Глава 21Мой ангел-хранитель
Я уже упоминала о запомнившемся мне отрывке из «Автобиографии» Гиббона:
«Между одиннадцатым и двенадцатым часом ночи я дописал последнюю страницу «Упадка и разрушения Римской империи» в моем маленьком домике в саду. Я положил перо и несколько раз прошелся по крытой аллее акаций, с которой открывался вид на окрестности, озеро и горы. Ночь была тихой, небо – ясным, и серебряный шар луны отражался в водах».
Потом Гиббон описывает смешанные эмоции, пережитые им в ту минуту:
«Мою радость от возвращения свободы, а возможно, и основания моей славы… Но, какой ни будь судьба моей Истории, жизнь историка коротка и подвержена превратностям».
Только что я дописала последнюю строчку своей автобиографии. Не в Лозанне, как это сделал Гиббон, а в уютном кабинетике моего дома в Форест-Хиллс. Опускаю руки, уставшие порхать над пишущей машинкой. Я чувствую себя свободной. В моем саду нет аллеи акаций, но зато растут пихты, сосны и кизил. Акации я упомянула лишь как символ, ведь для меня они стали отражением моего жизненного пути, освещенного любовью множества друзей. И я имею в виду не только тех, кто все еще среди нас, но и тех, кто уже покинул этот мир. Книги также являются верными спутниками. Я люблю думать о них как о друзьях, которые улыбаются мне на разных изгибах моей дороги. Чтобы передать всю палитру света, который наполнил мою жизнь красотой и смыслом, потребовался бы талант, намного превосходящий мой. Но даже сквозь тьму и расстояния я отправляю самую искреннюю благодарность и добрые пожелания тем, кто озарил мою жизнь.
Моя автобиография – это не шедевр. Ее ценность, если она и есть, заключается не в моем литературном мастерстве и не в захватывающих событиях моей жизни, а в том, что Бог сделал меня голосом тех, кто не может говорить, зрением тех, кто не может видеть, и позволил мне стать руками и ногами тех, кто по какой-то причине не может ими пользоваться. И поскольку я не могла бы сделать это в одиночку, находясь в темнице тьмы и молчания, мне был нужен ангел-хранитель. Им стала Энн Салливан.
Люди часто спрашивают меня, что бы я делала без нее. Я отвечаю с улыбкой: «Бог послал ее мне, и, если Он заберет ее, Его любовь заполнит пустоту». Но мысль о ее уходе наполняет меня ужасом. С тревогой я смотрю в будущее, где лицо Надежды скрыто за темной завесой, и страхи, пролетая сквозь тьму, волнуют и ранят мою душу. Я молюсь Господу, ведь если она уйдет, я действительно стану слепой и глухой.
Самым драгоценным днем в моей жизни стал тот, когда она пришла ко мне. Она была очень молодой и одинокой женщиной, ослепшей еще в детстве, и с тех пор ее зрение восстановилось лишь частично. Все казалось ей чужим и непривычным. Она приехала издалека в город, разоренный Гражданской войной, не имея ничего, кроме своего блестящего ума и смелого сердца. Ее единственной подготовкой было знакомство с отчетами доктора Хоу. Так, без опыта преподавания, без поддержки и советов мудрых наставников она взялась за одну из самых сложных задач в области образования.
В ее собственном образовании имелись пробелы, но она была достаточно мудра, чтобы их осознать. Возможно, именно поэтому она смогла внести столько свежести в свою работу. Она была замечательной спутницей и подругой, с радостью вникала со мной во все мои открытия и была крайне изобретательна, когда приходилось объяснять мне то, чего я не понимала. А тогда я не понимала почти ничего. Но самое главное – она меня любила.
В течение четырех лет в колледже Рэдклифф она была рядом со мной на всех лекциях, передавая на ладони каждое слово. Она читала мне на немецком, французском, латыни и греческом, учебники по истории, литературе, философии и экономике. День за днем, год за годом она делилась со мной мыслями великих людей и новостями об их достижениях. Несмотря на предостережения врачей, она постоянно перетруждала свои глаза ради меня. Теперь она может читать только с помощью сильной лупы, которую ей прописал доктор Конрад Беренс. Он был рядом на протяжении всего времени создания этой книги, стараясь сохранить свет в ее глазах, чтобы она могла рассказывать мне об уже напечатанных страницах и направлять поток моих мыслей в рамки задуманного плана.
Мысли о том, какой могла бы быть моя жизнь без нее, часто посещают меня. И не могу представить кого-либо другого на ее месте. Кажется, что те события, которые привели ее ко мне в качестве учительницы, были предначертаны самой судьбой. Ее собственное детство было настолько жестоким, что она рано научилась бороться за жизнь. Веллингтон говорил, что битву при Ватерлоо выиграли на крикетных полях Англии. Аналогично этому я утверждаю, что смогла получить образование и воспитание только за счет трагедии жизни моей учительницы. Она знала, чего мне не хватало, потому что ее собственное детство было еще более безрадостным. Иногда, вспоминая о разочарованиях, которые я ей доставляла, я не могу понять, что она нашла во мне, чтобы оставаться со мной на протяжении многих лет.
