб хороший», я – изучаемый.

ЦЕННОСТЬ. Отзывы детей о политиках: «Ельцин – и плохой, и хороший: плохой, потому что Чечню разбомбил, хороший, потому что нас не разбомбил» («Арг. и факты», 1995, № 36).

ЦИТАТА. В анекдоте дама недовольна «Гамлетом»: «Общеизвестные цитаты, сшитые на живую нитку!» Собственно, каждый человек есть связка цитат, и у меня только перетерлась нитка, на которую они нанизаны.

«ЦНОТХИМ» была вывеска на доме в Старосадском переулке; cnota по-польски значит «добродетель».

Кому роскошь дорога, а не мила цнота,

Перед тыми накажи зачинить ворота

Герасим Смотрицкий

«ЦЫНЦЫРНЫ – цынцырны – цынцырны – цыцы», – изображает Блок бредовую мазурку в проекте варшавской главы «Возмездия». Это звукоподражание от любимого им Полонского: «… и цынцырны стрекотанье…» («Ночь в Крыму», с прим. «татарское слово – то же, что и цикада»).

ЧЕЛОВЕК – это мыслящий тростник, а НН – это чувствующий гранит.

ЧЕТВЕРГ считался недобрым днем по созвучию с червем и добрым по созвучию с верхом (С. М. Толстая).

ЧЕЧНЯ.«Здесь совсем чужие горы, / и чужая здесь река. Здесь чужое бродит горе / с автоматами в руках…» – писал когда-то сын-школьник об афганской войне.

ЧИЧИКОВ И МАНИЛОВ. В Китае, когда двое пропускают друг друга в дверь, третьей репликой следует сказать: «Подчинение выше уважения», – и пройти (слышано от В. М. Солнцева, а Б. Рифтин сказал: «Может быть, так было в эпоху вежливости, но не сейчас).

ЧЛЕН-КОРРЕСПОНДЕНТСТВО – это как сановника, от которого больше нечего ждать, назначают членом государственного совета. «Как я буду теперь смотреть в глаза Мелетинскому?» (еще не членкору) – сказал С. Ав. после своего избрания. «А каково мне было два года смотреть в глаза вам?» – напомнил я.

ЧТЕНИЕ. «Ты хочешь читать в его душе слишком уж мелкий шрифт».

ЧТО и О ЧЕМ. По радио на Пасху читают стихи Набокова о Марии: «… что если этих слез / Не стоит это Воскресенье?» Стихотворение – антихристианское, но, видимо, опять важнее, о чем говорится, чем что говорится. Так когда-то прославлением революции считалось вступление Пастернака к «905-му году», кончавшееся: «Ты бежишь не одних толстосумов – все ничтожное мерзко тебе».

ЧУВСТВЕННОСТЬ. В «Комс. правде» была анкета «Насколько вы чувственны?» с вопросами:

1) У вас есть любимое время года? 2) Любите ли вы смотреть на радугу? 3) пробовать новую пищу? 4) любоваться закатами? 5) ощущать прикосновения? 6) прикасаться к любимым людям? 7) Случалось ли вам плакать от музыки? 8) Связываются ли для вас запахи и звуки с определенными воспоминаниями? 9) Возбуждают ли вас духи? 10) Любите ли вы прикасаться к некоторым тканям? 11) к шелку? 12) хрустеть по свежему снегу? 13) Нравится ли когда солнце согревает лицо? 14) Раздражают ли громкие и назойливые звуки? Я на все ответил «нет» (на первый и последний с колебанием) и оказался ниже нуля. А. на все твердо ответила «да».

ЧУВСТВО. «Очень чувствительна и очень бесчувственна», – сказала дочь о НН.

ЧУВСТВО. Г. Уолпол говорил: мир – это комедия для тех, кто думает, и трагедия для тех, кто чувствует. «Думай за себя, чувствуй за других», – кажется, это Хаусмен?

ЧУВСТВО. Есенина водили в ночлежку (чтобы вправду было: «Я читаю стихи проституткам…»), он изо всех сил читал стихи, слушали его прохладно, только одна женщина плакала навзрыд. Когда уходили, он подошел, заговорил, она не ответила: оказалось – глухая (Эрлих).

ЧУЖОЕ СЛОВО. Если я в газетной заметке возьму каждое слово в кавычки – она обретет фантастическую глубину: почти Андрей Белый. Кавычки – знак безответственности (как и тире).

Что знает волна о море?

Саид Исфаганский.

ШКУРА. Эйдельман сказал Городницкому: «Все, социализм уже не вернется, в худшем случае на несколько лет, не больше». – «Так за эти несколько и тебя, и меня убить успеют». – «Ну, не знал я, что ты такой шкурник!»

ЩЕЛЬ. «Не позавидовать ли человеку в футляре, который прячется в мир, где есть хотя бы слово anthropos, человек?» – спросил А. Л. Ренанский.

Э. Буква Э была приметою иностранных слов, писали Эва и Эврипид, но Етот; еще Грот жаловался на jеканье от иных написаний. Теперь, кажется, наоборот: е от церковных написаний (в словах, пришедших еще до изобретения буквы э) кажется престижнее: Ефес, Елевсин почтеннее, чем Эфес, Элевсин. Для Северянина это был еще знак иностранной элегантности: он писал шоффэр и грезэрка, и даже французское написание Embassadeur рифмовал с русским пример. За ним последовала Цветаева: написав имя Lausun по-русски – Лозэн, она стала по аналогии писать Антуанэтта, Розанэтта, а само это имя рифмовать с измен и даже с Reine.

