азделившими котел» или «отпрысками, разделившими котел» (казан улескен кардашлар, казан улесип шыкканлар). Вот почему все множество ногайских мирз долгое время, до конца XVI в., считалось братьями, дядями и племянниками. Тесное родство распространялось до седьмого поколения, а браки между дальними родичами дозволялись начиная с восьмого, когда, как считалось, прямое родство по отцу уже потеряно (подробнее об этом см.: Гаджиева 1979, с. 17; Керейтов 1982, с. 195).
Ясно, что при такой системе родства дети и внуки Эдиге, куда бы ни забрасывала их судьба в эпоху распада Золотой Орды, ощущали себя единой семьей безотносительно к личным симпатиям или неприязни. В разных ханствах сформировались группы мангытской знати, мощные и влиятельные, окружавшие джучидские престолы по примеру своего великого предка. «Родовым гнездом», отечеством для всех них оставался Мангытский юрт. Но это не дает оснований считать, будто он состоял из нескольких «правящих племен», каждое из которых якобы было представлено в одном из ханств (Shamiloglu 1986, р. 67, 215). Все-таки племя (эль) было одно, и род (уруг) один. Но его члены, осиротевшие в 1419 г., действительно оказались вынуждены заботиться о Юрте и лавировать между джучидскими султанами и огланами.
О событиях, случившихся после смерти Эдиге, известно очень немного. Сохранились малодостоверные, глухие сведения о том, что его сыновья Гази, Науруз и Мансур нашли убежище на Руси, Нур ад-Дин и Кей-Кавад — в «Туране» (Howorth 1965b, р. 1022).
Ахсикенти сообщает об участии Кей-Кавада вместе с ханом Фуладом (т. е. Пуладом) б. Тимур-Меликом и Ямгурчи в борьбе против Тохтамыша и Манаса; причем Фулад будто бы был возведен на трон мангытами Кей-Кавадом и Ямгурчи (Ахсикенти 1960, с. 406, 416). На самом же деле Пулад не являлся даже близким родственником Тимур-Мелика б. Уруса и родословная его такова: Пулад б. Минг-Тимур б. Будакул б. Джучи-буга б. Бахадур б. Шибан б. Джучи (Aboul-Ghazi 1871, р. 183). Мангытский же мирза Ямгурчи б. Ваккас активно действовал во второй половине XV — начале XVI в., т. е. через столетие после Тохтамыша. Манас — не историческая фигура, а эпический герой, но какие-то отголоски участия Кей-Кавада в борьбе сторонников Эдиге с Тохтамышевичами здесь могли отразиться. По Ахсикенти, он утонул в Сырдарье (Ахсикенти 1960, с. 43а)[78], т. е. все-таки на территории «Турана».
Вероятно, где-то в восточном Дешт-и Кипчаке были и улусные кочевья Кей-Кавада, поскольку в XVI в. к востоку от Яика, в Центральном Казахстане, находилось левое крыло Ногайской Орды, военачальник которого носил титул кековат — явно в память о сыне Эдиге (Трепавлов 1991а).
Об этом лице при перечислении потомства Эдиге упоминает и Кадыр Али-бек (Усманов 1972, с. 83). Казахский дастан рассказывает, что «Кейкюват» был «мальчиком от Тохтамышевой стряпки», уцелевшим после разгрома Тохтамыша Эдиге; выросши, «Кейкюват» убил «Нурилая» (Нур ад-Дина), за что сам был умерщвлен Эдиге (Потанин 1897, с. 313). Больше ни в одном из известных мне источников, кроме путаного сочинения Ахсикенти, не говорится об участии этого мирзы в политических событиях XV в. Наверное, он действительно погиб в каких-то степных баталиях, не оставив заметного следа.
Традиция влияния Эдиге была столь сильна, что после его гибели ранг беклербека остался в его семье[79]. Кадыр Али-бек описывает обстоятельства перехода должности таким образом.
Перед сражением с ханом Кадыр-Берди б. Тохтамышем Эдиге заключил на Илеке, притоке Яика, соглашение с огланом Хаджи-Мухаммедом, чей улус находился в Юго-Западной Сибири: «Если Бог поможет осуществить мое дело, то я тебя сделаю ханом». После того как мангытская армия была разгромлена на Яике, а ее предводитель погиб, сын Эдиге, Мансур, сдержал отцовское обещание и способствовал воцарению Хаджи-Мухаммеда, а тот возвел его в достоинство беклербека. «Бий Идику умер. После него его сын Мансур стал бием. Хаджи-Мухаммед-оглана бий Мансур провозгласил ханом. Один ханом, другой бием сделались… Место Идику занял Мансур» (Кадыр Али-бек 1854, с. 155–156). Произошло это не позднее 1421 г. (Сафаргалиев 1960, с. 203). Так власть в восточном Деште была вновь устроена по схеме, сформировавшейся при Эдиге: при зависимом хане-Джучиде состоял мангытский бий.
Реконструкция тех событий весьма осложнена тем, что отображены они в сочинениях, во-первых, поздних, во-вторых, использовавших легендарные сведения. Например, в казахском сказании-джире «Идиге», записанном Ч. Валихановым, советник Кадыр-Берди-хана Кен-Джанбай организовал переговоры между своим государем и Мансуром б. Эдиге; был заключен договор, по которому Мансур становился беклербеком при Кадыр-Берди (Валиханов 1904а, с. 272). А ногайская версия того дастана гласит, что точно такой же пакт этот хан заключил с другим сыном Эдиге — Нур ад-Дином (см. выше). По Абд ал-Гаффару Кырыми, среди приближенных Мансура в самом деле находился мудрый старец-советник Джан-Тимур (Кырыми 1924, с. 85), сопоставимый с Кен-Джанбаем. Но Кадыр-Берди ко времени бийства Мансура уже не было в живых. Кырыми рассказывает, будто после смерти отца Мансур скрылся в «Русском юрте». Затем вернулся на Волгу, где стал бием при хане Гияс ад-Дине б. Шадибеке. Через два года тот умер, и Мансур возвел на трон Кучук-Мухаммеда б. Тимура б. Тимур-Кутлуга. Однако вскоре охладел к своему малолетнему протеже и решил поддержать восточного хана Барака б. Куйручака б. Уруса, вопреки отговорам Джан-Тимура (Кырыми 1924, с. 84, 85).
