Из таблицы явствует, что самыми разветвленными в первой трети XVII в. у ногаев были родо-племенные объединения аз, борлак, кипчак, минг, найман и уйшун. В то время уже произошли существенные изменения, которые демонстрировали ослабление стройной эль-улусной структуры ногайской кочевой империи. Эли стали сливаться и перемешиваться, часть какого-то одного эля могла оказаться в составе другого и т. д. Так появились у позднейших ногайцев образования канглы-борлак, алчин-мин, канглы-мин, буйрабас-мин, сарай-мин, ябы-тама, канглы-юз.
Наиболее ранним из встреченных мною свидетельств такого смешения стало объединение китаев и кипчаков. Впервые их пребывание в одних и тех же улусах отмечено по документам конца XVI в., а калмыки уже воспринимали их как один народ (кстати, отличный от собственно ногаев) (Батмаев 1993, с. 34; НКС, 1586 г., д. 3, л. 1; 1627 г., д. 1, л. 303). С течением времени, в ходе многократных передвижений по южным степям, ногайцы еще больше смешали исконные подразделения. Найманы стали иметь общую тамгу с частью буркутов, часть канглы — с мангытами, а другая часть — с некоторыми родами буркутов и т. д. (см.: Яхтанигов 1993, с. 179–185). Некоторые подразделения переместились из одного эля в другой. С XVI–XVII вв. до этнографической современности сохранились лишь единицы таких подразделений: кара-кипчак, буйрабас в составе мингов, возможно, багалы-уйсун.
Монополизирование мангытскими мирзами управления всеми элями в начале 1520-х годов стало, очевидно, последним шагом в формировании этноинтегрирующего сознания у жителей Ногайской Орды, превращения слова «ногай» из политонима в этноним. До того «Ногаи» являлось прежде всего географическим и политическим понятием, обозначением Орды. Правда, мы не имеем документальных подтверждений подобной трансформации, поскольку в нашем основном источнике— дипломатической переписке — задействованы, как правило, бии и мирзы, именовавшие себя и своих подданных мангытами — по названию собственного эля.
Косвенным подтверждением этнической сплоченности ногаев могут служить образы эпических героев дастанов. Богатыри считают себя ногаями, хотя и не забывают о своей принадлежности к отдельным ногайским племенам (см., например: Сикалиев 1980, с. 15, 16; Сикалиев 1994, с. 34, 91).
Жители же соседних стран тем более воспринимали заволжских кочевников как единый народ. Показательны уговоры астраханскими воеводами бия Каная и нурадина Кара Кель-Мухаммеда Урмаметева воздержаться от похода на врагов-Тинмаметевых: «Нурадыновы и братьи ево и детей улусные люди тех мурз (Тинмаметевых. — В.Т.) — одни люди, и меж себя в племяни, и ему (бию. — В.Т.) и тово надобно опасатца» (НКС, 1628 г., д. 2, л. 108). В оригинале «одни люди», вероятно, передано как бир халк (один народ). Урмаметевы и Тинмаметевы владели разными элями, которые в то же время являлись в глазах русских одним народом, «меж себя в племяни». Да и сами эти эли в сношениях с соседями выступали под общими именами «ногай» и «мангыт».
Немало историков пыталось определить приблизительное количество жителей Ногайской Орды. Встречаются произвольные оценки — от 450 тысяч до 1 миллиона человек (Арсланов, Викторин 1988, с. 11; Галлямов 1994, с. 175). Но чаще авторы прибегают к определенным методологическим обоснованиям подсчетов. Таких обоснований в литературе используется два: соотношение общего числа населения с количеством ополченцев и экологические возможности степного и лесостепного ландшафта восточного Дешт-и Кипчака прокормить определенный контингент кочевников.
М.Г. Сафаргалиев в диссертации 1938 г. рассудил так: по Матвею Меховскому, Большая Орда в конце XV в. выставляла шестидесятитысячную рать из своего сташестидесятитысячного населения, т. е. почти одну треть; а у бия Юсуфа и главных мирз Исмаила и Касима б. Шейх-Мамая находилось под началом 200 тысяч воинов; если допустить, что последние тоже составляли треть народа, то население Ногайской Орды насчитывало… нет, не 600 тысяч (как получилось бы по арифметическому подсчету), а почему-то около 400–500 тысяч (Сафаргалиев 1938, с. 45). В дальнейшем М.Г. Сафаргалиев пересмотрел пропорцию и решил, что войско составляло 60 процентов населения. Тогда, следуя тем же самым сведениям источников, выходило, что число ногаев было 300–350 тысяч (Сафаргалиев 1949а, с. 34, 35; Сафаргалиев 1960, с. 230). Эта цифра и доныне повторяется различными авторами (см., например: Кочекаев 1988, с. 33, 34; Самарская 1993, с. 36).
У Р.Г. Кузеева нашлись сходные основания для расчетов. Эдиге командовал своей двухсоттысячной конницей (Клавихо), у ногаев второй половины XVI в. кавалерия тоже была двухсот-трехсоттысячной (Г.И. Перетяткович). Кочевое общество выставляет в ополчение на время войны примерно четверть народа; половина его приходится на женщин, пятая часть — на мальчиков до пятнадцати-шестнадцати лет и дряхлых старцев, прочие — лица, остающиеся для поддержания скотоводческого хозяйства. В таком случае в Ногайской Орде проживало от 800 тысяч до 1 миллиона 200 тысяч человек (Кузеев 19686, с. 337; Кузеев 1978, с. 245).
