Адам тут же налил ему новую порцию:
– Что же было дальше, уважаемый месье Боннар?
– Вечером следующего дня дверь отворилась, и в комнату вошел старик. Он был одет, как слуга, и, как я узнал позже, им и являлся. Он строго сказал мне: «Следуй за мной». Я послушно пошел. Истощенный и подавленный, я не испытывал ничего, кроме страха. Я ожидал, что меня сдадут в полицию, и я опозорю фамилию деда даже еще больше, чем это сделал мой отец. Слуга довел меня до просторного кабинета и ушел, оставив ожидать неизвестно чего. Не успел я оглядеться по сторонам, как вошел мужчина. Высокий, на вид около пятидесяти лет. Проницательным взглядом он со всей строгостью оглядел меня:
– Ты хотел ограбить мой дом.
– Нет, это ошибка, я попал сюда случайно. – Голос дрожал, ладони намокли от волнения.
– Это не вопрос, юный месье. А факт. Твои друзья в полиции. Они дали показания. Можешь сейчас же отправиться к ним.
Я молча уставился на носки своих туфель. Мне хотелось плакать, кричать и умолять его отпустить меня, но вместе с тем я готов был принять свою участь.
Хозяин продолжал внимательно меня осматривать:
– Ты внук Мишеля Боннара, верно?
– Да, месье, – кивнул я.
– Я глубоко уважал твоего деда и преклонялся перед его талантом. Мне жаль, что в тебе нет ничего от великого предка, и радостно, что он не дожил до этого момента, – хмуро добавил господин.
Я ждал вердикта.
– Ты осознаешь, что натворил?
Я кивнул:
– Да, месье. Мне стыдно. Я совершил ошибку. – Упоминание деда вызвало у меня волну эмоций. Слезы катились по щекам. Я мужественно вытер их тыльной стороной ладони и вознамерился больше не позволять себе подобной слабости. Стиснув зубы, в тот момент я мечтал лишь об одном: чтобы все поскорей закончилось, даже не важно, как.
– Знаю, что ты потерял мать, а твой отец сослан. Франция на пороге революции. Смутное время. – Господин говорил отчётливо, мягким, даже приятным тоном, которого вряд ли мог ожидать неудачливый мальчишка-грабитель вроде меня. – Меня зовут Антуан Брут. Хотя мое имя все равно тебе ни о чем не скажет. Род моих занятий тоже вряд ли будет понятен. Достаточно знать, что я работаю в сфере медицины и врачевания и ищу ученика. Если в тебе есть хоть что-то от деда, ты можешь стать моим помощником. Если же эта идея тебе не по душе, я готов немедленно распорядиться, чтобы тебя проводили в полицию.
Окажись я сейчас на том же самом месте, то со всей уверенностью ответил бы иначе, чем тогда. Что мне грозило в случае отказа? Меня бы доставили в жандармерию, судили, но уже через полгода я вышел бы на свободу, и это в случае самого сурового наказания, ведь я был несовершеннолетним. Скорее всего, как внука величайшего Мишеля Боннара, меня бы определили в закрытую школу. Моя жизнь сложилась бы совсем иначе. Но тогда казалось, что тюрьма и позор – худший вариант развития событий. Тот глупый мальчишка, который стоял в комнате месье целителя, не только согласился на предложение, но и был глубоко признателен за оказанную честь. В тот момент я не мог знать, чего мне это будет стоить.
– Не возражаете, если я открою еще? – вынужденно прервал его Адам.
– In vino veritas, мой друг. У вас отличный вкус. Я дал согласие Антуану в ту же минуту и поблагодарил его за дарованный мне шанс. Я страстно заверил, что буду старательным учеником и что он может рассчитывать на меня. Я поклялся, что не посрамлю имя деда. Брут же сдержанно ответил, что с нетерпением ждёт моих успехов. Густав, слуга, отвел меня в комнату. В ней не было окон, зато стояли кровать, маленький шкаф и небольшой письменный стол, который на многие годы стал для меня рабочим местом. Из десяти лет, проведенных в этом доме – а именно такой срок исковой данности был объявлен по преступлениям в составе группы лиц по предварительному сговору, – ровно половину я просидел за этим столом. Мне запрещалось выходить на улицу без сопровождения Густава или самого Антуана. Кроме хозяина и его слуги в доме проживала кухарка Милена – с ней я познакомился в первый же день своего пребывания там. Она меня сразу обняла, погладила по щеке и долго расспрашивала про родственников. А выслушав мою историю, расплакалась и обещала позаботиться обо мне, по крайней мере, следить за тем, чтобы я всегда был сыт и чист. У Милены не было детей. Всю жизнь она посвятила служению Антуану. Мы сдружились, она жалела меня, подкармливала и в отсутствии хозяина тайком брала с собой на улицу. Она была немногословна, и хотя я всегда задавал миллион вопросов, особенно касающихся работы Брута, Милена в ответ только грустно отмалчивалась. Иногда она давала мне платье своей племянницы, рослой девочки Жоржетты. Та жила с матерью в соседнем районе и часто прибегала на кухню пообедать после школы. Вырядившись девчонкой, я ходил с Миленой на рынок, смотрел на людей и тосковал по тем временам, когда эти улочки были для меня родным домом. Теперь же у меня осталась только одинокая комната в особняке Брута. Вам, наверное, интересно, что входило в мои обязанности?
