Сарайчук золотоордынской эпохи современные авторы характеризуют по-разному: от третьего по величине после двух Сараев города Улуса Джучи до заштатной торговой фактории. Столь же различны трактовки его и применительно к ногайскому периоду. Историки обычно видят в Сарайчуке зимнюю ставку ногайского бия. Городская жизнь в ней единодушно признается примитивной, сводящейся к незначительной торговле, функционированию некоторых административных учреждений, тюрьмы и кладбища (см., например: Жирмунский 1974, с. 415; Маргулан 1950, с. 86; Перетяткович 1877, с. 137–139; Самарская 1993, с. 36; Сафаргалиев 1938, с. 51, 52; Сафаргалиев 1949а, с. 37). Некоторые считают Сарайчук XV–XVI вв. захудалым и полуразрушенным или вовсе лежащим в руинах (после Тимура?) (Сафаргалиев 1960, с. 231; Федоров-Давыдов 1973, с. 167). Но Абдулла Ризван, описывая в XVII в. Дешт-и Кипчак, ставил Сарайчук в один ряд с такими столицами, как Бахчисарай, Казань и Хаджи-Тархан (Zajączkowsky 1966, р. 28, 79).
По убеждению местного русского казачьего населения, городская жизнь в Сарайчуке в древности была связана исключительно с «ордой татарской». Легенды гласят, что здесь находилась золотоордынская столица, в которой жил, дескать, «набольший хан Америк» (Железнов 1888, с. 247, 256). Окрестные тюркские народы тоже сохранили память о проживании тут древних владык — легендарного хана Бурака (Берке? Барака?), по башкирскому шеджере, или «Муса-хана», обитавшего в «Малом Сарае», по шеджере татарскому (Ахметзянов М. 1991а, с. 84; Башкирские 1960, с. 80). Бий Исмаил воспринимал яицкое поселение как «отца моего юрт» (ИКС, д. 6, л. 83, 215) (здесь «отец» может быть понято не как предок, а буквально, т. е. отец Исмаила, Муса). Ближайшие преемники Мусы были оттеснены с Лика казахами, и следующие сведения о принадлежности Сарайчука ногаям относятся к периоду сразу после «реконкисты». С. Герберштейн рассказывает о центральной области Ногайской Орды, включающей этот город и находящейся под управлением «Шидака» — Саид-Ахмеда б. Мусы (Герберштейн 1988, с. 179). Действительно, грамота этого бия от марта 1535 г. заканчивается так: «Писан в Счастливом Сарае» (Посольские 1995, с. 131).
Следовательно, верховные ногайские государи в самом деле базировались в Сарайчуке. Но относится ли это только к зимнему времени, неясно. Первое известие о зимовке там бия датируется маем 1551 г., когда русские гонцы по возвращении из Дешта доложили, что прошлой зимой «Юсуф князь зимовал за Ликом в Сарайчике» (НКС, д. 4, л. 2). Если учесть, что город расположен в северной части аралоуральской территории кочевок (см. очерк 3), то получается, что он мог служить скорее бийским летовьем. А.И. Левшин слышал местные предания о ежегодном, трех-четырехмесячном летовании в Сарайчуке «ханов кипчатских» в старину (Левшин 1824, с. 184). Возможно, двор бия пребывал в столице постоянно, а сам бий появлялся там по мере необходимости, независимо от режима кочевания.
В том же, 1551 г. съезд знати назначил двух сыновей бия «в Сарайчик ратью стоять, а с ними… тысячь с десять» для обороны от свергнутого Саид-Ахмеда, обосновавшегося в Мавераннахре (НКС, Д. 4, л. 38). Город располагался не на границе Орды, но играл очень важную роль, поэтому мирзы и постановили разместить в нем особый гарнизон. После второй Смуты он уже считался подвластным следующему бию, Исмаилу, который поставил «Сарайчика… беречи» своего родича и близкого соратника Хайдара б. Хасана (Дженкинсон 1937, с. 173; НКС, д. 6, л. 83, 215). Сначала Исмаил проводил в столице только зиму, но в конце жизни обосновался там постоянно — стал «годовати», т. е. жить круглый год, для чего затеял строительство дворца («сарая») (НКС, д. 6, л. 57 об., 59, 89 об.)[395]. Последняя информация о зимовке бия в Сарайчуке датируется, видимо, 1580 г. Кстати, тогда же, в октябре, У рус не отпустил домой московское посольство и велел ему дожидаться весны на нижнем Яике (НКС, д. 9, л. 51 об.). К сожалению, никаких впечатлений о столице мангытов русские дипломаты в своем статейном списке не оставили.
Область города входила в своеобразный домен правителя Орды, являлась его юртом. В 1623 г. последний ногайский бий, Канай, пенял царю, что наделение его, Каная, бийским рангом по воле государя оказалось неполным («княжим чином сполна не пожаловал»), поскольку не сопровождалось передачей новому «князю» «людей четырех улусов» — это Сеит, Хоза, Базар, Сарайчук (НКС, 1623 г., д. 3, л. 15), хотя город к тому времени уже давно был разрушен. Относительно «улуса Сарачик» известно лишь, что в числе его обитателей был эль кенегес: в столбцах упоминается «Канаева княжева улуса Сарачик кенегежского родства Ураз Абыз» (НКС, 1627 г., д. 1, л. 437).
