Оставив изумленного телевизионщика осмысливать угрозу, он догнал меня и спросил:
– Скажи, что не спал с ней, Сэмюэль…
Я промолчал.
– Проклятье, значит, это правда.
– Я не знал, что девица несовершеннолетняя, Нэйтан! Она сказала, что ей двадцать пять.
– Ладно. Мы вытащим тебя из передряги. Я уже связался с нашими адвокатами, они приедут в участок.
– Нэйтан… это ловушка.
– Согласен. Она заманила тебя, чтобы заставить говорить о себе.
– Нет, не она. Кто-то пытается мне навредить. Я не называл ей своего имени, но она его знала. Мерзавка из кожи вон лезла, чтобы завлечь меня, предложила поужинать, потом… Черт, все было разыграно, как по нотам. За ее спиной скрывается кукловод.
– Если так, мы это выясним.
Я смотрел на фотографии, запечатлевшие меня спящим рядом с Карлой.
– Совершенно очевидно, что снимки были сделаны с единственной целью – навредить моему клиенту, – заявил адвокат. – Зачем девушке фотографировать спящего любовника? Это западня! Она солгала насчет возраста. Я уверен: паршивка знала, что делает.
Я больше часа отвечал на вопросы инспектора Робинсона. Снимки, мейл, который помощник Джека Лермана получил незадолго до передачи… Грубая работа, коп не может не видеть, что я попался в расставленные силки́! Даже если так, мой случай подпадал под статью «сексуальные преступления третьей степени»[34].
– Думаете, она увидела вас, узнала и решила импровизировать? – спросил инспектор.
– Нет, я считаю, что все было рассчитано.
– То есть?
– Ее наняли.
– Нанял тот человек, который пытается испортить вам жизнь? – спросил Робинсон, и я не уловил в его тоне иронии.
– Возможно.
– Кто знал, что вы в Кальяри?
– Мои близкие и… тот, кто взломал мой компьютер. Я резервировал билеты и гостиницу через Интернет.
– Полагаете, это дело связано с убийством господина Саймона?
– Да.
– Мы не нашли никаких следов взлома.
– Других объяснений у меня нет.
– Кто может хотеть навредить вам?
– Все, кто завидует его успеху, – вмешался Нэйтан, – например, неудачливые авторы или Роберт Салливан, агент Нормана Макколи. Несколько недель назад он угрожал Сэмюэлю.
– Угрожал? В каких выражениях?
– Сказал, что я «топчу лужайку» Макколи, и он покажет мне, на что способен, – ответил я.
– Вы восприняли его слова всерьез?
– Да.
– Мы его допросим, – пообещал полицейский.
– Этот человек может быть резким, даже грубым, но я не верю, что он способен на убийство.
– А втянуть вас в сексуальный скандал Салливан мог?
– Не уверен…
– Значит, два дела не связаны?
– Отчего же! Я отвечал на вопрос о Салливане, но считаю, что все связано. Дирижер один – психопат, решивший, что должен управлять моей жизнью. Или разрушить ее.
В кабинет вошла женщина и положила перед Робинсоном листок бумаги. Он прочел и посмотрел на меня.
– Девушка не итальянка. Она живет в Лос-Анджелесе. В Кальяри прилетела на два дня позже вас.
– Это подтверждает гипотезу о том, что она познакомилась с моим клиентом не случайно и с самого начала собиралась заманить его в ловушку.
Робинсон кивнул.
– Мы попросили коллег из Лос-Анджелеса допросить ее, возможно, это внесет какую-то ясность. Будет открыто дело, так что не покидайте город.
Мы были уже в дверях, когда инспектор окликнул меня:
– Должен вас предупредить… пресса получила тот же набор фотографий.
Нэйтан бросил на стол газеты.
– И это только начало, – прокомментировал он.
Я бросил короткий взгляд на свидетельство своего позора, заранее зная, что ужаснусь. Помимо фотографий – мы с Карлой в постели, я лежу с закрытыми глазами, – все издания опубликовали отчет о злосчастном шоу Джека Лермана. Один из «питбулей», отвечая на вопросы собратьев по цеху, рассказывал об источниках информации и заявлял, что не сожалеет о выдвинутых обвинениях. Ничего не скажешь, этот скот преуспел.
– Не все статьи выдержаны в обвинительном тоне. Некоторые тебя защищают. Вернее… скажем так – они осуждают манеру поведения этого невежи, ведь он обрушился на тебя, не проверив информацию.
Я был подавлен, не понимал, как реагировать, и не мог постичь всю глубину этого дела. Голова гудела от вопросов, эмоции зашкаливали. Неужели за всем этим ужасом скрывается один человек? Или дело в моем безумии? Что подумают читатели и друзья? А Рейчел? Дана? И… Мэйан.
Моя дочь наверняка пришла в ярость, узнав, что я спал с малолеткой. С девицей намного моложе ее! Я содрогнулся от отвращения к себе.
Мне хотелось позвонить Мэйан, попытаться все объяснить, но я знал, что она не захочет слушать. Обида еще слишком свежа.