– Да. Расскажите, что вы там делали? И в чем состояла работа самого Антуана? Он был медик? Учил вас этой науке? – Адам наконец расслабился. Он чувствовал какое-то родственное тепло, исходящее от ожившего Поля, и уже не замечал оттолкнувшее его сначала безобразие.
– Вы славный парень. Я так давно ни с кем не общался. Могу ли и я спросить кое о чем? – Скелет положил костлявую руку на череп и шепотом добавил: – Какой сейчас год? И как вы поселились в этом доме? Давно? Почему я в этой простыне? Что случилось?
– Сейчас две тысячи восемнадцатый год, месье. Я всё вам расскажу, только сперва прошу, закончите историю.
– Честно говоря, до сих пор с содроганием вспоминаю то время и то, что мне приходилось делать в обмен на своё честное имя. Первые пару лет ничего толком не происходило. Месье Брут заставлял меня читать толстые книги и заучивать названия человеческих органов по-латыни. Антуан устраивал опыты у себя в лаборатории и давал мне их описания. Я всё расшифровывал и переписывал в большую тетрадь. Вскоре я выучился каллиграфическому почерку. Работал на износ, но смог разобрать все завалы Брута, накопившиеся за годы его активных экспериментов.
В начале третьего года службы месье Брут пригласил меня как-то вечером в свой кабинет и долго красноречиво говорил о моих стараниях, результатах моих трудов и о том, что он смог проникнуться ко мне достаточным доверием, чтобы наконец поручить серьезное и ответственное дело, соответствующее моему теперешнему уровню знаний и способностей. Помню, как был взволнован в тот момент. Меня высоко оценили, и я ожидал, что теперь моя жизнь изменится. Так оно и случилось. Мне вот-вот исполнилось восемнадцать лет, я был полон сил и надежд и, услышав от Антуана, что конкретно ему требовалось, оказался крайне разочарован.
– Поль, – начал Брут, – из мальчишки ты превратился в привлекательного молодого человека, так что тебе наверняка не составит труда познакомиться с девушкой и пригласить ее к нам на обед.
– Простите, но могу я узнать, зачем?
– Я хочу нанять Милене кого-нибудь в помощь, но не могу поисками отвлекать ее от дел. Густав уже стар и, боюсь, не отличит девушку от юноши. А ты молод, обаятелен и наверняка найдешь нам хорошую помощницу.
– Без проблем.
– Вот и отлично, только тебе нужно кое-что учесть. Я требую от своих служащих абсолютной верности. Жить ей придется с нами, поэтому важно, чтобы у девушки не было родственников. Сирота подойдёт идеально.
– Можно начать прямо сегодня? – Мне не терпелось на свободу.
– Конечно. Надеюсь, не наделаешь глупостей и не сбежишь? Вынужден напомнить, что срок исковой давности ещё не истек.
– Я помню, месье Брут. Мне нравится у вас, и мне льстит ваша доброта. Я высоко ценю это. Даже не будь я связан обязательствами, все равно остался бы предан вам, – соврал я.
– Вот и славно, – удовлетворенно кивнул Антуан. – Приступай сегодня же.
Не поблагодарив его, я поспешил вон из кабинета, ворвался в свою комнатушку, схватил десять франков, которые мне когда-то подарила Милена, и помчался на улицу. Я бежал несколько кварталов, прежде чем остановиться. Я дышал воздухом, Парижем, жизнью и был счастлив. Не думал ни о чем, кроме того, что могу наконец без страха передвигаться по городу. Я бродил по улочкам, заходил в знакомые таверны, даже встречал людей из моего прошлого, но старался их не узнавать. Время приближалось к полуночи, когда я вспомнил, что не выполнил задание Брута. Нужно было срочно что-то придумать. В столь поздний час на улицах были только девицы для веселья, а такие у нас точно не приживутся. Впустую прослонявшись еще с полчаса, я вознамерился возвратиться ни с чем.
Однако, переходя Сену по мосту, я увидел девчонку, которая держалась за парапет, готовая шагнуть в воду с немыслимой высоты. Я подбежал к ней и схватил за руку. Она дернулась, но моя хватка оказалась сильнее. Позже, вспоминая этот момент, я думал, что лучше было бы отпустить её, потому что будущее, на которое я обрёк её тогда, было ещё ужаснее того, что она сама для себя наметила.
– Ты с ума сошла?
– Пусти, – еле слышно, одними губами прошептала девочка и залилась слезами.
Я перетащил ее на безопасное пространство моста.
– Не плачь. Пойдем со мной. Поживешь у меня.
Девочка молча согласилась.
Я привел ее в дом, накормил и отвел в комнату к Милене. Кухарка уже спала, и мне пришлось разбудить ее.
– Это Арно. Дайте ей платье Жоржетты. Только подвяжите чем-нибудь, а то эта дохлая утонет в нем.
– Откуда ты взял ребенка? Что это значит?
– Месье Брут велел найти вам помощницу, – важно ответил я.
Помню глаза Милены, полные ужаса. Мне бы тогда спросить, что так сильно напугало её, но я был слишком горд собой и попросту не придал этому значения.
– Беги, – зашептала Милена, – девочка, беги отсюда скорее.
– Ей некуда идти, не говори ерунды. Уложи ее спать. Завтра она начнет помогать вам на кухне, – перебил я и оставил их в комнате.