Когда мы подъехали к Лютцовштрассе, я услышал его голос:
— Воздух в шинах, Хольден!
— Так точно, господин Бруммер, — ответил я и свернул влево. В переднем правом колесе «Кадиллака» было недостаточно воздуха. Бруммер это заметил, когда мы отъезжали. В шине правого переднего колеса было мало воздуха потому, что я слегка выпустил его еще накануне вечером.
В паре метров от нас оказалась большая заправочная станция. Я подогнал машину. Сломя голову и пыхтя от удовольствия, к нам уже мчался маленький Пауль:
— Доброе утро, господа! — Его прыщик на лбу был скрыт лейкопластырем, однако на конце носа уже назревал новый.
— Подкачай воздуха в правое переднее, — сказал я. Пауль умчался и принес прибор для регулировки уровня воздуха в шинах. Он опустился на колени, отвинтил крышку вентиля, и через две минуты все было в полном порядке.
— Спасибо, Пауль, — сказал я и дал ему 20 пфеннигов.
Он покраснел:
— Господин Хольден…
Уже трогая машину с места, я взглянул на него:
— Все правильно?
Его лицо еще больше покраснело. Он очень смутился и то сжимал, то разжимал свои маленькие грязные кулаки. Он понизил голос и наклонился:
— Я никогда об этом не буду говорить, но мастер вчера подвел баланс, и я был вынужден вчера заплатить из своего кармана. Вы не могли бы… может быть… сейчас вернуть мне те деньги?
— Вернуть что? — спросил я, в мыслях уже прося у него прощения за то, что произошло с этим маленьким мальчишкой, который был не в состоянии себя защитить.
— Но вы ведь знаете что, господин Хольден… — Теперь уже вообще было не понять, что он говорил, так как его голоса почти не было слышно. — Двадцать четыре марки тридцать пфеннигов. Не сердитесь на меня, но мне нужны деньги, чтобы внести взнос за мопед, купленный в кредит…
С заднего сиденья машины раздался раздраженный голос Бруммера:
— Что нужно этому мальчишке?
Я обернулся к Бруммеру. Глаза его недоверчиво сверкали. Нина тоже смотрела на меня усталыми и печальными глазами.
— Понятия не имею, господин Бруммер. Я не знаю, что ему нужно.
Ворча, Бруммер опустил окно на своей стороне и, направив свой розовый палец в небо спросил:
— Эй ты, как тебя зовут?
— Пауль.
— Тебе что, мой шофер должен деньги, Пауль?
— Да, — ответил мальчик.
— Нет, — вмешался я.
Мы сказали это в один голос. После чего посмотрели друг на друга.
Пауль стоял с открытым ртом, ничего не понимая, он даже стал заикаться:
— Но ведь… господин Хольден!
— Что «ведь»? — спросил я. — Давай, Пауль, соберись с мыслями. Я что, когда-либо оставался тебе должен за бензин с тех пор, как мы платим напрямую?
— Нет, такого еще ни разу не было…
— Ну вот видишь!
— …вплоть до позавчерашнего дня. Вы сказали, что у вас с собой нет денег. О боже, вы же должны это помнить!
Я снял руки с руля, опустил плечи и сосчитал до семи. Я мог бы считать и дальше, но на счете «семь» я услышал голос Бруммера:
— Так в чем же дело, Хольден?
Я опять обернулся к нему:
— Господин Бруммер, Пауль и я — мы знаем друг друга с тех пор, как я начал у вас работать. Это честный паренек. И все это какое-то недоразумение. Я…
— Прекратите болтовню! Вы позавчера заправлялись здесь или нет?
Я ответил громче:
— Если бы я здесь заправлялся, я бы сказал вам об этом. Зачем мне это отрицать?
Мальчишка стал белее снега, его прыщи утратили свой нездоровый оттенок:
— О боже, господин Хольден… но ведь вы были здесь! Вы же разговаривали со мной! Протянули мне руку! Я же не сумасшедший!
— Я тоже не сумасшедший, только меня здесь не было.
Владелец автозаправочной станции, тощий инвалид войны по имени Мерц подошел к машине:
— У вас что, трудности, господин Бруммер?
Пыхтя, Бруммер выкарабкался наружу. Я вышел за ним и повернулся к Нине. В ее глазах был страх. Губы ее беззвучно произнесли одно слово… Я быстро отвел взгляд.
Теперь мы стояли вчетвером перед черным «Кадиллаком». Ветер гнал по дороге опавшие листья. Внезапно Пауль начал беззвучно плакать. Слезы лились по его рябому от прыщей лицу, стекая в рот. Он тряс головой и ничего не мог понять. Бруммер объяснил ситуацию. Мерц оказался порядочным человеком, на которого не действуют ничьи увещевания:
— Господин Бруммер, я даю руку на отсечение за своих работников! Это честный парень! Он никогда не врет!
Теперь пришла моя очередь «заволноваться»:
— Послушайте, господин Мерц, вы что, хотите сказать, что вру я?
— Я вообще ничего не хочу сказать, — холодно ответил он.
Используя логику ценности даже ломаного гроша, которая принесла ему миллионы, Бруммер загрохотал:
— Но ведь один из этих двоих наверняка врет!
Я встал спиной к машине, но все равно чувствовал, что Нина смотрит на меня. И тогда я сказал Паулю:
— Так когда же я здесь был? Давай отвечай, я тоже не виноват в это странной истории. Так когда же?
Он всхлипнул:
— Позавчера… может быть, в четверть восьмого…
— Но в это же самое время я был в кино! — сказал я Бруммеру.
— Господин Хольден, господин Хольден, мне вообще уже не нужны эти двадцать четыре марки тридцать, я заплачу за бензин, но хотя бы скажите, что вы были здесь!
