{61}.
Анализ Епанчина отличается стремлением к поиску новых черт в тактике и стратегии русской армии, вниманием ко всему, заслуживающему обобщения и внедрения в практику.
В «Обзоре войн» Епанчин остановился на двух крупных эпизодах войны, каждый из которых примечателен наличием элементов операции. Речь идет о преодолении Балкан силами трех крупных отрядов и о сражении под Шипкой — Шейново, которое Епанчин справедливо оценивал как «операцию на полное окружение»{62}.
В начале 90-х годов Епанчин опубликовал исследование о действиях Западного отряда{63}. Работа представляет большой интерес и с точки зрения собранного в ней фактического материала, и с точки зрения теоретических обобщений.
Епанчин, например, прослеживает действия трех самостоятельных отрядов, преодолевших Балканы по общему плану, и подчеркивает, что отряды начинали движение в зависимости от успеха движения отряда Гурко. Тем самым создавался «единый механизм», функционировавший по всему фронту почти на протяжении 300 км. Епанчин не формулирует понятие «операция», но подводит к его пониманию.
Во второй работе, посвященной «отрядной проблематике»{64}, Епанчин непосредственно обращается к одному из наиболее важных эпизодов войны 1877–1878 гг. — неожиданному для противника преодолению Балкан и выходу 10-тысячного отряда в Забалканскую Болгарию.
О смелом ударе русских со смешанным чувством восхищения и опасения немецкий военный обозреватель Гартнер писал: «Эта так называемая казацкая война принесла достаточные плоды»{65}.
Епанчин отмечает, что отряд Гурко опроверг скептицизм в отношении целесообразности применения больших масс конницы непосредственно на поле боя. В отрядах Гурко конница принимала самое непосредственное участие во всех боях. Иначе говоря, в тактическом отношении было обеспечено взаимодействие всех родов войск, входивших в отряд.
Стратегическое значение похода, по мнению Епанчина, состояло в том, что фактически он представлял собой наступление авангарда армии, острие того самого клина, который вначале рассек турецкие позиции от Дуная до Балкан, а затем прошел и сквозь Балканы. Особенно интересен у Епанчина анализ действий Гурко по овладению Шипкинским перевалом. Гурко взял перевал с тыла, преодолев Балканы там, где его не ждали, — через Хаинкиойский перевал.
Епанчин указывает на трудности, с которыми столкнулся Гурко. Складывается впечатление, что наибольшие проблемы возникали для него в результате недостаточна четкой работы штаба.
Епанчин, сумев увидеть и достоинства русской стратегии, и ее теневые стороны, внес большой вклад в развитие русской военно-исторической науки.
Высокий уровень профессиональной подготовленности отличает работу Е. И. Мартынова{66}. Предмет его анализа — плевненская проблема, «главный интерес всей кампании».
Последовательно прослеживает Мартынов возникновение плевненского узла. Первым шагом он считает ошибку в обеспечении правого фланга. «Весь марш (турок. — Авт.) от Видина к Плевне, — пишет Мартынов, — на протяжении около 180 верст, был произведен совершенно скрыто от русских войск, что объясняется тем, что главная квартира не выдвинула особой кавалерии для обеспечения правого фланга армии»{67}. Далее Мартынов подвергает сомнению необходимость третьего штурма Плевны, единственным результатом которого было взятие одного редута близ деревни Гривицы (между тем потери русских и румын составили около 15 тыс. человек).
Главный вывод автора сводится к тому, что «русская армия вообще не была-готова к войне»: по вооружению она уступала туркам; организация, система обучения, «снабжение и довольствие ее не были установлены на прочных началах»{68}. Это, по словам Мартынова, объяснялось «отчасти тем, что война застала Россию в период преобразований, когда все находилось в переходном состоянии»{69}.
В 1881 г. работу, посвященную форсированию отрядом Гурко Балканского хребта зимой 1877 г., опубликовал А. К. Пузыревский{70}.
Особый интерес представляет та часть работы, в которой ученый анализирует планы перехода и их реализацию. Пузыревский прослеживает зарождение мысли о двойном обходе турецких позиций, подробно рассматривает процесс подготовки операции, включая разведку перевалов. Как профессиональный военный, он хорошо видит существо задуманного маневра, называя его «в высокой степени замечательным в стратегическом и тактическом отношении»{71}.