Я не чувствовал в себе ни сил, ни желания ввязываться в драку с прессой. Даже если мы докажем мою невиновность, пятно на репутации никуда не денется. От таких подозрений не избавишься, сполоснув лицо водой из-под крана, запашок въедается в поры, пропитывает душу и просачивается наружу, как ядовитый пот.
Инспектор Робинсон появился на пороге моей квартиры в сопровождении одного из коллег.
– Господин Сандерсон, я задерживаю вас по подозрению в совращении несовершеннолетней. Вы имеете право хранить молчание. Все, что вы скажете, может и будет использовано против вас. Вы имеете право на адвоката…
Он продолжил зачитывать «правило Миранды»[35], но я ничего не слышал. Мой разум, как в дурном сне, метался между далекими и одновременно чудовищно реальными образами. Я поймал на себе сочувственный взгляд Робинсона, увидел наручники, почувствовал холод стали на коже, меня ослепили вспышки фотоаппаратов – почуявшие кровь папарацци караулили у подъезда. За спиной раздался голос Нэйтана: «Не волнуйся, я тебя вытащу. Будешь на свободе через несколько часов».
Мир распадался на части. Я уподобился перепуганному малышу. Злые дядьки победили и тащат меня в узилище. Мне хотелось плакать, кричать «Караул!», но кого звать на помощь? Кому по силам пробудить меня от кошмара?
Кайл Робинсон поставил передо мной чашку кофе.
– Карла Анчелотти отрицает, что действовала умышленно или по чужому наущению. Она признает, что не сказала вам правды о своей профессии и цели приезда в Кальяри, поскольку вы хотели сохранить анонимность. Она поступила так же, чтобы завязать знакомство и соблазнить вас. Карла заявила, что сделала снимки, желая доказать подругам, что занималась любовью с известным писателем.
– А кто отослал их журналистам и в полицию?
– Девушка уверяет, что не она, что это могла сделать одна из знакомых, прослышавшая о ее приключении.
– Притянуто за уши.
– В этом деле все выглядит… притянутым за уши, как вы выразились. В данный момент мы обязаны придерживаться фактов и принимать заявления Анчелотти за данность, а она клянется, что вы знали, сколько ей лет.
– Хитрая особа – понимает, что большое вранье легче протолкнуть, завернув его в маленькую правду.
– Не такая уж и хитрая… Коллеги, которые допрашивали Карлу, не поверили ей. К несчастью для вас, дела это не меняет: мы должны следовать процедуре и выдвинуть обвинение.
– А сами вы что думаете? – спросил я убитым голосом.
– Это дело мне не нравится, совсем не нравится, – признался Робинсон. – Скажу честно – сначала я подозревал вас, но теперь склоняюсь к мысли, что есть некто, дергающий за веревочки. Правда, мне трудно найти связь между смертью господина Саймона и этой историей о совращении несовершеннолетней.
– Что будет дальше?
– Вы предстанете перед судьей, он выдвинет обвинение и примет решение о сумме залога.
Все происходящее казалось нереальным, как будто меня катапультировали в другой мир. Мир моих романов.
Глава 36
С меня взяли подписку о невыезде и освободили под залог. Пресса на время успокоилась – до суда все равно ничего нового не ожидалось, а я сидел дома, отрезанный от мира, к телефону не подходил и довольствовался Интернетом.
Нэйтан навещал меня каждый день – он тревожился, может, даже боялся, что я попробую покончить с собой. Он пересказывал мне новости, объяснял, что и как делают мои адвокаты.
– Ты бы позвонил Дане… – сказал он, покачал головой, заметив мою кривую ухмылку, и продолжил: – Она за тебя волнуется.
– Ей плевать на то, что со мной происходит. Как и Рейчел.
Дана не сделала попытки связаться со мной. Я полагал, что она считает меня виновным, что в ее глазах это дело стало апофеозом моей распутной жизни. Рейчел меня бросила, не удостоив даже личной встречи. Она прислала мейл и сообщила, что я все испортил и ей теперь приходится выдерживать насмешливые взгляды коллег. Винила она меня и в смерти Денниса.
– Это не так. Да, сначала Дана была зла на тебя. Говорила, что ты никогда не задумывался, как твои поступки сказываются на вашей дочери. Но потом она успокоилась и стала звонить мне каждый день – справлялась, как дела.
По лицу Нэйтана мне показалось, что он говорит правду.
– Серьезно?
– Богом клянусь. Твоя бывшая жена и мысли не допускает, что ты виновен. Она называет тебя жертвой собственной наивности. А если быть точным – собственного идиотизма.
– Тогда почему она даже не позвонила?
– Дана говорит, что пыталась с тобой связаться, но ты не отвечал на звонки. Она подумала, что тебе, возможно, неприятно обсуждать с ней такую… деликатную тему, что ты боишься ее осуждения.
Я взял телефон, проверил пропущенные вызовы и убедился, что Дана действительно звонила, целых три раза.
– Почему ты раньше не сказал?
– Не хотел вмешиваться в твою личную жизнь.
– А Мэйан? Как она все это переживает?
– Позвони своей бывшей и узнай.
Нэйтан ушел, и я сразу набрал номер Даны.
– Здравствуй, Сэмюэль.