астраханцев. Н.И. Бичурин справедливо отмечал, что события 1633 г. не имели существенных последствий для истории калмыков, так как их основные кочевья продолжали оставаться на Яике (Бичурин 1833, с. 289).
Тайши регулярно угрожали ногаям полным разорением и истреблением, но бий Канай продолжал попытки договориться с новыми соседями и одновременно просил у русских военной помощи. Помощь ограничилась посылкой в Волго-Яицкую степь небольшого отряда стрельцов, который отбил у калмыков полон, и опросом сибирских воевод о местоположении калмыцких кочевий с приказом им при необходимости ударить в тыл Хо-Урлюку (Бичурин 1833, с. 290, 291; Богоявленский 1936, с. 69–71; Дополнения 1883, с. 815; НКС, 1633 г., д. 1, л. 91, 92, 95–97).
В 1630-х годах сформировался кочевой цикл калмыков на ново-приобретенных землях. Летовья находились восточнее Яика, на Эмбе, Илеке и Иргизе; к зиме стада перегоняли через Яик к Большому и Малому Узеням, в верховья Самары, а иногда заходили и на Крымскую сторону (Бембеев 1980, с. 10). Воеводы в 1635 г. докладывали, что «колмацких людей умножилось, и учали кочевать по Нагаискои стороне от Астарахани в ближних местех по Яику и от Яика к Белужью, от Астарахани днищах в трех и менши» (НКС, 1635 г., д. 1, л. 27).
Нет оснований полагать, будто полное вытеснение ногаев являлось целью Хо-Урлюка и прочих калмыцких вельмож. Им нужны были пространство для кочевания и покорные подданные. Первое они получили, количество вторых мечтали увеличить, различными посулами и угрозами привлекая беженцев обратно на Ногайскую сторону. Мирзы возвращаться отказывались, боясь полного истребления или закабаления. Редкие же и робкие попытки их наладить через Астрахань переговоры с Хо-Урлюком и его сыном Дайчином наталкивались на резкую отповедь воевод: «Миритца им, нагаиским людем, с калмыки не для чего. Ведают они, нагаицы, и сами, что калмыцкие люди им, нагаицом, искони вечные недруги, и миру у них с калмыки не соидетца». Единственный шанс на мир и спокойствие, по словам воевод, давала государева защита (НКС, 1636 г., д. 1, л. 9). Таким образом, русские власти не допускали самостоятельного, за их спиной, примирения кочевников. Впрочем, тайшам периодически направлялись запреты нападать на ногаев.
Не все ногаи захотели или успели уйти за Волгу. Союзниками тай-шей оказались улусы потомков Шейх-Мамая — Алтыулов, которые кочевали по соседству или вперемежку с калмыками. Некоторые улусы Большой Орды тоже подпали под власть Хо-Урлюка и его сыновей (История 1969, с. 54–56; Нефедьев 1834, с. 18). Однако большинство их не пожелало стать зависимыми от новых владык. Чтобы заселить опустевшие степи, тайши в 1635 г. напали на Мангышлак. Часть тамошних туркмен была насильно переселена на север (Паньков 1960, с. 4).
Калмыцкое нашествие имело роковые последствия для исторических судеб Большой Ногайской Орды. Народная память связала ее окончательное крушение именно с калмыками (см., например, каракалпакские исторические песни — Сагитов 1962, с. 16, 34). Деморализованные полным разгромом ногаи, лишившись привычной территории кочевий, рассеялись по причерноморским степям.
Калмыки постепенно закрыли Большим Ногаям путь на восток. Но в первые десятилетия XVII в. отношения с Сибирью, казахами и Средней Азией еще сохранялись. Впрочем, территория бывшего Сибирского юрта располагалась уже далеко от основных ногайских кочевий. В политической истории той эпохи значимыми оказались лишь связи некоторых алтыульских мирз с Кучумовичами (об этом см.: Миллер Г. 1941, с. 28–32 — текст, 150, 151, 179, 197 — приложение).
