дынь И собранных тыкв, В зимние дни рыбы — Мой народ лишился» (Толстова 1971, с. 193; Толстова 1977, с. 159).
Таким образом, земледелие, причем в разных ипостасях, у средневековых ногаев, несомненно, практиковалось. Культивирование проса и бахчевых было знакомо их экономике. Однако решение вопроса о степени развития и распространенности этого занятия следует поставить в зависимость от состояния кочевого хозяйства. Нетрудно заметить, что своеобразный всплеск внимания властей Орды к хлебопашеству наблюдается в пору самого жестокого кризиса, когда кочевой сектор экономики в ходе второй Смуты полностью деградировал. В то время земледелие приобрело чрезвычайное и в целом несвойственное ногаям значение для их обеспечения. Когда же ситуация в начале 1560-х годов стабилизировалась, просьбы о поставках зерна из России вновь стали очень редкими, поскольку Орда смогла вернуться к кочевому скотоводству. Население обратилось к привычному (и престижному) выпасу стад, и «начатки земледелия» (по Г.И. Перетятковичу) закономерно заглохли. Что же касается Казыева улуса, то в нем едва ли не постоянно с конца XVI в. происходила хаотичная борьба мирз и улусных группировок, и в такой обстановке появление гарантии от голода в виде просяных полей в Пятигорье оказывалось уместным и необходимым.
Вместе с тем в ногайской державе существовал целый слой оседлого сельского населения — тумаки. Мы встречались с ними в главе 7, когда Исмаил просил у царя разрешения переместить их, своих извечных подданных, с Волги, с территории только что завоеванного русскими Астраханского ханства[351], на Яик; позднее тумаки упоминаются уже на Яике (НКС, д. 6, л. 56 об.). Однако они продолжали селиться и в дельте: например, в 1607 г. там проживали тумаки из улуса Джан-Арслана б. Уруса (Акты 1914, с. 174).
Для М.Г. Сафаргалиева «нет сомнения, что это была одна из категорий зависимых людей, скорее всего потомки военнопленных, смешавшиеся с ногайцами». Само слово тумак он возводил к тугмак (плести [сети]), или тутулмак (захватывать в плен), или тутмак (задолжать) (Сафаргалиев 1938, с. 73, 74). Подчиненной бию «феодально зависимой категорией населения», жившей оседло и занимавшейся примитивным хлебопашеством и рыболовством, считает тумаков Е.А. Поноженко (Поноженко 1977а, с. 15). Из последних работ отметим доклад В.М. Викторина (1998 г.), посвященный специально тумакам. Этот автор сопоставляет их название с понятиями тума, тумак, тумат, обозначающими на Северном Кавказе, в Крыму и у донских казаков «сына чужеродки, невольницы; неполноценного». В ногайских тумаках В.М. Викторин видит оседлых земледельцев, что проживали на границе Ногайской Орды и Астраханского ханства, обеспечивая выращиваемым ими просом основную массу кочевников (Викторин 1998, с. 24, 25). В целом подобный подход подтверждается документами XVI и XVII столетий.
В 1629 г. бий Канай извещал астраханских воевод, что «ево улусные люди бедные, тумаки, зимовали у неводов в Белужье и в Теудаках, и в ыных розных местех», угоняя лошадей у кочующих ногаев (НКС, 1629 г., д. 1, л. 205–206). Следовательно, они занимались еще и рыбным промыслом, а с кочевниками находились, оказывается, в сложных отношениях.
Кажется, наиболее существенным смысловым оттенком слова тумак является их подчиненность патрону (не обязательно бию). В 1630 г. ногайский сайд Сайф ад-Дин жаловался царю Михаилу Федоровичу, что воеводы его «юртовских татар написали тумою сорок дворов людей в твою государеву службу; а они все люди не служивые». И выше об этих же людях: «А у меня было что от отца моего осталось старинных сорок человек» (НКС, 1630 г., д. 3, л. 17, 37). Следовательно, тумак — это осуществляющий тума, какой-то вид (наследственных?) обязанностей по отношению к сеньору. Сорок улусников Сайф ад-Дина были незаконно, с точки зрения сайда, поверстаны воеводами в государеву туму (государевы тумаки?)[352].
Наконец, еще одним побочным хозяйственным занятием можно считать добычу соли — наверное, единственную отрасль по разработке недр. Соль брали не только из знаменитых озер Заволжья («В Астрахани находится много соляных колодцев, и вся Московия снабжается отсюда солью» — Олеарий 1906, с. 26), но и из минеральных месторождений. Еще на карте Фра Мауро 1475 г. выше «императорской усыпальницы» на Яике, т. е. района города Сарайчука, кружком обозначен пункт, рядом с которым нарисована гора с подписью: «Здесь добывают много соли» (Чекалин 1890, с. 250). Это, без сомнения, Туз-тюбэ («Соляная гора») — залежи каменной соли на Илеке, притоке Яика. «Книга Большому чертежу» знает их как Тустеби («ломают в ней соль»). После вхождения этого региона в состав России добыча соли была обложена государственной пошлиной (Зверинский 1871, с. XXI). До того времени Туз-тюбэ находилась в самом центре Ногайской Орды, и ногаи (с башкирами?) использовали соль из горы для своих нужд и, может быть, для экспорта. Впрочем, вовсе не соль служила для них основным предметом вывоза и торговли.