Как в любом городе золотоордынского и послеордынского времени, в Сарайчуке функционировали особые органы управления. О командующем гарнизоном уже упоминалось. Кроме того, имелся даруга — градоначальник, или скорее наместник всей округи[396]. В конце 1420-х годов таковым оказался кипчак Айиас-бек, при Исмаиле — зять бия Кара-ходжа (НКС, д. 5, л. 79, 84 об., 92, 97). Встретился в Ногайских делах и «на Сарачике болшои сеит Икисаат сеит» (НКС, 1617 г., д. 2, л. 26) — наверное, высший духовный чин столицы и Орды. Что касается внутренней застройки, то есть данные о намерении возвести там бийский дворец в 1562 г. (см. выше) и мечеть в 1564 г. (НКС, д. 7, л. 65). Была там и тюрьма, в которой в 1515 г. оказался Шейх-Мухаммед б. Муса, заточенный соперником Алчагиром (ПДК, т. 2, с. 144).
Расположение на старинном торговом пути неизбежно придавало ногайской столице роль важнейшего транзитного звена в международном обмене. Даже во время жестокой второй Смуты гости из Сарайчука приезжали в Астрахань и торговали там с купцами из Шемахи, Дербента и Ургенча (Книга 1850, с. 113)[397]. Купцы, ремесленники и хлебопашцы составляли постоянное население города — Сарайчуковского улуса (Маргулан 1950, с. 88; РГВИА, ф. 414, д. 414, л. 274 об.). Они являлись ясачными плательщиками бия (НКС, 1630 г., д. 3, л. 19), и в этом заключались их функция и предназначение в Ногайской Орде. В ополчение их, по всей видимости, не привлекали, оставляя заниматься хозяйством. Во всяком случае, в 1577 г. бий Дин-Ахмед уверял Ивана IV, что «сараичиковские люди — не воинские» (НКС, д. 8, л. 38). Военный потенциал горожан на практике оказывался действительно невысоким: в мае 1536 г., едва узнав о приближении вражеского войска астраханцев и мирз-Агишевичей, все жители Сарайчука кинулись в степь, не приняв боя (Посольские 1995, с. 146). Этот факт показателен и в другом отношении. Во-первых, подтверждается, что там существовало стационарное оседлое население, не уходившее на летовки вместе с биями; во-вторых, оно, очевидно, было довольно немногочисленным, раз стал возможен поголовный исход. Наличие в Сарайчуке постоянных обитателей подтверждается также назначением наместников-даруг и деятельностью городского мусульманского духовенства.
Каким образом формировался контингент оседлых жителей в единственном городе мангытской державы, никаких данных нет. Можно лишь догадываться, что какая-то часть горожан принадлежала к старожилам Сарайчука и заселяла его еще с золотоордынских времен; здесь могли осесть и какие-то разорившиеся кочевники. Из всех изученных мною источников только в одном башкирском шеджере утверждается, будто в город на Яике переселились жители разоренного Тимуром Булгара (Родословная 1997, с. 53)[398].
Распри и конфликты между дештскими Юртами не раз задевали ногайскую столицу. Но роковыми для нее стали 1570-е годы. На протяжении этого десятилетия город несколько раз захватывали и разоряли казаки. Сокрушительному и окончательному разгрому он подвергся от них же в 1581 г. (см. главу 8). Хотя в литературе встречается также мнение, что свое значение столицы Сарайчук терял постепенно, угасая в ходе кризиса Ногайской Орды (Маргулан 1950, с. 86, 87).
Еще одной принципиально важной функцией Сарайчука было обслуживание династических некрополей. Известно об устройстве там ханских усыпальниц с золотоордынских времен. Правда, конкретных фактов не много. От Абу-л-Гази узнаем, что там были погребены ханы Тохта и Джанибек б. Узбек (Aboul-Ghazi 1871, р. 174) (если только не имелись в виду волжские Сараи). В начале XVI в. там поднялись изящные мавзолеи казахских государей Джанибека б. Барака и Касима (История 1993, с. 164). Скопление гробниц под названием Trestago или Trestargo между устьем Волги и Мангышлаком, с пояснением «Залив мертвых», или «Залив памятников», с изображением крепостной стены и двух башен, мечети и знамени с полумесяцем и джучидской тамгой, фиксируется на картах Ф. и Д. Пицигани 1367 г. и в каталанском атласе 1375 г. Кроме того, братья Пицигани нанесли условное обозначение мавзолея приблизительно в районе Ахтубы с подписью «Торкал, т. е. усыпальница императоров, которые умерли в окрестностях реки Сара» (Сарачинки?) (Брун 1872, с. 32, 33; Брун 1880, приложение; Егоров 1985, с. 117). На карте Фра Мауро 1459 г. правый берег реки Laicho (Яик) украшен изображением мавзолея, сопровождаемым словами Sepulchura Imperial (имперская усыпальница) (Багров 1912, рис. 16; Варваровский, Евстигнеев 1998, с. 175; Чекалин 1890, с. 249).
Историки давно отмечали выдающуюся сакральную роль Сарайчука для рода Джучидов как курука — средоточия их фамильных гробниц (см., например: Бартольд 1966, с. 395; Бартольд 1968а, с. 143; Кляшторный, Султанов 1992, с. 275, 276; Самойлович 1912, с. 47). Там восходили на престол Золотой Орды Джанибек, Бердибек и, может быть, Узбек. Да и само название местности — «Малый Дворец» — вызывает в памяти обычай возведения дворцеобразной постройки над могилой правителя. Так, Ибн Фадлан (X в.) писал о «подобии юрты», описывая огузов; П. Карпини и Г. Рубрук рассказывали о «палатке», «остроконечных домиках» сверху могилы у монголов и кипчаков XIII в. (Ибн Фадлан 1939, с. 161; Путешествия 1957, с. 33, 102; De Weese 1994, р. 193–199). Следовательно, Сарайчук, с учетом его вероятного — еще домонгольского и доисламского — культового статуса, имел большую символическую значимость в государственности и культуре Улуса Джучи.