Она могла бы стать более счастливой, чем многие другие женщины. Ее сильный и ясный ум, широта ее бескорыстной души могли бы сделать ее лидером своего времени. Ее свежий и точный стиль письма мог бы принести ей широкое признание. Но она закрыла для себя эти двери, отказавшись от возможностей, которые могли бы нас разлучить. Она находит удовлетворение в тишине, окружающей ее роль в моей жизни, и считает, что история ее преподавания – это и есть история ее жизни, а ее работа и есть ее биография. Она посвятила мне лучшие годы своей жизни и продолжает отдавать мне всю себя каждый день. Многое из того, что она сделала для меня, невозможно описать словами. Силой своей дружбы она пробудила и развила мои способности, сделала мои стремления плодотворными и укрепила мое желание служить другим. Из моей слабости и беспомощности она кирпичик за кирпичиком выложила фундамент моей жизни. Никто лучше нее не знает, что жизнь редко бывает такой, какой мы хотели бы ее видеть, но именно она создала мою жизнь.
Она вывела меня из мрака на светлые просторы, наполненные прекрасными мыслями, в золотой мир любви и мечтаний. Бутоны мыслей распускаются в волшебном саду моего ума, а любовь расцветает в моем сердце. Весна поет в укромных уголках моего детства, а темная ночь слепоты освещена светом невиданных звезд.
Когда она открыла запечатанные прежде двери в мой мир, мое сердце наполнилось радостью, а ноги ощутили волнение поющего моря. Как солнце озаряет землю своими лучами, так счастье наполнило все мое существо, и я протянула руки навстречу жизни!
Приложения
«Откуда я пришла? Ууда пойду?..»Рассказы о Хелен Келлер ее учительницы Энн Салливан
Энн Мэнсфилд Салливан родилась в Массачусетсе. Она почти полностью ослепла в раннем детстве, но впоследствии, после того как в четырнадцать лет поступила в институт Перкинса в Бостоне, зрение к ней вернулось. В Энн с самого начала были заметны целеустремленность и многочисленные таланты, позволившие ей добиться столь выдающихся результатов.
В 1886 году она получила ученую степень, и, когда капитан Келлер обратился к директору института с просьбой найти учительницу для своей дочери, ему рекомендовали именно мисс Салливан. История ее отношений с Хелен Келлер отражена в многочисленных письмах и отчетах для института, фрагменты которых мы сочли важным опубликовать вместе с текстами самой Хелен.
«Прибыв в Таскамбию, я сразу спросила о местонахождении моей будущей ученицы. Капитан Келлер провел меня к дому и указал на девочку, стоящую в дверях: «Вот она. Она весь день ждала чего-то, хотя мы и не предупреждали ее о вашем приезде». Я едва начала подниматься на крыльцо, как девочка бросилась ко мне так стремительно, что я бы упала, если бы мистер Келлер не поддержал меня. Хелен начала водить пальцами по моему лицу, потом потрогала мое платье, а в конце забрала у меня мой дорожный мешок и попыталась его открыть. Ее мать попыталась забрать мешок, но девочка впала в ярость. Я отвлекла ее своими часами, и, когда гнев утих, мы пошли наверх в нашу комнату. Там я открыла мешок, и Хелен принялась осматривать его содержимое, вероятно ожидая найти там сладости, ведь гости всегда приносили ей что-то вкусненькое. Затем я наблюдала, как она надела мою шляпу и начала кружиться перед зеркалом, подражая взрослым.
Хелен – сильная, хорошо сложенная девочка со здоровым цветом лица, свободная и резвая, как жеребенок. Лицо у нее умное, но словно лишено духовности. Она практически не улыбается и не отвечает на ласки, позволяя это только матери. У нее очень нетерпеливый и вспыльчивый характер, и только брат осмеливается ей перечить. Передо мной стоит непростая задача: помимо обучения девочки мне нужно научить ее дисциплине и контролю, не сломив ее дух. Я буду двигаться к цели медленно и постараюсь сначала завоевать ее доверие и любовь. Сила здесь не поможет, но я буду настаивать на разумном поведении с самого начала.
Всех поражает ее активность: она всегда в движении, руки постоянно заняты, а ее внимание трудно удержать на чем-то одном. Бедный ребенок! Ее неукротимый дух ищет пищу в темноте, а неумелые руки разрушают все, к чему прикасаются, потому что она просто не знает, что делать с предметами вокруг».
Затем мисс Салливан рассказывает о своих первых попытках донести до Хелен представление об окружающем мире с помощью ручной азбуки и о столкновении с упрямым характером избалованного ребенка. Любая мелочь могла вызвать ее гнев, а вспышки ярости повторялись снова и снова, истощая силы мисс Салливан. Тогда она решилась на серьезный разговор с матерью и отцом Хелен. Она объяснила им всю сложность возложенной на нее задачи и сообщила, что, по ее мнению, необходимо на несколько недель разлучить Хелен с семьей. 11 марта они переехали из дома в жилой павильон в глубине сада. Было решено, что родители смогут навещать дочь каждый день, но при условии, что она не будет знать об их визитах.