— А вот сейчас давай поставим на этом точку, Пауль. Здесь меня не было. Все это очень странно!
Наступила пуаза.
Внезапно Бруммер опять стал насвистывать. Он сплюнул на землю и растер слюну ботинком. Потом он опять обратился к пареньку. Слегка раскачиваясь, он спросил:
— Значит, мой «Кадиллак» был здесь? Позавчера после семи вечера?
— Да, господин Бруммер!
— И мой водитель просил залить бензин?
— Я был в кино!
— Спокойно, Хольден. Продолжай, Пауль. Как был одет мой шофер?
— Не помню… хотя нет, припоминаю — на нем был коричневый костюм… зеленый галстук и белая рубашка…
— У меня нет никакого коричневого костюма! — закричал я.
— Не волнуйтесь так, Хольден! Вам же никто ничего не делает!
— Я настаиваю на том, чтобы это дело был немедленно расследовано!
— Вам даже не надо настаивать на этом — меня все это очень интересует. — Бруммер вытащил пухлое портмоне и вынул 30 марок. — Сначала возьми деньги, а сдачу оставь себе, Пауль.
— Мне не нужны ваши деньги, господин Бруммер! Мне нужно, чтобы вы мне поверили! — воскликнул в отчаянии мальчик.
— Да-да. Все уже в полном порядке: естественно, я верю тебе. — Бруммер обратился к Мерцу: — Я могу отсюда позвонить?
Инвалид повел его в свою стеклянную кабинку. На ходу Мерц обернулся и недружелюбно посмотрел на меня. Ему уже было ясно, что я вру. И все в этом были тоже убеждены. «И слава богу!» — подумал я.
— Пауль! — послышался голос Нины. Я обернулся. Она высунулась из открытого окна и ободряюще улыбалась насмерть перепуганному мальчишке. — А ты уверен, что это действительно был господин Хольден? А другого мужчины здесь быть не могло?
— Это был господин Хольден! Клянусь здоровьем моей матери!
Нина перевела взгляд с него на меня. Я покачал головой. Пауль закричал:
— И даже если господин Мерц меня выбросит с работы, я все равно буду говорить, что господин Хольден здесь был!
Я молча пожал плечами.
К нам подошел Бруммер. Ветер швырял осенние листья на отглаженные стрелки его брюк. Он продолжал что-то насвистывать. Подойдя вплотную ко мне, он остановился и стал свистеть мне прямо в лицо. Это продолжалось довольно долго, потом он сказал:
— Домой.
— Но ведь вы же хотели…
— Вы что, не слышали, что я сказал? Домой!
Мы немного поиграли в игру, которую называют «гляделки» — кто сможет дольше не отвести взгляда, — я проиграл и захлопнул за ним дверцу машины.
Я сел за руль и увидел в зеркале широко открытые глаза Нины, затем, посмотрев в сторону, — полные трагизма глаза Пауля. При этом я подумал: «Сколько же я уже натворил, многовато для первого раза». Потом я увидел в зеркале Юлиуса Бруммера, и его вид опять меня взбодрил. Ибо Бруммер уже ничего не насвистывал, не шумел и больше не улыбался. Он сидел бледный и смятенный и уже боялся, правда пока не знал чего. Но скоро он должен это узнать.
8
— Будьте наготове, — сказал Бруммер. Он вышел из машины и направился в сторону виллы, но, сделав пару шагов, обернулся и приказала жене: — Ну иди же, иди!
Нина остановилась рядом со мной и уставилась на меня так, будто видит впервые. Поникнув, она послушно последовала за своим мужем.
Я смотрел им вслед до тех пор, пока они не исчезли из виду, а затем направился в свою комнату, достал бутылку коньяка и сделал отменный глоток, всего один глоток. Я сел у окна и стал ждать. Через полчаса пришел доктор Хильмар Цорн. Я увидел, как они с Бруммером прохаживались по берегу озера. На маленьком адвокате был светло-синий костюм. Его белесые волосы отсвечивали под неяркими лучами осеннего солнца. Время от времени Бруммер останавливался и яростно жестикулировал. Цорн старался его успокоить. Так они прохаживались взад и вперед по берегу озера, ступая по опавшей пестрой листве и уже увядающей траве. Затем они неожиданно сели в машину Цорна и куда-то уехали.
Спустя час у меня зазвонил телефон. Это была Мила:
— Все готово, господин Хольден.
— Сейчас иду.
На кухне старая повариха накрыла стол на нас двоих. Когда я вошел, полуслепая собака начала скулить.
— Тихо, Пуппеле!
Но собака не успокаивалась. Она терлась о мои ноги, скулила и даже слабо лаяла. Собака скулила так, как будто чего-то боялась. В конце концов Мила прогнала ее в парк:
— Ты не даешь нам покоя, что с тобой случилось сегодня? — Она села рядом со мной. — Все мы начинаем здесь чего-то бояться. Напрасно я готовила сегодня для моей Нины: ей нездоровится, и она ничего не ест. И наш господин тоже, у него нет аппетита. Осталось только вам сказать, что и вам плохо!
— Нет, я хочу есть.
— Ну и слава богу, хоть один едок нашелся. Я приготовила клопсы по-кенигсбергски, положите себе побольше. — Она судорожно икнула. — У меня опять изжога. Видите ли, господин Хольден, это ужасное состояние, и как бы я ни любила свою Нину и как бы ни уважала нашего господина, но все эти треволнения в доме заставляют меня иногда подумать: хорошо бы наконец-то быть предоставленной самой себе. Мне не дает покоя базедова болезнь. Ведь здесь уже опять что-то случилось.