Контакты с казахами стали редкими. Основное население Казахского ханства, отбиваясь от наступавших ойратов, держалось в районе Семиречья, иногда радуя Больших Ногаев вестями о своих победах над переселенцами из Монголии (см., например: Акты 1914, с. 196). Бий Иштерек причислял казахского государя к своим союзникам (НКС, 1616 г., д. 2, л. 2). В 1621 г. коалиция халха-монголов, казаке и ногаев нанесла тайшам ощутимое поражение (Миллер Г. 1941, с. 272 — приложение; НКС, 1616 г., д. 2, л. 9, 10). Но это сотрудничество оказалось кратким и не помогло Большой Ногайской Орде в Дальнейшем противостоянии с калмыками.
В 1610-х годах они вытеснили ногаев с Мангышлака (Каррыев и др. 1954, с. 219), чем практически прервали и ногайско-туркменские связи. Еще в 1611 г. нурадин Шайтерек зимовал «за Енбою на Карабулуне пот тюрхменцы» (Акты 1915, с. 27). Позднее лишь отдельные отчаянные головы, как мирза Арслан Хозятаев в 1622 г., решались тайно проникать «за Ембу под караганские и трухменские улусы» для угона лошадей или отправлять своих послов. Таковых повстречали в 1628 г. «в Трукмени» астраханские стрельцы, плененные Алтыулами. Имя посла и цель миссии остались им неведомы; они признались, что «толко ево в рожю и знают», а к туркменам его отрядил нурадин Кара Кель-Мухаммед (ИКС, 1623 г., д. 1, л. 164; 1628 г., д. 2, л. 341, 342). По мере отступления ногаев кочевья туркмен продвигались к северо-западу, чему способствовали усилия калмыков подчинить их себе, а также истребительная по отношению к туркменам политика хивинских ханов в первой половине XVII в. (Агаджанов 1993, с. 41; Курбанов 1991, с. 7).
Что касается Хивы и Бухары, то отношения с ними на закате Большой Ногайской Орды более заметны. То и дело в документах первой трети XVII в. мелькают упоминания о посольствах в Мавераннахр и оттуда к биям и мирзам: 1614, 1616 (тогда посол Иштерека был по неизвестной причине казнен в Хиве), 1624, 1627 гг. (АИ, т. 2, с. 421; Акты 1914, с. 193; НКС, 1616 г., д. 1, л. 56; 1617 г., д. 1, л. 40; 1624 г., д. 1, л. 1, 2; 1627 г., д. 1, л. 437, 438; ПДП, т. 2, с. 170). Такая относительная активность объяснялась давними культурными и политическими связями Мангытского юрта с узбекскими ханствами. В 1643 г. бухарский хан Надир-Мухаммед просил московского государя разыскать в своих владениях ногайский полон и отослать в его, хана, распоряжение, так как «мы мусюльмани и они, нагайцы, мусюльманы ж, а мурзы нагайские кочевали поблиску предков наших, и меж ими дружба и любовь была» (Материалы 1932, с. 179). Как и ранее, кочевники из Ногайской Орды направлялись в Среднюю Азию. Там спасались от разгрома некоторые мирзы Тинбаевы во время третьей Смуты; туда собирались уходить Тинмаметевы в случае поражения от Урмаметевых и т. д. (НКС, 1615 г., д. 1, л. 9; 1616 г., д. 1, л. 89; 1619 г., д. 2, л. 354; 1620 г., д. 1, л. 73; 1626 г., д. 2, л. 185). Вероятно, очередной наплыв переселенцев произошел в 1620-х годах, после калмыцкого вторжения за Яик (Bregel 1982, р. 389). Впрочем, многие из них. позднее вернулись на родину. Поскитавшись на чужбине, они делились впечатлениями: «Наперед де сево они… и под Бухары, и под Юргенчем были, и у них толко животы их роздели и учинили их без животов» (НКС, 1628 г., д. 2, л. 235).