А.И.-М. Сикалиев использует то же соотношение и приводит следующие основания. По Ибн Арабшаху, у Эдиге было двадцать сыновей; по «Казанскому летописцу», под началом младшего из них находилось 10 тысяч воинов; отсюда допускаем, что каждый из прочих сыновей обладал таким же войском. По Клавихо, у самого Эдиге была рать в 200 тысяч. Складывая численность армий отца и сыновей, получаем 400 (у А.И.-М. Сикалиева почему-то 600) тысяч, а умножая на 4 — соотношение между войском и народом у кочевников, — выводим цифру 1 миллион 600 тысяч (у А.И.-М. Сикалиева соответственно 2 миллиона). По этой же логике получается, что бий Исмаил после второй Смуты, командуя двухсоттысячным войском, правил миллионом (?!) подданных (Сикалиев 1994, с. 42, 43)[340].
Экологические подсчеты еще более приблизительны. Поверим тем авторам, которые определяют золотоордынское население между Волгой и Яиком в 100–150 тысяч, в том числе в Рын-песках — лишь 4 тысячи (такова численность народа, необходимого для пастьбы того количества скота, которое могло бы освоить экологическую емкость данной территории) (Иванов, Васильев 1995, с. 57, 60)[341]. Тогда умозрительно умножим 100–150 тысяч на 2 или на 3, т. е. охватим всю территорию Ногайской Орды, которая была в разные времена вдвое, а то и втрое обширнее Волго-Яицкого междуречья. Получается 300–450 тысяч человек.
Если же использовать любопытную формулу расчета кочевого населения, предложенную А.А. Тортикой, В.К. Михеевым и Р.И. Кортиевым (Тортика и др. 1994, с. 53 и сл.), то получается следующее. В период апогея своего могущества Ногайская Орда от Волги до верховьев Ишима и от Камы до нижней Сырдарьи вмещала более 1700 тысяч жителей. На основной же ее территории — между Волгой, Эмбой, Камой и Сырдарьей — могло проживать 750 тысяч. На последнем этапе своей истории держава, сузившаяся до Волго-Яицкого междуречья и прибрежных пастбищ Крымской стороны, была населена примерно 120 тысячами ногаев[342]. Но все это скорее идеальные схемы, демонстрирующие не действительную численность ногаев, а возможности Дешт-и Кипчака вместить и прокормить такое число населения.
Обратимся к источникам. Распространенным эпитетом ногаев было тюркское слово сансыз (бесчисленные) (см.: Ахметзянов Р. 1977, с. 45; Башкирские 1960, с. 33; КК, д. 14, л. 16; Лашков 1891, с. 35; Толстова 1977, с. 161). На Руси и в Европе сложилось устойчивое мнение об огромном количестве жителей Ногайской Орды, самой многолюдной среди прочих Юртов: «…их же (ногаев. — В.Т.) число подобно морскому песку было» (Виженер 1890, с. 87; Курбский 1914, с. 238; Лызлов 1787, с. 54). «Подобен морю был наш народ», — вторили сами ногаи устами поэта Шал-Кийиза Тиленши-улы (Сикалиев 1994, с. 48). Довольно популярной дефиницией собственной численности у них было и другое выражение: «Нас, ногайских людей едичков, — сорок санов воинских людей» (Иштерек-бий астраханским воеводам, 1616 г.); «Желаю, чтобы… сорок санов нагаи (а в сане по десять тысяче)… были под твоею царскою высокою рукою» (нурадин Kарa Кель-Мухаммед царю Михаилу, 1630 г.); «Я… имел сорок санов ногайских людей под твоею высокою государьскою рукою» (мирза Саид-Ахмед Урмаметев царю Михаилу, 1630 г.) (НКС, 1616 г., д. 2, л. 1; 1630 г., д. 1, л. 21; д. 3, л. 3).
Пояснение значения слова сан в одной из цитат могло оказаться вставкой русского переводчика (оригинал грамоты не сохранился), поскольку так оно понималось при переложении ногайских посланий: сан — тьма (десять тысяч). Так, слова мирзы Бия Урмаметева в послании воеводам перевели следующим образом: «Если попросите, чтобы сорок тем нагаи… у государя в холопстве были — о том я… у Бога просил»; в арабописьменном же оригинале выделенный фрагмент приведен как кырк сан ногай (1636 г., д. 1, л. 81, 98).
По-видимому, словосочетание кырк сан служило обозначением абстрактного множества, так как над этим числом подданных якобы властвовали, — каждый порознь — если верить им, и бий, и нурадин, и отдельный мирза. Казахский эпос «Эр-Таргын» называет главного героя выходцем из киргизов, бежавших к народу кырк сан крым (Молдобаев 1995, с. 60). Впрочем, сами ногаи не включали крымцев в свои сорок санов: «А нас, мангытцких людей, с Шихмамаевыми детми сорок тем (это перевод "сорока санов", как мы только что убедились. — В.Т.), — писал в 1586 г. мирза Ураз-Мухаммед в Москву. — И свестись с крымскими людми, соединачився, все вместе будем, и нас будет сто тем людей» (НКС, 1586 г., д. 9, л. 18), т. е. сто санов.
Можно предположить, что данная словесная формула тоже была распространена в Дешт-и Кипчаке как устойчивый эпитет ногаев наряду с