ах, удаленных от основных торговых артерий, была нерентабельна, зато открытая скупка краденого приносила приличный доход. Дошло до того, что количество краденого вызывало изменение цен на бирже[116]. А многие из лиц, занимавшихся данной торговлей, вообще привыкли считать свой промысел совершенно законным[117].
Взявшийся за дело Стефанов скоро столкнулся с тем, что трудно назвать иначе как саботаж. За вызванными им свидетелями не посылали, отправленные им телеграммы уничтожались[118]. Затем был введен новый порядок: теперь телеграммы о вызове свидетелей подписывались Моисеенко или его помощником Дещинским. Телеграммы Стефанова просматривались, некоторые не отправлялись[119]. Лиц, приходящих в сыскную полицию с заявлениями о кражах на железной дороге, к Стефанову не пускали, арестованных Стефановым лиц рассаживали по камерам во вред интересам дела. Так, когда в здании полиции появился вызванный Стефановым бывший писец 1-го участка Лефортовской части, который хотел дать показания о постоянных кражах товара и об укрывательстве их полицией, Дещинский обругал его, выгнал из управления, приказав городовому проследить за тем, чтобы он ушел, и запретил свидетелю даже показываться в сыскной полиции[120].
В конце концов Стефанов арестовал некоего Галягина, воровавшего на железной дороге. Тот сдал своего скупщика краденого, Зыбина. На допросе Зыбин начал давать признательные показания и заявил, что присутствующий здесь же полицейский надзиратель Сологуб в этом замешен и вообще все лучше знает. Пока Стефанов оформлял бумаги, Сологуб пошел к Моисеенко, а тот направился к Рейнботу. Вернувшись, Сологуб сообщил Стефанову, что его требует градоначальник.
Рейнбот потребовал от Стефанова немедленно написать заявление об увольнении, угрожая, что иначе уволит его сам. Свои действия он объяснил тем, что «Стефанов, помимо своего начальства, дает судебной власти сведения по разным делам». Более того, градоначальник заявил сыщику, что если он будет и дальше сотрудничать с прокуратурой, «то будет арестован и выслан из Москвы как обыкновенный арестант»[121]. Сотрудничество с прокуратурой воспринималось Рейнботом как нарушение закона. Стефанов написал требуемое заявление, после чего обратился в высшие инстанции. В Петербурге его поддержал В. И. Лебедев, ставший к тому времени высокопоставленным чиновником Министерства внутренних дел.
Разумеется, за Моисеенко горой стоял его покровитель Рейнбот. Он тут же организовал, так сказать, внутреннюю проверку сыскной полиции, которая показала, что, за исключением отдельных недостатков, «все нормально». Но в Петербурге не удовлетворились заверениями московских властей.
По некоторым предположениям, генерал-губернатор Москвы Гершельман был не прочь осадить московского градоначальника, который якобы метил на его место[122]. По другой версии, которую приводит в своих мемуарах С. Ю. Витте, за давлением Рейнбота, имевшего на тот момент большой авторитет как умелый администратор, сумевший успокоить Москву, стоял сам премьер-министр Столыпин. Впрочем, скорее всего, все объяснялось не придворными интригами, а тем фактом, что революция уже закончилась, и центральная власть стала наводить порядок в регионах.
Вначале для проверки из Петербурга был прислан чиновник Департамента полиции В. А. Дьяченко. Он провел обследование Московской сыскной полиции. Надо сказать, действовал он весьма энергично. Кроме того, он явно заранее знал лиц, к которым стоит обратиться за информацией. Скорее всего, вначале он обратился к Стефанову (его показания начинают материалы обследования), а уже после него – к сотрудникам сыскной полиции, в первую очередь его подчиненным (Гревцев, Улупов, Лагунов, Бышов, Баронин). В результате были собраны материалы о вымогательстве со стороны Моисеенко и взяточничестве других сотрудников сыскной полиции. Кроме того, в его документах появилась информация о получении взяток начальником резерва, полковником Комендантовым, и помощником градоначальника полковником Кротким.
После него, уже не только для обследования Московской сыскной полиции, но и для расследования жалоб на градоначальство в целом, был прислан более высокопоставленный чиновник, член Совета министра внутренних дел Н. Ч. Затончковский. Хотя его обследование вызвало пристальный интерес полиции, которая даже установила за ним слежку[123], он также обнаружил большое количество свидетельств злоупотреблений градоначальника и целого ряда сотрудников полиции.
