К одному поколению с ними принадлежали их двоюродные братья, дети биев Ямгурчи и Хасана. В дипломатической переписке сыновьями Ямгурчи названы Урак, Алач и Агиш, в родословцах — Ураз-Али (Уразлы), Агиш и Кугуш (или Кутуш), в эпосе — Тел-Агыс и Кюнеке (см., например: Жирмунский 1974, с. 400; ПДК, т. 2, с. 292; РГБ, ф. 256, д. 349, л. 278; Родословная 1851, с. 130). Сыновья Хасана: старший Хайдар (Айдар — «Асановым княжим детям началнои»), Ак-Пулад, Каракесек, Джан, Али и, возможно, Ишим с Хаджи-Мухаммедом (Кошумом) (ИКС, д. 4, л. 124; д. 6, л. 60, 215; Посольские 1995, с. 124)[124].
Период первой ногайской Смуты менее всего известен и исследован. Сами ногаи вспоминали о нем неохотно, а за пределами Дешт-и Кипчака о тех временах знали мало. Например, Кадыр Али-бек сразу после бия Хасана называет Саид-Ахмеда (Шидака) (Кадыр Али-бек 1854, с. 155), пропустив тем самым целую вереницу претендентов на бийство 1510–1520-х годов. Впрочем, различные группировки мирз признавали одних тогдашних биев и игнорировали других, в чем мы убедимся ниже. Основные участники противостояния выявились уже при Хасане. Это адресаты посланий Василия III, направленных из Москвы одновременно с грамотой Хасану: Алач, Агиш, Алчагир, Шейх-Мухаммед и Саид-Ахмед; последние двое занимали пока более низкое положение, так как тексты писем к ним в Посольской книге не приводятся, а просто указано, что к Шихиму и Шейдяку написано то же, что и к прочим трем мирзам (Посольская 1984, с. 66–73).
«Правитель улуса» при Ямгурчи, его сын Агиш, первое время после смерти Хасана пытался возглавить народ Ногайской Орды. Некоторые письменные и фольклорные источники причисляют его к правителям (Башкирское 1987, с. 187; Кадыр Али-бек 1854, с. 155). Самостоятельная карьера этого мирзы началась очень неудачно. В начале лета 1509 г. он решил стяжать себе славу победоносного полководца, повоевав Крым. Его намерения разделили Саид-Ахмед б. Муса и еще сорок мирз, а также астраханский хан Абд ал-Керим б. Махмуд. Некоторые подробности тех событий известны из писем Менгли-Гирея и главы крымского духовенства Баба-шейха в Москву. Владыка Крымского юрта после завоевания Большой Орды вправе был считать себя сильнейшим и старшим среди дештских государей и вознамерился проучить дерзких «казаков»-ногаев, как только узнал об их военных приготовлениях. Его подданные восприняли планы Агиша однозначно: «Агыш-мырза царя нашего ни за што поставил», т. е. отказал в почтении и повиновении.
На коней было посажено, видимо, все крымское ополчение. Наследник престола (калга) Мухаммед-Гирей б. Менгли-Гирей по поручению отца возглавил эту огромную рать в двести пятьдесят тысяч всадников. Племенные ополчения вели главные беки Ширинов, Барынов и Мангытов (Хаджике). Тем временем половина ногайских улусов перебралась на летние пастбища на правом берегу Волги, отчего и мощь их Орды уменьшилась наполовину. Армия Менгли-Гирея внезапно обрушилась на стойбища Агиша и прочих мирз, которые не спеша снаряжались в поход. Неожиданность нападения моментально решила исход сражения. Ногаи, видимо, даже не сопротивлялись. Крымцы разграбили их стойбища и захватили весь скот — «улусы и куны, кони и верблюды, овцы и животину, ничего не оставив, взяв, привели». День за днем трофейные стада и табуны вели через Перекоп в Крым, а людского полона оказалось столько, что и в «двадцатью дни в Перекоп не могли их впровадити». Многие мирзы, а возможно и сам Агиш, тоже оказались в плену (ПДК, т. 2, с. 70, 71, 80).
Мирза Саид-Ахмед не случайно ввязался в это сомнительное предприятие, да еще в коалиции с Астраханью. Дело в том, что уже в то время некоторая часть ногайской знати видела в нем, одном из старших сыновей Мусы, своего предводителя. В августе 1508 г. великому князю Василию Ивановичу доставили грамоту Саид-Ахмеда, в которой явно просматривается, во-первых, его огромный вес в Ногайской Орде, во-вторых, видимость единства потомства Мусы. Саид-Ахмед писал: «А от Мусиных семинатцати сынов лиха тобе не будет», т. е. они пока ведут согласованную политику; если же, дескать, старшие братья адресанта осмелятся вредить Руси, то о них «мы… гораздо бьем челом» — заранее просим их простить; младших же братьев мирза обещает «унять» от подобных авантюр сам. Тут же приводится и пример: одного из младших сыновей Мусы, Джан-Мухаммеда, дотоле ежегодно совершавшего набеги на русские «украйны», пришлось так вот «унимать», и он сбежал, а у вожака этих набегов, некоего Токаша, мангытские предводители отняли все его богатство («куны») (Посольская 1984, с. 82). Таким образом, к концу 1500-х годов сложился союз мирз, действовавших солидарно, — Агиша б. Ямгурчи и Саид-Ахмеда б. Мусы.