ЭВОЛЮЦИЯ. О. Форш рассказывала о докторе Шапиро, который считал: Бога еще нет, есть дьявол, медленно эволюционирующий в Бога (А. Штейнберг).

ЭДИП. Одна из версии его смерти: он был сыном Гелиоса и погиб на поле брани. («А может быть, его убили разбойники? – спросил И. О. – Может быть, это у них наследственное?») С. Ав. говорил, что разноречия в Евангелиях лучше всего свидетельствуют об историчности Христа: если бы его выдумывали, то постарались бы свести концы с концами. Ср. I, ПРОГРЕСС.

«ЭКЗИГЗАГ», – предпочитал говорить в детстве художник И. С. Ефимов, оттого что трехсложное слово лучше передавало изломанность.

ЭКОЛОГИЯ: «Если хочешь, чтобы курица неслась, терпи ее кудахтанье» – англ. пословица.

ЭКОНОМИКА. На редсовете РГГУ было сказано: «Две самые высокооплачиваемые женские профессии – путана и печатница; первая дешевеет из-за избыточного предложения, вторая дорожает из-за недостаточного; а начальство этого не понимает и удивляется расходам».

ЭКОНОМИКА. Ремизов «народные говоры и допетровскую письменность превратил в колонию, в источник сырья для футуристической промышленности» (Н. Ульянов).

«ЭНТРОПИЧЕСКАЯ доброта В. Соловьева – как будто он обогревал собою очень большую комнату, в которую мог войти всякий, даже Величко» (Е. Р.).

ЭПИГРАФ. Композитор Гаджиев написал сочинение, взяв тему из Шостаковича и лишь орнаментировав на восточный лад. Это заметили, встало дело о плагиате, он поспешил к Ш. и принес записку: «Подтверждаю, что сочинение Г. не имеет с моим ничего общего» – Шостакович, чтобы отстали, подписывал всё. Эту записку надо бы печатать эпиграфом при сочинении Гаджиева, но где она сейчас – неизвестно (слышано от Д. Д.).

ЭТАЖЕРКА. Разговор, когда российскую делегацию везли – целым контейнером – на конференцию в Мэдисон: «А вы летали на этажерках? Я летала – из Горького в Болдино; перед глазами – ноги пилота, тряска вверх и вниз, сосед сказал: как в телеге по небу едешь».

ЮМОР – привлекательная странность ума или нрава (Академический словарь 1847 г.).

ЮМОР. В одном издательстве меня попросили написать, что я еще переводил: вдруг можно будет переиздать? Увидев в списке «Поэзию вагантов», удивились: «Так у вас есть и чувство юмора?» – «Нет», – сказал я (см. ГЛАВНЫЕ ВЕЩИ).

Б. Успенский говорил: есть языки комические и некомические: комичен английский и китайский, из-за обилия омонимов, и русский, из-за обилия синонимов, русских и церковнославянских; а французский не комичен, он афористичен.

Я. Илл. Вас. Васильчикова назначили председателем Государственного совета. «Всю ночь не мог заснуть: до чего мы дожили! на такую должность лучше меня никого не нашли» (В. Соллогуб).

Звоню из Малеевки, не случилось ли чего дома? «Нет, только звонили из Верховного Совета СССР: хотели посоветоваться. Дочь сказала: “Докатились!”»

Я. «Собака у реки боялась пить, пугаемая своим отражением; так между нами и нашими мыслями стоит препятствием наше мнение о самих себе» (суфийская притча).

ЯЗЫК. Когда Меццофанти сошел с ума, он из всех своих 32 языков сохранил в памяти только цыганский (В. Вейдле).

ЯЗЫК. «Я владею чужими языками, а мною владеет мой» (Карл Краус).

ЯЗЫК русский. И. Г. Покровский. «О неправильностях языка у русских писателей» («Москвитянин», 1853): Ревность означает усердие, ревнивость – подозрительность. Около значит вокруг: «остановился подле нея», а не «около нея». Вследствие – приказный прозаизм. Спинной хребет – тавтология, вместо спинная кость. Не жест, а телодвижение, не поза, а телоположение. Слова недовольство нет, а если бы было, значило бы бедность, скудость. Лучше уж черезчурие, чем утрированность. Советчик – новое слово, лучше уж советыватель. Вместо вонь в приличном обществе говорят зловоние. Новые слова: приятельство, непроглядный. Не людской род. а человеческий, потому что «люди» – уже родовое понятие. Не всклокоченный (от клокотать), а всклоченный. – А Писемский упрекал Майкова, что воркотня может быть производным только от ворковать.

ЯЙЦА. «Требуют, чтобы мы несли золотые яйца только затем, чтобы нас тотчас резали».

Зачем блюду торопиться к ужину?

С. Кржижановский

ЯСНОСТЬ. «Таким образом, этот вопрос совершенно ясен, что говорит о его недостаточной изученности».

ЯСНОСТЬ. Ясно будешь писать – стихи твои лучше не станут;

Будешь писать темно – тоже не станут, учти!

Рафаэль Альберти

ЯТЬ. Говорят, что готовится конференция по восстановлению этой буквы: некоторые считают, что развал культуры пошел от облегченного образования. Может быть, нужна кампания по возрождению (скажем, 50-процентной) неграмотности? с восстановлением юсов, большого и малого?

VI