князь» (Посольские 1995, с. 245); характерно, что Алчагир пропущен.
Итак, открытые столкновения начались в 1510 г. Ни одна из сторон не желала усиления другой, и каждая с легкостью меняла коалиционных партнеров, чтобы разгромить зазевавшегося противника. За сварой мирз пристально следили крымский хан Менгли-Гирей и астраханский хан Джанибек б. Махмуд. Поначалу верх одержал, по-видимому, Алчагир. На несколько лет Шейх-Мухаммед был вытеснен на правобережье Волги. Вероятно, именно он подразумевался в депеше Менгли-Гирея королю Сигизмунду 1514 г.: «Нагайски на сей стороне Волги зимовили от неприятель своих, который за Волгою, а просто до нас кочуют» (Pułaski 1881, р. 434). У Шейх-Мухаммеда не было тех ресурсов и возможностей, которыми располагал его могущественный соперник. Поэтому ему пришлось искать другие способы самоутверждения. Один из таких способов был традиционным в ногайской среде — найти послушного Чингисида и вытребовать у него беклербекский ранг. В этом случае никто из мангытских сановников, в том числе и ненавистный Алчагир, не осмелился бы оспорить его первенство. Взор Шейх-Мухаммеда обратился на Ахматовичей, рассеявшихся по разным странам после утраты ими своего Юрта.
Еще в 1501 г. этот мирза считался союзником одного из большеордынских ханов, Шейх-Ахмеда, и приводил к нему на помощь свои отряды (ПДК, т. 1, с. 368, 369). Впоследствии Шейх-Ахмед оказался то ли в гостях, то ли в заточении в литовском замке в Ковно, и антикрымски настроенные местные магнаты не раз советовали великому князю Александру Казимировичу и затем королю Сигизмунду отпустить его вместе с братом Хаджике (в ряде документов: Хамелек) к ногаям (АЗР, т. 2, с. 38, 39; Pułaski 1881, р. 341). Когда Шейх-Ахмед умер в Литве, Хаджике б. Ахмед оказался в центре этой интриги. В конце концов инициатору ее, местному князю Михаилу Глинскому, удалось уговорить короля отправить царевича в Ногайскую Орду. Хотя тот при жизни полоненного брата и считался его наследником-калгой (ПДК, т. 1, с. 323), в Дешт-и Кипчаке оставались на свободе другие сыновья Ахмеда — Муртаза и Музаффар (или Мустафа — источники передают как «Мустофар», «Мусофар»), которые тоже могли претендовать на престол несуществующего Тахт эли. К Музаффару и направился Хаджике в надежде обрести пристанище.
Сложные перипетии лета-осени 1514 г. изложены в донесении русского посла в Стамбул В.Г. Коробова, доставленном на родину в июле 1515 г. Со слов встреченных в степи татар-«казаков», он сообщил следующее. Астраханский хан Джанибек, замыслив до конца разгромить оказавшегося в опасном соседстве Шейх-Мухаммеда, и без того уже побитого братом, направил гонцов к Алчагиру и мирзам Саид-Ахмеду б. Мусе, Мамаю б. Мусе и Кель-Мухаммеду б. Алчагиру, «чтоб вместе пошли с ним воевати Шигим мурзу». Те с готовностью снарядились в поход и двинулись к нижневолжской столице.
То ли не рассчитывая на столь быструю их реакцию, то ли раздумав сотрудничать с ними, а может быть, и решив поживиться в стойбищах Шейх-Мухаммеда без дележа с союзниками, Джанибек выступил в одиночку. Примчавшись под Хаджи-Тархан, Алчагир с соратниками узнали, что хан в компании с Ахматовичами, Музаффаром и Хаджике, пошел воевать в степь. Вскоре поступили известия о полной его победе: Шейх-Мухаммед был наголову разбит, десять тысяч его улусников захвачены, а сам мирза «утек сам-двадцать». Едва дождавшись возвращения войска, Алчагир набросился на Джанибека с упреками: «Яз тебя для пошол на своего брата, и ты, нас не дожидая, брата нашего воевал, а с нами не делишься!» В качестве компенсации ногайский предводитель предложил астраханскому государю ограбить детей Ахмеда, их достояние отдать Алчагиру, а их самих «отбить от себя прочь». Хан отказался разорять сподвижников по удачному набегу. Так ничего и не добившись, мирзы вернулись на Яик.