Другая пара сдружилась было еще при Ямгурчи — Алчагир и Шейх-Мухаммед, дети Мусы от разных жен. В 1503 г. они вместе явились к большеордынскому хану Шейх-Ахмеду и уговорили его посетить ставку бия (ПДК, т. 1, с. 467). Но именно между этими двумя персонажами и развернулась наиболее ожесточенная схватка после кончины бия Хасана.
Русские посольские дьяки впоследствии считали Алчагира бием («князем»). Копии писем его детей Урака и Кель-Мухаммеда, относящихся к 1535 г., в Посольском приказе предварялись припиской «Алчагырова княжово сына»; хотя сами авторы-мирзы в текстах посланий ничего не сообщали о своем отце или его ранге (Посольские 1995, с. 135, 136). Но это не было просто безосновательным домыслом. Татарское шеджере ногайских мирз в публикации М.И. Ахметзянова тоже называет «Альсагира» «ханом», т. е. главой Ногайской Орды. При этом источник говорит, будто Альсагиру удалось захватить Саратов и Астрахань, обложить их данью. Сам он проживал-де в «Надынске» и «был… удивительно похож на Александра Македонского» (Ахметзянов М. 1991а, с. 84). Значит, в какой-то период этот мирза в самом деле мог считаться предводителем Ногайской Орды. Впрочем, крымцы его таковым не признавали, и в документах, исходивших из Бахчисарая, он всегда титуловался не иначе как мирзой.
Уже летом 1508 г., параллельно с дипломатической миссией Саид-Ахмеда на Русь, Алчагир направил в Москву своего посла. В привезенной им грамоте говорилось, что мирза в принципе солидарен с Василием III в противостоянии полякам, но занят сейчас подготовкой войны с казахами, «что идут к нам ратию». При этом ставка («кочивще») Алчагира располагалась на Волге, куда он рассчитывал вернуться при благоприятном исходе сражений на востоке (Посольская 1984, с. 80).
Уже в этом, одном из самых ранних документов, написанных от имени данного мирзы, угадываются его амбиции. Он вспоминает порядок дипломатических сношений во времена предков: посольства между Россией и ногаями включали «большого посла» и гонца, и ногайские посланцы получали в Москве «пошлины». Теперь, мол, Алчагир прислал такое же посольство, как и прежние бии, и требует выплаты аналогичной «пошлины», размер которой он советует Василию Ивановичу узнать, «посмотрив в старые дефтери» (Посольская 1984, с. 80). Притязания Алчагира на лидерство подкреплялись, с одной стороны, рангом «правителя улуса» при Хасане, что формально должно было предоставить в его распоряжение все ногайское ополчение, а фактически, видимо, войска западной (поволжской) части Ногайской Орды. С другой стороны, вокруг него сплотился сильный лагерь мангытской аристократии, которая видела в нем авторитетного и энергичного вождя. В том же, 1508 г. один из его младших братьев, Шейх-Мамай, сообщил русскому государю: «3 братом моим с Олчагыром мурзою в дружбе и в братстве ся еси учинил, а мы у того мурзы и холопи и братия» (Посольская 1984, с. 82). Наконец, Алчагиру подчинялась многолюдная и богатая Башкирия (Трепавлов 1997в, с. 17, 18) — надежная база материальных и людских ресурсов в борьбе за власть.
Первые сведения о начале открытых столкновений среди ногаев содержатся в грамоте 1510 г. их недавнего победителя, крымского калги Мухаммед-Гирея королю Сигизмунду I. Царевич объясняет долгую паузу с отправлением своих послов в Краков тем, что «от неприятелей наших од нагай весть пришла, штож они межи собою били ся, и один одного за Волгу, и отец мой цар мене за многим войском там послал» (Pułaski 1881, р. 365)[125]. Итак, в Ногайской Орде схватились два противника, один из которых вытеснил другого за Волгу. Из дальнейших событий и сообщений других источников становится ясно, что эти двое — Алчагир и Шейх-Мухаммед.
В историографии принято объяснять междоусобицу 1510-х годов противоборством двух сыновей Мусы (Жирмунский 1974, с. 491; Исин 1985а, с. 42; Сафаргалиев 1938, с. 82, 83). При этом М.Г. Сафаргалиев считал, что после Хасана в 1508 г. бием был провозглашен Шейх-Мухаммед в обход Алчагира, отчего последний возмутился и поднял мятеж (Сафаргалиев 1938, с. 83). Однако личными обидами мирз причины вражды, конечно, не ограничивались. Муса в конце жизни, а за ним и Ямгурчи с Хасаном принимали главенство над но-гаями по решению совещаний знати. Воля же вышестоящих государей, ранее назначавших беклербеков, теперь отсутствовала — и не стало официального арбитра при разрешении династических споров. Как только из жизни ушло поколение детей Ваккаса и на политическую арену вступили его внуки, сразу начались разногласия по вопросу о наследовании бийства. Старшие сыновья Мусы от двух жен не смогли договориться о разделении полномочий. Ни один из них не желал становиться «правителем улуса». И Алчагир, и Шейх-Мухаммед провозгласили себя биями.
Свидетельства о подобном шаге со стороны Алчагира приводились выше. Существуют такие же данные и в отношении его соперника. В ногайских грамотах 1570-х годов потомки Шейх-Мухаммеда обозначаются то как «Шигим мурзины дети», то как «Шигимовы княжие дети» (НКС, д. 8, л. 35, 234). Синодальный список Родословной книги сообщает, что «Мусин сын большой Шегей князь убит в Астрахани» (Родословная 1851, с. 130). В цитированном выше письме Шейх-Мамая 1549 г. при перечислении прежних биев после Ваккаса и Мусы и перед Саид-Ахмедом назван «Шигым