Соотечественник Михалона Станислав Освецим был придворным чиновником у украинско-польских магнатов Конецпольских и Любомирских. В своем дневнике, охватывающем 1643–1651 гг., он затронул позицию ногаев в военных действиях на Украине между Польшей, с одной стороны, и Крымом и украинцами — с другой, в 1640-х годах (Освецим 1882).
Итак, источниковая база по истории ногаев и Ногайской Орды довольно обширна и разнообразна. Материалы, происходящие из разных стран и написанные на разных языках в течение XV–XVIII вв., позволяют осветить все стороны жизни этой кочевой империи. Регулярное, повседневное общение происходило у ногаев с Русским государством, поэтому именно московские архивные документы послужат в нашем исследовании главным кладезем информации. Что касается тюркских, арабских и персидских источников, то мы старались использовать их издания на языках оригинала; там же, где это не получалось, привлекались русские и европейские переводы. Калмыцкие и западноевропейские сочинения использованы в переводах на русский язык.
Раздел I.Образование и распад ногайской державы
Глава 1.Мангуты и кипчаки
Один из главных и самых запутанных вопросов в ногайской истории — проблема исторической связи между монголами-мангутами и позднейшими тюрками-мангытами. Слово «мангыт» (тюркизированное «мангут») часто использовалось на Востоке в XV–XVII вв. как синоним ногаев, поскольку правящий клан Ногайской Орды происходил из племени мангытов. Посмотрим, какие сведения можно извлечь из средневековых источников для того, чтобы узнать, каким образом изначально монгольский этноним «мангут» проник в Дешт-и Кипчак, а также определить, почему он был там заимствован местными кочевниками.
В XII в. монгольское племя мангутов расселялось между борджигинами, кочевавшими по Онону, и тунгусскими племенами среднего Амура, близко соседствовало с забайкальскими монголами-баргутами (Викторова 1980, с. 162; Рашид ад-Дин 1952а, с. 184), т. е. занимало территорию, приблизительно соответствующую нынешней китайской провинции Хэйлунцзян. По «Тайной истории монголов», мангуты происходили от Начин-бахадура — потомка монгольской праматери Алан-гоа в пятом поколении (Сокровенное 1990, с. 18; History 1990, р. 9); по хронике «Алтай тобчи» Лубсан Данзана — от Мангхудая из шестого колена потомства Алан-гоа (Лубсан 1973, с. 60; Erten-ü 1937, р. 18); Рашид ад-Дин называл предком мангутов Джаксу (Яхши), седьмого потомка Алан-гоа (Рашид ад-Дин 1952а, с. 184; Рашид ад-Дин 19526, с. 29). Мангуты состояли в той же фратрии нирун, что и Чингисиды-борджигины (Рашид ад-Дин 1952а, с. 78, 79), следовательно, находились в довольно близком генеалогическом родстве с ними.
Это племя входило в улус Бартан-бахадура и Есугэй-бахадура, деда и отца Чингисхана. По смерти Есугэя половина их оставила семью своего покойного правителя и откочевала. Оставшихся мангутов возглавил нойон Куилдар. Во время борьбы Чингисхана за всемонгольский трон они верно служили ему. Куилдар не раз проявлял героизм в сражениях, хан очень ценил его и даже побратался с ним. Глава мангутов просил Чингисхана, чтобы тот позаботился о его детях в случае его гибели. Когда нойон действительно погиб, Чингисхан выполнил просьбу побратима и назначил особый «сиротский налог» в пользу потомков Куилдара (Лубсан 1973, с. 104, 143, 150, 154; Рашид ад-Дин 1952а, с. 184, 185; Рашид ад-Дин 19526, с. 125; 272; Erten-ü 1937, р. 76, 130, 139, 146). Впоследствии сын Куилдара возглавил «тысячу» мангутов во время войны в Северном Китае (Рашид ад-Дин 19526, с. 179, 272).
Другой мангут, Дохолху, занял при Чингисхане и позднее при Угэдэе придворный пост чэрби и командовал тысячей гвардейцев-тургаутов (Лубсан 1973, с. 159; Erten-ü 1937, р 153). Мангута Джэдай-нойона Чингисхан числил среди своих самых верных сподвижников, «слуг усердных, даровитых, ловких стрелков, заводных коней, ловчих птиц на руке и охотничьих псов, притороченных к седлу». После смерти основателя Монгольской империи Джэдай постоянно находился в Монголии, при ставке младшего сына Чингиса — Толуя (Рашид ад-Дин 1952а, с. 185; Рашид ад-Дин 19526, с. 264, 278).
Отколовшиеся же мангуты были разгромлены Чингисханом, а оставшиеся отданы в подчинение роду Джэдая.
