тверждается и тем фактом, что первый начальник сыскной полиции, Н. Н. Струков, был утвержден в должности 1 июля 1881 г.
В источнике перечислены: начальник управления, один чиновник и девять полицейских надзирателей. Один из надзирателей, А. Торгиевский, заведовал адресным столом. Таким образом, вместо 12 полицейских надзирателей, положенных по штату, налицо было максимум 8 (поскольку есть вероятность, что часть надзирателей трудилась в адресном столе). Обращает на себя внимание относительно большое количество писцов (8 человек).
В итоге на 9 оперативных сотрудников (восемь надзирателей и одного чиновника для особых поручений) мы имеем 11 канцелярских служащих (делопроизводитель, его помощник, начальник адресного стола, имеющий статус полицейского надзирателя, и вышеупомянутые писцы). Получается, что сотрудники канцелярии составляли более многочисленную группу (44 %), чем собственно сыщики (36 %). Таким образом, на первом этапе московская полиция имела серьезный некомплект сотрудников и была объединена с другим учреждением.
Судя по немногочисленным документам, сотрудниками сыскной полиции становились опытные полицейские или судебные следователи. Обычно они уже имели серьезный опыт службы.
Так, В. А. Актаев, служивший в Московской сыскной полиции чиновником, имел за плечами десятилетний опыт не слишком удачной службы в армии, после чего шесть лет работал в наружной полиции квартальным надзирателем, затем – чиновником полицейского резерва, потом – помощником пристава. В итоге был назначен чиновником сыскной полиции, где и прослужил еще восемь лет, заслужив награду за раскрытие ограбления Госбанка и орден Станислава 2-й степени.
Десять лет писарем, затем помощником квартального надзирателя, а потом и собственно квартальным надзирателем прослужил в наружной полиции Н. Я. Уваров, назначенный в 1881 г. чиновником Московской сыскной полиции.
Его коллега, В. П. Чистяков, напротив, девять лет служил судебным следователем в сельской полиции, затем поступил на службу в Московскую сыскную полицию сначала помощником делопроизводителя, а затем и чиновником.
Следует отметить, что в то время налаженной системы подготовки сыщиков не существовало, так же как и традиции обучать кадры. Все указанные выше начальники и чиновники до назначения на свои посты не служили в сыскной полиции. С другой стороны, понятно, что судебные следователи, а также сотрудники полиции имели опыт разыскной работы. Логично предположить, что обычно в сыскную полицию переводились те сотрудники, которые показывали способности к этому виду деятельности.
О деятельности Московской сыскной полиции в этот период известно мало. Она порой успешно расследовала преступления, но при этом ее сотрудники широко практиковали вымогательство в виде получения «вознаграждения» за найденные вещи и деньги (обычно речь шла об определенном проценте от найденного). Эта практика была фактически узаконена, то есть считалось, что если пострадавший захочет передать награду через руководство подразделения, то это вполне нормально. Нередко объявлялась и награда за поиск преступников. Судя по воспоминаниям москвичей, сотрудники сыскной полиции в то время буквально вымогали эти «награды». Неофициально дела обычно делились на выгодные, то есть сулившие «награды», например поиск сбежавшего мужа или жены, и невыгодные. Вторые стремились отработать только на бумаге.
Именно спор из-за распределения вознаграждения, возникший между одним из лучших сыщиков Московской сыскной полиции, неким Сколовым, и потерпевшим, привел к увольнению полицейского. Сколов, бывший репортер, известный своей пронырливостью и пренебрежением к закону, сыграл важную роль в обнаружении сбежавшего казначея воспитательного дома. Последний украл 400 000 руб., и за его поимку и возврат денег была назначена награда в 10 000 руб. Но Сколов остался недоволен своей долей. За требование увеличить награду он был уволен Муравьевым и даже выслан из города. Используя свои связи среди чинов судебного ведомства, Сколов подал прошение лично Александру III, в котором сообщил о нарушениях закона в деятельности сыскной полиции. В числе прочего он упомянул о деле Николаева. Последний, помещик средней руки, получив крупную сумму денег (15 000 руб.), решил сэкономить на извозчике и поехал на конке, где эти деньги у него и украли. Обратившись в полицию, он припомнил подозрительного молодого человека, который терся возле него. По описанию сотрудники полиции опознали известного полиции вора, который был найден вместе с деньгами. На предложение выплатить сотрудникам полиции часть денег в качестве вознаграждения Николаев заявил, что поскольку преступник пойман, то и назначать вознаграждение нет нужды. После этого он уехал из управления, и ему предложили ждать окончания дела. Позднее ему сообщили, что преступник бежал из помещения управления, при этом взломав стол, где хранились украденные у Николаева деньги. И найти данного преступника не представляется возможным… По результатам проверки этих и других фактов Муравьев и чиновник для поручений Д. Ф. Николас были без суда высланы в Сибирь.