Этот союз получил неожиданную иллюстрацию в виде башкирского предания, в котором действует «Барак-султан Мансур», живущий в Саранчуке, мангытской «столице» (Башкирские 1960, с. 80). Скорее всего Мансур при Бараке стал беклербеком (бием), так как они вместе ходили воевать с очередным претендентом на престол правого крыла — Улуг-Мухаммедом. Из письма последнего турецкому султану от 14 марта 1428 г. известно, что в 1426 г. войско из восточных степей было разбито, «и мы обратили в бегство Барака и Мансура» (Султанов 1975, с. 54, 282; Kurat 1940, р. 8, 9, 14). Вскоре после этого разгрома между соратниками произошел разрыв. Кадыр Али-бек пишет об убийстве Мансура Бараком (Кадыр Али-бек 1854, с. 156) (видимо, в 1426 или 1427 г.[80]). Предание астраханских татар ногайского происхождения представляет конфликт таким образом: «В то время, когда в Ховарезме властвовал Барак-хан, Мансур-мурза сделал набег на Хиву, где и умер насильственной смертью, будучи ослеплен по повелению Барака» (Небольсин 1852, с. 54). Возможно, здесь отложились слухи о какой-то распре между разбитыми ханом и беклербеком.
Находившиеся при Бараке сыновья Эдиге, Гази и Науруз, тут же бежали на запад к Кучук-Мухаммеду. Вскоре (около 1428 г.[81]) они вернулись с его войском, разгромили и убили Барака, в чем получили помощь бывших под данных Мансура (Кырыми 1924, с. 89, 90; Langles 1802, р. 395). О гибели Барака в войне с «Казы-Новрузом» упоминает и Кадыр Али-бек (Усманов М. 1972, с. 75).
Как видим, мангытская аристократическая традиция не пресеклась: «Эдигу уругу мангыты» постоянно находили правителей, желающих видеть их подле себя в качестве беклербеков. Сразу после описанных событий Гази стал бием Кучук-Мухаммеда, а Науруз — бием царствовавшего одновременно Улуг-Мухаммеда (Shamiloglu 1986, р. 195). Деятельность двух последних продолжалась около десяти лет, пока не начались разногласия — настолько глубокие, что Науруз решил перейти в орду Кучук-Мухаммеда (Гази к тому времени уже не было в живых). Тот сразу же сделал мангытского вельможу своим беклербеком, в каковой должности и застал его в 1438 г. Иосафат Барбаро. Вместе они напали на ставку Улуг-Мухаммеда и свергли его (Барбаро 1971, с. 140–142, 150, 151).
О пребывании Науруза в Поволжье его соплеменники помнили долго. В ногайских грамотах, присланных в Москву в 1562 и 1563 гг., среди местностей на Волге упоминаются «Новрузовское княжое место, Сараи словут», «Новрузов Сараи на берегу Бузана», сама протока Бузан, некогда принадлежавшая Наурузу «от верховья до устья», и др. (ИКС, д. 6, л. 81, 213 об., 214). Дата смерти его неизвестна. Есть лишь небольшой повод для предположения. Русская летопись отметила, что осенью 1440 г. «хан Махмет Большия Орды убил большего своего князя Мансупа, и много татар тогда избиено бысть в Орде» (Патриаршая 1904, с. 30–31). Мансуп — это, конечно, Мансур. Но поскольку он был убит Бараком за тринадцать-четырнадцать лет до этого, то можно полагать, что до летописца дошли вести о казни брата Мансура, «большего князя» (улуг бека) Науруза, вступившего в конфликт с Кучук-Мухаммедом.
Теперь обратимся к территории непосредственно Мангытского юрта между Волгой и Эмбой. Едва ли можно согласиться с мнением М.Г. Сафаргалиева, что «после смерти Барака потомки Едигея окончательно закрепили за собой восточную окраину Золотой Орды» (Сафаргалиев 1938, с. 37). В начале XV в. яицкие степи находились под управлением золотоордынского хана-Шибанида, Пулада, мангытской креатуры. В 1411 г. он был изгнан из Сарая и убит сыном Тохтамыша, Джелал ад-Дином. «После смерти Фулада, — пишет Абу-л-Гази, — два его сына, Ибрахим и Араб-шах, разделив владения отца, жили совместно, кочевали и располагали ставки летом в верховьях Лика, зимой в устье Сыра» (Aboul-Ghazi 1871, р. 183–184). Значит, Шибаниды ежегодно пересекали земли мангытов и, может быть, летовали в них. Хан «Фулад» призывал мангытских мирз к себе на Лик (не в Сарайчук ли?) (Ахсикенти 1960, с. 426). Следовательно, область Мангытского юрта все еще считалась составной частью ханства левого крыла, и Джучиды беспрепятственно включали ее в сферу своих сезонных передвижений. Сарайчук позднее рассматривался и как владение хана Кучук-Мухаммеда. В 1428 г. он и Гази б. Эдиге в награду за помощь в борьбе против Барака даровали пост даруги (наместника) Сарайчука некоему Айиасу (Кырыми 1924, с. 90, 94; Shamiloglu 1986, р. 195).