Агент согласно кивнул.
— Так скажите ему об этом!
— Господин Бруммер может расправиться с любым человеком, если он этого захочет. Поэтому, дружище, держите свой рот на замке!
— Вам все ясно, Хольден? — Бруммер опять превратился в сильного человека. Бруммер-босс. Бруммер, не терпящий никаких возражений. Бруммер — настоящий титан.
— Я все понял, господин Бруммер, — сказал я.
После этой победы надо мной его голос опять возвысился:
— Ну, а теперь вопрос к вам, Дитрих. Так о чем же вам тогда дали знать?
— Что вы ищете нашего человека. Ищете документы.
— А кто вас об этом проинформировал?
— Я бедный человек, но и у меня есть друзья. Они меня и проинформировали.
— А почему вы мне об этом не сообщили?
— Я уже не застал вас. Я еще раз позвонил в больницу. Честное слово.
— Вы лжете.
— Я бедный человек…
— Вы свинья.
— Бедная свинья, господин Бруммер. И бедная свинья должна знать свои слабые места. У меня это легкие.
— Да, черт побери, — сказал Бруммер. Дорога опять пошла в гору. Горизонт на севере стал фиолетовым и как бы в дыму. Свет исчезал. — Здесь все совершенно ясно. Они приехали к разъезду и ждали. Вашего приятеля они не предупредили.
— Он не был моим приятелем.
— Они подумали: посмотрим, чья возьмет, Бруммер или другие. Они смогли это сделать. Таким образом, ждали-то они меня. Если бы мне это удалось, то другие зацепили бы меня.
— Бедный не выбирает, господин Бруммер. Вот если человек богат, как вы, то все обстоит иначе. — Дитрих чихнул, и собака зарычала.
— Тихо, Пуппеле! Я мог бы заявить на вас в полицию. На ближайшем полицейском посту. Вы это понимаете?
— Конечно, господин Бруммер, разумеется, господин Бруммер. Меня бы допросили. И я должен был бы дать показания, то есть рассказать все, что знаю. Это было бы просто здорово, господин Бруммер!
— Мой водитель говорит, что вы запомнили номер машины.
Это было его второй ошибкой. Автоматически он вовлек во все это и меня.
— Да, это так.
— А где гарантия, что вы мне не врете?
— Ее нет, господин Бруммер. Машина все еще едет по автобану. Но очень скоро она уже доедет до Берлинского кольца. На границе зоны сидят мои друзья. Если мы договоримся, то я выйду около Шкойдица. Там есть маленький магазинчик. Я позвоню своим друзьям. Как только машина появится, они сядут ей на хвост. Документы в той машине. Если мы не придем к единому мнению, то завтра же они вернутся на Запад.
— А может, все это просто вранье. Документов я в глаза не видел.
— А я видел.
— Вы лжете.
— Я не позволю вам меня оскорблять, господин Бруммер, — сказал Дитрих с чувством гордости, присущим пролетарию.
— Послушайте, ведь все это не что иное, как обыкновенный шантаж!
— Я много лет выполнял для вас грязную работу, господин Бруммер. Платили вы мне за это плохо. А почему? Да потому, что вам кое-что обо мне известно, вот почему! Возможно, вы что-то знаете о многих людях. Но теперь и я знаю кое-что о вас.
— Ничего вы не знаете!
— Пусть эти бумаги попадут на Запад, господин Бруммер. — Дитрих вытащил из кармана грязный платок, высморкался и с большим состраданием посмотрел на его содержимое. — С меня хватит такой жизни. Мне всего сорок лет…
«И ему тоже», — подумал я.
— …в сорок лет человек начинает задумываться…
«Не может такого быть», — подумал я.
— А это значит, что каждому один раз в жизни предоставляется шанс. На этот раз шанс появился у меня. Я поеду в Мюнхен. Там я открою кафе-эспрессо. Когда-то я был официантом и кое-что смыслю в этом деле…
Мы проскочили мимо щита с надписью «Кафе Шкойдиц» — 17 км».
— Видите ли, господин Бруммер, маленькие люди тоже должны думать о своем будущем. Слово «уверенность» имеет огромное значение для всех.
— Сколько?
— Двадцать тысяч.
— Да вы с ума сошли!
— У меня есть накладные расходы. Я должен оплатить услуги моих друзей в Берлине.
Надвигались сумерки. Я включил стояночный свет автомобиля.
— Послушайте, Дитрих, — Бруммер разозлился, — а не пошли бы вы в задницу!
— Двадцать пять тысяч, господин Бруммер. Пять тысяч за то, что вы только что сказали. Я беден. Но я такой же человек, как и вы! Я не позволю вам меня оскорблять.
— А я никому не позволю меня шантажировать. Тем более такому гаденышу, как вы. Хольден!
— Слушаю, господин Бруммер.
— Остановитесь и вышвырните этот типа из машины.
Я направил машину к бровке автобана. Воздух уже наполнился сыростью, и я заскользил по траве, когда переходил на другую сторону машины и открывал дверцу, у которой сидел Дитрих.
— Поберегите силы, дружище, — сказал он и вышел из салона. — Как только документы окажутся в Дюссельдорфе, вам придется искать новое место работы! — Он засунул руки в карманы пиджака и пошел прочь.
Четыре шага. Шесть. Семь.
— Пять тысяч, — сказал Бруммер.
Человек в очках в стальной оправе продолжал идти вдоль автобана прямо в темноту.
— Десять тысяч!