С 15 февраля 1886 г. по 7 мая 1894 г. начальником Московской сыскной полиции был М. А. Эфенбах. Не имея высшего образования (окончил шесть классов гимназии), он три года служил унтер-офицером, затем в 1858 г. поступил письмоводителем в полицию Санкт-Петербурга. После семнадцатилетней службы на этом посту его назначили командиром команды (небольшой группы) сотрудников полиции на Николаевском вокзале столицы. Еще через три года он был назначен помощником пристава. Следует отметить, что в то время офицеры полиции обычно назначались из числа армейских офицеров, но никак не из письмоводителей. Подобная карьера сама по себе свидетельствует о немалых талантах Михаила Аркадьевича.
В 1880 г. он сумел, рискуя жизнью, серьезно отличиться при захвате типографии революционной организации «Народная воля» в Саперном переулке. В награду он получил следующий классный чин (надворного советника), орден Владимира 4-й степени с бантом, а также аудиенцию и личную похвалу императора. Но вскоре после этого, возможно из-за недоброжелательного отношения сослуживцев, он перевелся в Москву, где и стал квартальным надзирателем, а вскоре помощником пристава. Позднее он ненадолго вернулся в Петербург на должность пристава. А затем окончательно переехал в Первопрестольную. Здесь он сумел отличиться и даже прославиться как умелый сыщик, лично раскрывший десятки сложных дел. Среди них были и убийства, в которых преступники старались запутать следы, организуя поджоги, уродуя трупы и т. д. Участвовал Эфенбах и в расследовании краж, наиболее крупной из которых было ограбление ризницы Чудова монастыря, когда было похищено ценных бумаг и вещей на колоссальную по тем временам сумму 1,2 млн руб. Он руководил борьбой с подделками ценных бумаг и фальшивомонетчиками. В подобных преступлениях особенно важным считалось захватить оборудование преступников, что не раз удавалось сделать московским сыщикам. Некоторые преступления Михаил Аркадьевич расследовал и в Московской губернии.
В качестве примера работы полиции того времени можно привести дело Викторова, привлекшее внимание публики. Оно началось с того, что в Брест-Литовске среди грузов, перевозимых по железной дороге, из-за сильного зловония была открыта большая корзина, отосланная из Москвы. Внутри лежала большая плаха и разрубленное на части тело женщины с изуродованным до неузнаваемости лицом. Эфенбах лично выехал на место преступления, приняв на себя руководство разыскными мероприятиями.
При осмотре определили, что подобные плахи чаще всего используются в трактирах и меблированных комнатах. По стилю одежды жертвы был сделан вывод, что это проститутка. Найти извозчика, который вез эту корзину к вокзалу, не удалось. Зато, когда подняли документы о зарегистрированных проститутках, выяснили, что примерно в то же время, когда была отправлена страшная посылка, из Москвы уехала одна из представительниц этой профессии, Анна. Ее квартирная хозяйка сообщила, что Анна уехала к внезапно заболевшей матери, о чем ей сообщил сожитель погибшей, некто Викторов, содержатель меблированных комнат и заядлый игрок на бегах. Он же забрал ее вещи. Сразу после ареста он признал свою вину.
Недаром именно Эфенбаха журналисты называли русским Лекоком, сравнивая его со знаменитым французским сыщиком.
После его отставки в 1894 г. сыскную полицию возглавил бывший судебный следователь В. Р. Рыковский, оставивший после себя добрую славу среди москвичей. В 1899 г. он передал пост надворному советнику Платонову. В документах этого периода указывается на то, что сыскная полиция полностью укомплектована и отделена от адресного стола.
В 1900 г. начальником Московской сыскной полиции стал В. И. Лебедев, очень много сделавший для развития сыскного дела в Москве, а позднее – и в России в целом. К счастью для исследователей, сохранился целый ряд документов этого периода, связанных с деятельностью сыскной полиции. Это – еженедельные и годовые отчеты о проделанной работе, вероятно впервые введенные Лебедевым. Большой интерес представляет также перечень мероприятий, приложенный к проекту преобразования Московской сыскной полиции (то есть к новому штату). Хотя данный проект и не подписан, он явно составлен начальником сыскной полиции, действовавшим с 5 февраля 1900 г. по 1905 г., то есть самим В. И. Лебедевым. Интересен также составленный им сборник приказов, включавший в себя наиболее важные из ежедневных распоряжений по управлению.
Как уже говорилось, Лебедев был назначен и. о. начальника Московской сыскной полиции в 1900 г. При этом он долгое время оставался исполняющим обязанности, впрочем, как и его руководитель, обер-полицмейстер Д. Ф. Трепов. Вероятно, это было связано с определенными интригами в Санкт-Петербурге.
Как и его предшественники, Василий Иванович до этого не служил в сыскной полиции. После шестилетней службы в армии поручик Лебедев поступил на работу в московскую полицию. Здесь он в течение десяти лет служил на офицерских должностях: помощник пристава, пристав, исполняющий обязанности начальника сыскной полиции, снова пристав. После чего стал начальником сыскной полиции. Судя по тому, что он уже был на короткое время назначен и. о. начальника Московской сыскной полиции, определенная репутация у него была.