Полковник Пузыревский объективен и при оценке противника, выделяя сильные и слабые стороны турецкого солдата в бою. В целом воспоминания Пузыревского — солидный, добротный труд, четко излагающий хронику боевых действий гвардейского корпуса.
А. Н. Куропаткин, в будущем военный министр, провел русско-турецкую кампанию в чине капитана при штабе генерала Скобелева. Его записки в форме дневника — по существу монографическое исследование, достаточно обширное (около 700 страниц) и богато документированное (в нем приводятся и штабные документы, и турецкие источники, и донесения разведки), посвященное событиям, занимающим особое место в истории войны, — событиям у Плевны. «На некоторое время, — пишет он, — Плевна сделалась главным предметом для действий нашей армии, и падение Плевны… обусловливало собою окончание оборонительного для нас периода кампании»{50}.
Куропаткин показал, что причины неудач штурмов Плевны в июле — малоэффективная рекогносцировка и недостаточное количество войск, выделенных в резерв, были во многом сходными, но командование не сумело их распознать и учесть, а потому и следующий штурм оказался безуспешным. Кроме того, по мнению Куропаткина, отрицательную роль сыграло отсутствие согласованности в действиях сражающихся отрядов и в действиях различных родов оружия в самих отрядах. Анализ действий всех родов войск под Плевной сопровождается уместными отступлениями о значении каждого из них в тогдашних условиях: так, например, Куропаткин опровергает утверждение, что усовершенствование огнестрельного оружия привело к падению роли кавалерии на полях сражений.
Вскрывая причины неудачи третьего штурма, Куропаткин стремится к определенным обобщениям, он показывает, в частности, слабые стороны тактической и оперативной подготовки русских войск.
Отмечает Куропаткин и неумелое распределение сил перед боем и неумелое их употребление в ходе сражений под Плевной. Невольно затрагивает автор и вопрос о слабой инициативности начальников. «Многие начальники, — пишет Куропаткин, — дожидались не только приказания, что и когда делать, но и как делать. Справедливые упреки в бездействии и неоказании помощи отражались фразою: «Я не получал приказания»{51}.
Вывод Куропаткина заключался в следующем: Плевна «выказала недостаточную тактическую подготовку наших войск и их начальников»{52}.
Яркое представление об основных тактических принципах действия небольших отрядов дают мемуары генерал-майора П. П. Карцова{53}. Происходивший из мелкопоместных дворян, далекий от интриг штабной военной верхушки, Карцов представлял собой во многом типичную фигуру военного, несшего службу, а не делавшего карьеру. Именно на таких военных и держалась высокая репутация русской армии в Европе.
Карцов командовал 3-й пехотной дивизией, которая прибыла на театр военных действий в августе, когда «заминка» под Плевной уже привела к оборонительному или, точнее, позиционному периоду войны. В сентябре Карцов возглавил небольшой Ловче-Сельвинский отряд, в задачу которого входило обеспечение связи между войсками, блокировавшими Плевну, и отрядом, стоявшим на Шипкинском перевале.
Большой интерес представляют главы, в которых Карцов описывает преодоление его отрядом Балкан. Путь отряда лежал через Троянский перевал, наиболее труднодоступный. К горному переходу отряд долго и тщательно готовился. В течение ноября трижды проводилась подробная рекогносцировка, и двусторонний обход главного укрепления турок в горах был совершен умело. Именно благодаря этому удалось сравнительно быстро выполнить задачу и выйти в район южнее Балкан.
По-разному рассказывая о войне, по-разному оценивая узловые ее эпизоды, авторы всех рассмотренных выше мемуаров единодушно отмечают значительность подвига, совершенного русским солдатом.
ВОЙНА ГЛАЗАМИ ИССЛЕДОВАТЕЛЕЙ
Русская военно-историческая наука уделяла большое внимание изучению войны 1877–1878 гг. Было издано немало различных трудов. Их авторы подвергли весьма вдумчивому анализу многие военно-научные проблемы. Главное внимание обращалось на критическую оценку опыта войны с тем, чтобы извлечь из него уроки. Это было необходимо для решения практических задач строительства и подготовки вооруженных сил России. Военные историки сумели выявить новые моменты в развитии военного искусства. Разумеется, изданные работы не одинаковы по уровню научных обобщений.
Первой работой о войне явилось трехтомное издание «Война 1877–1878 гг.» под редакцией генерал-майора С. П. Зыкова. Готовилось оно в тот период, когда документальная сторона военных действий практически еще не была исследована. Это во многом обусловило ее описательный характер. В «Войне 1877–1878 гг.» присутствует критика некоторых моментов в ходе военных действий, но причины неудач объясняются, как правило, случайностью.