При господстве кочевой скотоводческой экономики Ногайская Орда жизненно нуждалась в получении продукции земледелия и ремесла от оседлых соседей. Будучи окруженной в основном сильными державами, она не могла рассчитывать на обогащение от постоянных набегов и тем более на завоевание их, поэтому необходимые изделия и материалы приобретала чаще путем обмена. Торговые караваны ногаев отправлялись во все окрестные страны — как правило, вместе с посольствами биев и мирз (у Н.И. Веселовского даже создалось впечатление о злоупотреблении дипломатическими связями в торговых интересах: слишком частыми и многолюдными оказывались степные миссии, в частности на Русь, — Веселовский 1911, с. 7). Развитию коммерции способствовало и расселение улусов восточного Дешта вдоль старых караванных маршрутов. Наезженными дорогами ногаи пользовались не только для собственного обмена, но и для сбора пошлин с транзитных торговцев.
С точки зрения завсегдатаев европейских рынков, этот обмен выглядел весьма скудным по ассортименту и простым в организации. Не случайно в историографии встречаются мнения о «первичной стадии обмена продуктами», не доросшей до денежной формы, о слабом развитии торговых отношений, обусловленным особенностями экономики и т. п. (см., например: Кочекаев 1988, с. 32, 33; Сафаргалиев 1938, с. 59). Вместе с тем это не означает, что торговля ногаев ограничивалась примитивным пограничным обменом. В их Орде существовали районы с различной экономической ориентацией и соответственно с различным набором ввозимых-вывозимых товаров (вспомним упреки Исмаила бию Юсуфу в 1553 г.: «Твои… люди ходят торговати в Бухару, а мои люди ходят к Москве…» — ИКС, д. 4, л. 191).
Была налажена и организация торговых операций, их своеобразная инфраструктура. В середине XVI в., пока еще были живы золотоордынские традиции, пошлины с приезжих и проезжих купцов взимались «девятыми»: три части имущества из девяти шли в пользу бия, одна — в пользу его служителей-карачи (Поноженко 19776, с. 94). После русского завоевания Астрахани Исмаил просил Ивана IV две трети от всех пошлин с торговцев отдавать ему, бию, а оставшуюся долю вверять царскому воеводе (правда, царь не согласился) (ИКС, д. 5, л. 44). Позднее таможенная пошлина собиралась бием (или с его дозволения мирзами), очевидно, в виде определенного процента с количества товара. В начале XVII в. со своих соотечественников, гонявших отары на продажу «в Бухары», брали 500 овец, а с бухарских купцов — тысячу «азямских кафтанов» (ИКС, 1618 г., д. 2, л. 206).
Когда ногаи отправлялись торговать за пределы Орды, они обязаны были получить от бия «ерлык» — разрешение типа лицензии; не имевшие его были вынуждены действовать контрабандным способом («украдом по лесу», т. е. вдалеке от оживленных базаров, чтобы не попасться) (ИКС, 1618 г., д. 1, л. 32, 33).
Пока трудно сказать определенно, являлся ли единственный (?) город Орды Сарайчук торговым центром. Г.И. Перетяткович думал именно так (Перетяткович 1877, с. 137), но Э. Дженкинсон прямо пишет, что там «не производится никакой торговли, так как здешний народ не употребляет денег» (Дженкинсон 1937, с. 173). Впрочем, английский путешественник, судя по последней фразе, подразумевал под торговлей привычную для себя операцию «деньги за товар», а не натуральный обмен. Да и плыл он вниз по Волге, накапливая впечатления, в тот период, когда мангытская империя была полностью разорена Смутой.
Исследователи справедливо отмечали наличие в Орде особой прослойки специалистов-коммерсантов (гостей); В.М. Жирмунский даже определил по текстам некую корпоративность, объединение в «гостины аргыши», партнерские товарищества (Жирмунский 1974, с. 421; Алексеева 1957, с. 79; Посольские 1995, с. 108). Убедительную характеристику данного сословия дал М.Г. Сафаргалиев. Гости, происходившие из простонародья, ездили в Москву продавать коней. Они зависели от бия и мирз, не допускались на совещания знати. Кроме них были еще ордобазарцы, или «базарные (базарские) люди», — привилегированная социальная группировка. Они постоянно состояли при бие; полномочия на управление ими переходили к его преемнику. Ордобазарцы обслуживали товарами самого правителя и высших мирз, продавали товары от бия в Москве (Сафаргалиев 1938, с. 68, 69; см. также: Поноженко 19776, с. 95, 96).
Все эти положения полностью основаны на документальном материале. В самом деле, «базарские люди» трактовались бием как «оприченная казна моя» и даже расценивались русскими наблюдателями в качестве особого «бозарского родства» (ИКС, д. 6, л. 84 об.; 1631 г., д. 2, л. 52), т. е. действительно специфической, замкнутой общности, сопоставимой с элем («родством»). Из среды ордобазарцев выделялись ордобазарские головы — предводители караванов и ответственные за заграничные торговые операции (ИКС, 1618 г., д. 3, л. 48, 55, 56). Подобное сословие, под тем же названием («базаряне») и столь же тесно зависимое от казны, существовало в Крымском ханстве (см.: Сыроечковский 1940, с. 17).