Ответа не последовало.
— Пятнадцать, и это мое последнее слово.
Человек в мятых штанах с пузырями на коленях продолжал свой путь. Мимо нас проскочила машина с западными номерами. Водитель посигналил.
— Господин Бруммер, здесь нельзя стоять.
— Дитрих! — крикнул он. Таким голосом обычно подзывают собаку.
Дитрих никак не реагировал. Он отошел уже на довольно приличное расстояние и превратился в серый силуэт, наполовину погрузившийся в ночь. Из леса медленно поднимался туман, молочный и пока еще прозрачный. Мимо нас промчалась еще одна машина. Водитель тоже сигналил, долго и раздраженно.
— Я не имею права здесь… — начал я.
— Двигай за этой свиньей, быстро!
Я сел за руль и включил дальний свет, острые лучи которого разрезали мрак и осветили старые штаны, покрытый пятнами пиджак и соломенного цвета волосы. Я догнал Дитриха. Он прыгнул в траву и помчался в сторону ближайшего леса. Совсем недавно он был свидетелем того, что бывает, когда машина начинает охоту за человеком.
Я остановил машину. Бруммер открыл дверь и заорал:
— Идите сюда!
Но Дитрих продолжал бежать в сторону деревьев, спотыкаясь в траве, доходившей ему до колен.
— Вы получите свои деньги!
Дитрих остановился:
— Двадцать пять тысяч?
— Да, двадцать пять тысяч!
— Как я получу эти деньги?
— Чеком… — выдавил из себя Бруммер. Мне показалось, что у него вот-вот начнется новый приступ. — В одном из западных банков. Расчетным чеком, который я заблокирую на три дня — на случай, если выяснится, что вы солгали…
— Выписывайте, — донесся голос Дитриха со стороны густой травы, отвратительный голос простуженного человека, стоявшего посреди шалфея, васильков и чертополоха. Юлиус Бруммер вытащил блокнот и, держа его на коленях, выписал чек.
— Возьмите, Дитрих!
Агент вернулся назад. Бруммер протянул чек из окна машины. Дитрих его тщательно рассмотрел.
— Если вы меня обманули, я его заблокирую, — сказал Бруммер.
— Если при получении денег меня арестуют, я расколюсь до конца, — сказал Дитрих. После этого он перешел к делу и назвал номер машины, водитель которой сбил человека на автобане у Хермсдорфской развязки. Он назвал цвет машины, а также фамилии своих друзей на КПП перед въездом в западный сектор Берлина.
Бруммер все записал. Перед тем как выписать чек, он надел очки в роговой оправе и сейчас записывал все в свой блокнот четким почерком школьника-отличника. Когда он посмотрел на меня поверх очков, он был похож на жирную сову.
— Поехали в Шкойдиц, быстро. Ему надо позвонить.
— Слушаюсь, господин Бруммер!
Туман, поднимавшийся со стороны леса, стал плотнее. Он уже висел над автобаном, но лучи фар пока шли над ним. Не обращая внимания на ограничение скорости, я держал сто сорок километров в час. Небо стало черным.
Перед нами в тумане замаячили огни.
— Это Шкойдиц, — сказал агент.
— Остановитесь около этой пивнушки, — приказал Бруммер.
— Нет, пожалуйста, чуть раньше.
— О'кей.
— Драйлинден, — сказал Дитрих, увидев огни, блестевшие в темноте. — Западный контрольный пункт. Остановитесь около таможенного барака. К вам подойдет мужчина и назовет ваше полное имя.
Я остановился. Дитрих вышел из машины.
— Теперь я смогу вставить зубы, — сказал агент. Он кивнул нам и пошел в темноту.
— Отвратительный туман, — сказал Бруммер, — надеюсь, что он хотя бы не станет еще плотнее!
Я подумал, что наша безопасность иногда зависит от документов, иногда — от автомобильного номера, а иногда и от тумана. Мир довольно жалок. Но с другой стороны…
Три недели назад я пошел с уличной девицей. У нее была маленькая квартирка. Потом мы разговорились о жизни. Это была очень пессимистично настроенная девушка. Она сказала:
— Это не доставляет мне удовольствия. Это всего лишь толика счастья. А сколько неприятностей! Спасибо за фрукты.
— Ты хочешь умереть?
— И чем скорее, тем лучше, — ответила она. — Я могу сделать такой подарок — жизнь!
Такова была ее точка зрения.
Но той же ночью в ее маленькой квартирке мы неожиданно почувствовали запах газа и совершенно голые в полной панике выбежали на кухню. Газовый кран был открыт: мы поставили чайник, и, пока лежали в постели, вода перелилась через край и погасила пламя.
— О боже, — сказала девушка, — ты только представь себе, парень, что было бы, если бы мы заснули! Мне дурно. Мы же запросто могли не проснуться!
21
Перед Эльбой туман стал таким плотным, что я сбавил скорость до тридцати километров. Время от времени я опускал стекло машины и высовывал голову наружу, так как дворники все время цеплялись один за другой. Туман пах дымом, вода пахла водой. Я видел только разделительную полосу и больше ничего. Постоянно встречались указатели, требовавшие переехать на вторую полосу. Через какое-то время я потерял всяческую ориентировку. Мне показалось, что я не заметил щита с указанием вернуться на свою полосу и что мы едем не по тому автобану. От неуверенности у меня появилось ощущение тошноты, хотя по фарам машин, ехавшим нам навстречу, я мог догадаться, что мы едем по правой полосе.