Окончательную точку в этом деле поставила ревизия, присланная во главе с сенатором Гариным. По ее результатам градоначальник и его помощник, полковник Кроткий, пошли под суд, который признал их виновными. Также под суд были отданы многие сотрудники полиции, большая часть из которых были признаны виновными и получили небольшие сроки заключения. Еще больше их было уволено.
Следует отметить, что дело Рейнбота ясно показало, что успокоение, достигнутое под руководством Столыпина путем расширения карательных возможностей административного аппарата, в том числе применением казней, расширением права высылки без суда, и ослаблением контроля со стороны центральной власти над местными чиновниками, вполне может привести к расцвету коррупции, казнокрадства и массовым нарушениям закона, как это и продемонстрировало дело Рейнбота.
Новым градоначальником был назначен опытный военный юрист А. А. Адрианов. Он руководил московской полицией в течение семи лет, большую часть которых был единовластным руководителем Москвы (из-за отмены поста генерал-губернатора в 1909 г.). Адрианов прославился своей нерешительностью и желанием угодить начальству. Типичный пример подобного поведения описывает А. Ф. Кошко, начальник сыскной полиции Москвы того времени. Было выдвинуто (и доказано) обвинение против одного шантажиста, который оказался бразильским подданным. С некоторым недоумением описывает мемуарист, как Адрианов отказался взять на себя всякую ответственность в этом деле и как подобострастно и «конфузливо» вел себя московский градоначальник в телефонном разговоре с министром[124]. По отношению к подчиненным он, напротив, был суховат и малоприветлив.
В целом стиль руководства Адрианова характеризует нерешительность, нежелание что-либо менять. В обычное время это означало разве что слабый контроль за подчиненными. Несмотря на дело Рейнбота, в московской полиции продолжала процветать коррупция. О борьбе с «праздничными» даже не говорили. Продолжали брать и простые взятки, о чем свидетельствовало расследование прокурором Горяиновым[125] жалоб владельцев синематографов.
Было обнаружено, что при открытии синематографа нужно было заплатить полицмейстеру, инженеру из технической части управления градоначальника, приставу и околоточному. Также были выявлены и другие случаи получения взяток. Но дело до суда не дошло. Свидетели от своих показаний отказались, а в основном эпизоде о передаче денег посредником выступал Маклаков, депутат Государственной думы, который, пользуясь депутатской неприкосновенностью, просто отказался давать показания. Дело было прекращено.
Еще одной заботой полиции были различные празднования, такие как 200-летие Бородинской битвы, 300-летие дома Романовых и т. д., связанные с приездом царя и наплывом в Москву гостей. Но полиция весьма успешно справлялась с этими заботами и даже отправляла сотрудников в командировки для укрепления порядка во время подобных праздников в других городах.
В 1914 г. разразилась Первая мировая война. Хотя сотрудники полиции были освобождены от мобилизации, немало полицейских добровольно ушли на фронт. 11 июля 1914 г. была введена новая должность – главноначальствующий Москвы, аналог должности генерал-губернатора. Вначале ее занял Адрианов.
На фоне первых поражений на фронте и общего недовольства условиями военного времени и режимом в целом в России поднималась волна истерии и шпиономании. 5 мая 1915 г. главноначальствующим Москвы был назначен князь Ф. Ф. Юсупов. Не имевший ни опыта гражданской службы, ни желания вникать в дела, он мало подходил для этой роли, однако Адрианов, сохранивший звание градоначальника, полностью подчинился столь знатному и влиятельному аристократу. Князь не раз открыто проявлял германофобские настроения. Следует учитывать, что в то время подобные настроения поддерживались прессой и центральной властью – переименование городов с немецкими названиям на русские, например, Санкт-Петербурга в Петроград, смену немецких фамилий на русские (так, Рейнбот стал Резвым) и т. д.
В этих условиях 26 мая 1915 г. в Москве начались массовые погромы немцев и грабежи принадлежавших им предприятий. Они затронули и других иностранцев, а также их компании[126]. В одной из демонстраций, организованных против немецкого засилья, происходивших в эти дни, участвовал и сам Адрианов[127]. Многими это было воспринято как то, что московские власти одобряют погромы и грабежи.
На практике многие полицейские боролись с погромщиками, пытаясь остановить их, или хотя бы спасти их от погромщиков, нередко рискуя жизнью. С другой стороны, в ряде случаев в погромах и грабежах приняли участие отдельные сотрудники полиции. Но главное, руководство Москвы в течение трех дней не реагировало на идущие в городе погромы. Решительных действий для борьбы с погромщиками, то есть привлечения для борьбы с ними конной полиции, жандармского дивизиона или войск, предпринято не было.