В 1880 г. вышла в свет вторая часть большой работы о войне П. А. Гейсмана{54}. Основное внимание он уделяет вопросам стратегии русской армии, практически не анализируя отдельные бои и сражения. Его труд отличает высокий уровень профессионализма.
Более половины работы Гейсмана посвящено анализу процессов, предшествовавших началу военных действий. Здесь содержится краткая, но достаточно выразительная характеристика вооруженных сил воюющих сторон.
Главным недостатком вооруженных сил Турции Гейсман считает неудовлетворительный и хаотический характер организации армии, представлявшей, по его мнению, опасность только в обороне. Трудности русской армии, по словам Гейсмана, были обусловлены тем, что война «застала Россию среди разгара организационных работ, предпринятых для развития… вооруженных сил» и вооружение армии «несколько не соответствовало требованиям того времени»{55}. Затяжной характер кампании, утверждает Гейсман, был обусловлен тем, что Балканский театр военных действий являлся одним из труднейших в Европе, а не тем, что Россия не знала противника и имела недостаточно сил в апреле 1877 г., как считали многие, особенно в политических кругах.
С таких позиций оценивает Гейсман стратегический план войны, разработанный к началу кампании. Он ого полностью одобряет.
Неудачи Гейсман объясняет отклонением от первоначального замысла. А отклонения такие, по его словам, чаще всего случались по вине отдельных военачальников. Так, промедление под Никополем и Плевной, по мнению Гейсмана, произошло потому, что руководство 9-го корпуса ждало подсказки. Если бы Никополь был своевременно взят, то своевременно была бы взята и Плевна. Правый фланг русской армии оказался бы обеспеченным так же, как левый, и войну удалось бы выиграть в 1877 г. В этом же ключе анализирует Гейсман и другие проблемные ситуации.
В работе «Введение в историю русско-турецкой войны 1877–1878 гг.» П. А. Гейсман пытается разобраться в политической ситуации, в которой возникла война и которая «могущественно влияла и на военную обстановку».
Он стремится доказать, что между стратегическими целями России в войне и политической ситуацией существовало серьезное противоречие. Гейсман утверждает, что военная стратегия поставлена была в стеснительные условия дипломатией, которая не дала армии должного анализа текущего момента. Гейсман только затронул подлинную стратегическую проблематику русско-турецкой войны, но не сумел подняться до серьезных обобщений.
Видное место среди работ о русско-турецкой войне занимают труды Н. А. Епанчина. Наиболее полное выражение его идеи нашли в коллективном исследовании «Обзор войн России от Петра Великого до наших дней».
Епанчин обращает внимание на два обстоятельства, оставшиеся вне поля зрения многих других военных историков. Во-первых, он указывает, что в ходе кампании возник разрыв между стратегическим планом (его Епанчин одобряет) и последующими действиями — в ходе войны произошло «устремление всех сил и средств для вспомогательной задачи»{56}. Наиболее ярким примером в этом отношении он считает «обращение Плевны с ее армией в главный предмет действий»{57}. С его точки зрения, новые войска (гвардия), прибывшие на Балканы в октябре, следовало бросить не против Плевны, а на главное направление. Против Плевны же выставить достаточный заслон для того, чтобы обеспечить операционную линию. Епанчин подчеркивает, что «та же вспомогательная задача по обеспечению операционной линии была вполне успешно выполнена отрядом наследника цесаревича (Рущукским отрядом. — Авт.) против вдвое превосходящих сил (русская армия от 60 до 70 тыс. против НО—115 тыс. турок. — Лет.) без всяких чрезвычайных кровопролитий»{58}.
Как «характерную черту в стратегии войны 1877–1878 гг. следует отметить, — пишет Епанчин, — чрезмерную осторожность… последствие преувеличения опасностей»{59}. В качестве примера такого рода наряду с Плевной Епанчин называет «расходование до 100 000 человек на обеспечение… тыла (войска Циммермана и Одесского округа. — Авт.), все время бездействовавших»{60}. Он говорит, что неудачи происходили не столько от слабости, сколько от несоответственного употребления вполне достаточных сил.
Замедленностью, нерешительностью, разбросанностью сил по большому числу направлений отличались, по мнению Епанчина, действия русских войск на Кавказе, а «перелом в ходе войны, переход от наступления к обороне обозначился даже отступлением к своим пределам»