Названные выше официальные хроники не отразили переселения мангутов в Дешт-и Кипчак, где позднее сформировался Мангытский юрт. В перечнях племен, выделенных Чингисханом в удел (улус) старшим сыновьям — Джучи и Чагатаю, а также тех, что позднее распределялись между уделами Джучидов и Чагатаидов, мангуты не упоминались (см., например: Кляшторный, Султанов 2000, с. 207, 208; Рашид ад-Дин 19526, с. 274, 275). Поэтому рискованно утверждать, подобно Л.Н. Гумилеву и В.Л. Егорову, будто они изначально были включены в Улус Джучи (Гумилев 1989, с. 535, 586; Егоров 1993, с. 535). Равным образом не вызывают доверия и догадки о переселении Чингисханом этого племени как своих «наследственных подданных», да еще за поддержку враждебных ханов, то ли к Каспию, то ли в Мавераннахр (Вамбери 1873, с. 116; Поноженко 1987, с. 33, 34; Фишер 1774, с. 192). Топонимы, связанные с мангытами, действительно встречаются в Средней Азии (см.: Мурзаев 1996, с. 184), но это скорее можно объяснить участием тюрок-мангытов в узбекских миграциях рубежа XV–XVI вв. Однако мангыты — это не монголы-мангуты, хотя какая-то связь между ними в общем просматривается: в позднем средневековье монгольские народы называли ногаев мангутами (Батур-Убуши-Тюмен 1969, с. 37; Габан-Шараб 1969, с. 57; Златкин 1983, с. 229).
Основная масса мангутов оставалась в Монголии или воевала в Китае. Мангуты относились к левому крылу империи и не имели формального основания двигаться в Дешт-и Кипчак. Вместе с тем наличие этнонима «мангыт» в среде тюркоязычного населения Джучиева улуса говорит о том, что отдельные группы монгольского племени мангутов все-таки перекочевали из Монголии, Забайкалья и Маньчжурии на запад. Именно в XIII–XV вв. население Казахстана приобретает монголоидный облик, характерный для «монголоидно-европеоидной расы», с признаками южносибирского антропологического типа (Исмагулов 1970, с. 88, 89).
Повальная тюркизация завоевателей в Золотой Орде (Улусе Джучи) и Чагатайском улусе[32] давно установлена историками. Не стала исключением и горстка мангутов. Они восприняли язык и культуру восточных кипчаков и растворились среди них. Те кипчакские кочевые общины, что расселились на территории, отведенной в юрт (пространство для кочевания) мангутам, приняли по степному обычаю (История 1974, с. 93) их этническое имя. Так, судя по всему, в течение первой половины XIV в. и появились тюрки-мангыты. Подобная же трансформация произошла с кипчаками, оказавшимися в юрте монголов-хонкиратов: «получились» тюрки-кунграты; то же с кереями (от монголов-кереитов), найманами и т. п.[33].
В различных источниках разбросаны свидетельства о первоначальном местопребывании предков ногаев, т. е. до их появления на Яике, в будущей Ногайской Орде. Сами ногаи представляли свою древнейшую историю следующим образом. Караногайское (северодагестанское) предание, опубликованное в 1863 г. А.О. Рудановским, гласит, будто их «народ кочевал несколько лет возле городов Бухары, Хивы и Оркаи (вероятно, Ургенч. — В.Т.) под предводительством Чингисхана». Затем ими стали управлять два калмыцких хана, Бодролтой и Бурголтей, которые принялись притеснять подданных. По этой причине ногаи, дескать, перекочевали в урочище «Алатавлы-Киргз» под начало Узбек-хана. Оттуда они вскоре переместились со всеми стадами и кибитками «к озеру Ака-Оку под покровительство тамошнего бия Мусы» (Рудановский 1863, № 48, с. 301).
Как видим, данная версия, во-первых, позволяет судить о времени миграции — период от Чингисхана (первая четверть XIII в.) до Мусы (вторая половина XV в.); во-вторых, она очерчивает ее маршрут: Мавераннахр и Хорезм — горы Алатау (Юго-Восточный Казахстан и Кыргызстан) — озеро Ак-Куль[34]. Отголосок пребывания мангытов в Средней Азии можно усматривать также в киргизском эпосе «Манас», где «ногоям» отводится значительная роль. И вообще древность, «золотой век» в киргизских преданиях иногда обозначается как «ногайские времена» (Валиханов 1961а, с. 388). Кроме того, указанная Муин ад-Дином Натанзи область правления потомков Ногая — Улуг-Таг, Сенгир-Ягач, Каратал, Дженд, Барчкент[35] (Натанзи 1957, с. 81) — соответствует примерно тому же региону.
Более спрямленный путь переселения отображен в ногайском предании, зафиксированном в «Описании Калауско-Саблинского и Бештово-Кумского народов» 1837 г.: «Предки ногайцев обитали прежде в Бухарин и были тогда идолопоклонниками». Приняв ислам от «султана Бабатукла», они «перешли из Бухарии на реку Волгу, в нынешнюю Астраханскую губернию» (РГВИА, ф. 405, оп. 6, д. 3076, л. 30, 30 об.). Здесь миграция изображена уже как переход из Мавераннахра непосредственно к Волге, хотя и без уточнения периода. Впрочем, ясно, что произошло это после миссии проповедника Ходжа-Ахмеда Баба-Туклеса, который жил в Улусе Джучи во времена хана Узбека (правил в 1312–1342 гг.) (Утемиш-Хаджи 1992, с. 106, 107). Передвижение предков под влиянием миссионера твердо держалось в памяти народа. В 1907 г. ногайский старик сообщил русскому исследователю, что ногайцы в прошлом «вышли из Индии. Некоторое время жили с монголами, но появившийся святой (имя не называется. — В.Т.) велел им уйти от неверных» (Пашин 1912, с. 39) — здесь уже не от калмыков, как в публикации А.О. Рудановского, а от монголов. Думается, эти разновременные записи, называющие после Монголии или «Индии» местом первого поселения «Бухарию», достоверно отразили один из этапов передвижений мангытов по Евразии.