Необходимость ногайско-узбекских контактов диктовалась также торговлей (в частности, продажей русского полона в Хиву и Бухару), совместными действиями против калмыков и участием мирз в междоусобицах Шейбанидов и Аштарханидов. Бухарцы в 1616 г. пытались договориться об ударе с двух сторон по тайшам, а после разгрома Большой Ногайской Орды — с московским царем о посылке русской и ногайской конницы на калмыков (НКС, 1616 г., д. 2, л. 2; 1617 г., д. 1, л. 31; 1633 г., д. 1, л. 58, 59, 90). Занятие калмыками земель по Яику привело к тому, что наиболее активные отношения узбеки поддерживали с восточным анклавом ногаев — Алтыулами. Мирза Шейх-Мухаммед б. Касим, внук Шейх-Мамая, принимал в своих кочевьях не только отдельных аристократов, но и множество хорезмийцев, которые спасались от притеснений хана Исфендиара в 1620–1630-х годах (Ахмедов 1985, с. 72, 124; Мунис 1969, с. 449, 450; НКС, 1626 г., д 1, л. 16–21, 223–225; 1627 г., д. 1, л. 55, 56, 121, 122; Aboul-Ghazi 1871, р. 275, 290).
Крымские государи первой трети XVII в. Саламат-Гирей и Джанибек-Гирей не смогли преодолеть традиционного предубеждения и подозрительности по отношению к Большим Ногаям. Заволжские кочевники тоже не изменили давней неприязни к крымцам. Однако обстоятельства порой складывались так, что двум Юртам приходилось завязывать тесные контакты, диктуемые политической обстановкой, которая становилась все более критической для ногаев. Вооруженных конфликтов между ними почти не было, но и союза не получалось, хотя бий Иштерек в 1613 г. выдал дочь за Джанибек-Гирея. Лишь изредка улусные ополчения присоединялись к ханским войскам ради добычи в походах на Украину или на горцев.
Когда Иштерек решил разорвать свои шертные обязательства перед Москвой, он предпочел искать покровительства у султана, чем вызвал резкое недовольство бахчисарайского двора — посредника Порты в делах Дешт-и Кипчака. Хан гневался, что принятием от падишаха знамени-санджака (символа власти) бий его «кабы поставил ни во что». Иштерек же в ответ на это возмущение и угрозы войны заявлял: «Турской царь великои, и (бий. — В.Т.) под его рукою быть хочет… А крымской царь мои ж брат и на Крыме посажен от турсково» (КК, 1614 г., д. 3, л. 64, 65). Крымские отряды начали набеги на правобережные кочевья ногаев. Это послужило одной из причин возвращения Иштерека под покровительство России (НКС, 1616 г., д. 1, л. 10, 11, 126; Новосельский 1948а, с. 94). Посольскому приказу было известно о напряженности в отношениях между Крымом и Большими Ногаями, и на него не производил впечатления наивный шантаж бия, заявлявшего о якобы готовности Джанибек-Гирея защищать его от внешних вторжений, о его намерении дать бию город Гёзлев, «чтоб мне с ним (ханом. — В.Т.) быти» (НКС, 1616 г., д. 2, л. 2, 3, 9, 10; 1617 г., д. 2, л. 20, 21). Конечно, тот не собирался уступать заволжскому правителю крупнейшую крепость Юрта, но внимание к положению в Ногайской Орде проявлял постоянно.
Одним из знаков такого внимания была попытка утвердить Кара Кель-Мухаммеда на вакантный после 1619 г. бийский пост, о чем говорилось выше. Верховные иерархи ногаев не желали ни в малейшей степени зависеть от Гиреев и, чувствуя за собой поддержку царя и воевод, осмеливались на вооруженные вторжения в Причерноморье, доходя иногда до Перекопа (КК, 1623 г., д. 7, л. 136, 149, 150). Некоторые мирзы включились в династическую интригу, развязанную царевичем Шахин-Гиреем (НКС, 1620 г., д. 1, л. 76, 152, 156, 157–166; ПДП, т. 3, с. 530). Но большинство их в 1620-х годах уже начало автономное существование, и их политическая ориентация все более зависела не от общих интересов Орды, а от групповых устремлений враждующих кланов Урмаметевых, Тинмаметевых и др. Они переходили на Крымскую сторону Волги и вливались там в число ханских подданных. Уже в 1628 г. Джанибек-Гирей имел основания утверждать, что взял под покровительство ногайский народ (Материалы 18646, с. 39). Наверное, самое массовое переселение произошло осенью 1636 г., когда многотысячные улусы Урмаметевых, ведомые калгой Хусам-Гиреем, двинулись на запад через Дон (Новосельский 1948а, с. 241).