Попытку выявить эволюцию тактических приемов русской армии в условиях ведения позиционной борьбы с сильным противником Пузыревский предпринимает в работе «Десять лет назад. Война 1877–1878 гг.». Такого рода условия Пузыревский считает совершенно новыми для русской армии.
Исследователь подробно анализирует бой под Горным Дубняком, во время которого дала о себе знать тенденция отказа от движения массами и наблюдалось стремление солдат найти новые способы сближения с противником (использование местности, перебежки, окапывание): «… после неудачных атак массами, с криками «ура», офицеры и нижние чины пришли к сознанию необходимости изменить способ действий и… началась мелкая, но плодотворная работа перебежек и переползаний, то маленькими группами, то в одиночку»{72}. Пузыревский высоко оценивает действия артиллерии (особенно под Телишем), восхищается храбростью русских войск.
В опубликованной в 1889 г, небольшой работе «Русская армия перед войной 1877–1878 гг.» Пузыревский задался целью установить степень готовности вооруженных сил России к войне. Он, например, признает, что часть артиллерийского и стрелкового оружия к тому времени устарела, справедливо отмечает, что в тактической подготовке армии было немало слабых мест, прежде всего неактивно внедрялась тактика стрелковых цепей: «…общее управление цепью было недостаточно прочно, чувствовалась необходимость расчленить ее на более самостоятельные и лучше управляемые, нежели звенья, части». Столь же существенным недостатком Пузыревский считает «формальную постановку дела полевой подготовки войск»{73}.
Вполне реалистически оценивает Пузыревский и состояние тактической подготовки других родов войск. Тактическая подготовка кавалерии, по его мнению, не соответствовала «ее превосходному личному и конному составу», обучалась она, «бросаясь от одной системы в другую», «артиллерия довольствовалась расположением на относительно дальних позициях и лишь в редких случаях сопутствовала пехоте на возможно близкие расстояния к неприятелю»{74}. Поскольку работа была написана спустя много лет после войны, ее выводы приобрели достаточную убедительность.
Наиболее значительным историческим исследованием по войне является, безусловно, «Описание русско-турецкой войны 1877–1878 гг. на Балканском полуострове».
«Описание войны» вобрало в себя все подлинные достижения русской военно-исторической науки. В ряде случаев коллектив авторов сумел нарисовать правдивую картину событий, однако стремление к объективному анализу часто сдерживалось опасением неосторожной критикой бросить тень на военную систему царизма.
Первый том «Описания войны», как уже говорилось, посвящен характеристике воюющих сторон накануне войны. Весьма примечательна здесь достаточно реалистическая оценка вооруженных сил Турции[6]. К сильным сторонам турецкой армии авторы относят стойкость турецкого солдата, особенно в обороне; умение организовать оборону с широким применением земляных работ и рациональным использованием огня; высокое качество турецкой артиллерии. Слабым местом вооруженных сил Турции Артамонов и Паренсов считают систему военного управления, которую они характеризуют как громоздкую и малоэффективную. За выводом авторов: «…турецкая армия оказалась гораздо более серьезным противником, чем того ожидали»{75}, стоит война с ее суровым и тяжелым опытом.
В главе о тактической подготовке русской армии, написанной генералом Войде, третьим председателем Военно-исторической комиссии, приведен большой фактический материал, на основании которого автор делает вывод: русские войска имели недостаточную боевую подготовку, слабо учитывались современные требования боя в уставных документах, некоторые начальники не были способны решать поставленные перед ними задачи на соответствующем уровне. Причиной такого положения Войде считает «неполные и недостаточные еще выводы из опыта ближайших европейских войн»{76}.
В специальной главе Войде останавливается на стратегических планах сторон и стратегических возможностях противника.
В целом Войде приемлет план кампании, разработанный на основе предположений и расчетов Артамонова и особенно Н. Н. Обручева. Он согласен с главным операционным направлением и со стратегической целью военных действий. Однако Войде отмечает, во-первых, известную неоправданность временных расчетов главнокомандующего, который писал Александру II, что в основе плана лежит идея закончить все дело по возможности одним ударом и через 13–14 недель после перехода границы