Там же вскоре объявился с девятнадцатью спасшимися от разгрома спутниками Шейх-Мухаммед. Деморализованный поражением и всеобщим отторжением, к тому же лишенный всего имущества и скота, он решил смириться с судьбой и вверить себя воле Алчагира. «Ты наш болшои брат, — обратился он к мангытскому правителю. — А твоею опалою Зенебек царь меня побил, и ты пожалуй — дай мне у себя опочинуть». Алчагир, раздосадованный напрасным походом к Волге и вероломством Джанибека, не был склонен к сентиментальности. Шейх-Мухаммеда скрутили и посадили под стражу в Сарайчуке. До сих пор подобное обращение с ближними родичами не допускалось среди «Эдигу уругу мангытов». Заточение уважаемого и полноправного члена клана, к тому же явившегося с покаянием, шокировало мирз. Храбрый воин и тонкий дипломат Мамай, не устрашившись бийского гнева, приехал со свитой в пятьдесят человек в тюрьму, освободил брата и вывел его из города в степь.
Тем временем Ахматовичи, довольные победой, решили наконец насладиться независимостью. У них теперь был десятитысячный улус, отбитый у Шейх-Мухаммеда. Музаффар и Хаджике «пошли на поле кочевать» подальше от Джанибека. Тут-то их и разыскал счастливо спасшийся из тюрьмы Шейх-Мухаммед. Источник умалчивает о том, какими доводами сумел он убедить султанов дать ему кров. Возможно, он напомнил им о недавней солидарности в борьбе с крымцами; может быть, он развернул перед ними перспективу возрождения Большой Орды и при этом обещал верно служить двум государям в обычной для мангытов должности беклербека. Как бы то ни было, Шейх-Мухаммед, Музаффар и Хаджике уже вместе, «снявся, пошли в Тюмень». Речь, конечно, идет о Тюменском улусе на нижнем Тереке; невероятно, чтобы сравнительно немногочисленная группа кочевников пробилась через бескрайний Мангытский юрт на северо-восток в сибирскую Тюмень, где правили самостоятельные династы Тайбугиды, давние враги Чингисова рода (к которому принадлежали и потомки Ахмеда).
В Тюмени, в отдалении от могущественных врагов — Алчагира, Джанибека и Менгли-Гирея — произошла формальная реставрация Большой Орды. По старшинству трон предложили старшему Ахматовичу — Муртазе, но тот отказался, сославшись на то, «что он стар, Держати ему царство не мочно»[126]. После этого Муртаза и местная знать («тюменские салтаны») провозгласили Хаджике ханом, а Шейх-Мухаммеда — беклербеком. Оба решили туг же избавиться от родичей нового монарха, чтобы те не вмешивались в его дела, а заодно и забрать себе весь улус Шейх-Мухаммеда. Сыновья Музаффара были ограблены; одному из них удалось бежать в Астрахань, другого беклербек схватил и заковал в цепи. Видя, как оборачивается дело, сам Музаффар не стал дожидаться расправы над собой и спешно отбыл вслед за сыном к хану Джанибеку (ПДК, т. 2, с. 144, 145).
Так Шейх-Мухаммед обрел долгожданное бийство, дарованное ханом. Теперь он был недосягаем для любых притязаний Алчагира и прочих недоброжелателей. Под его началом находились тысячи всадников и Хаджике, обладавший неоспоримыми управленческими полномочиями как коронованный сюзерен.
От беженцев из Тюмени Джанибек узнал все эти важные новости и обеспокоился. Вновь обратился он к восточным соседям, предлагая совместный удар по Шейх-Мухаммеду и его креатуре на троне. Горел местью и Музаффар: лишь недавно он имел шанс обзавестись ханским званием, а ныне лишился всего из-за коварства своих родичей[127]. В феврале или марте («по синему деду» Волги) 1515 г. Алчагир с братьями вновь подошел к Хаджи-Тархану. Глава ногаев не возражал против совместного набега на Хаджике и Шейх-Мухаммеда, но требовал, чтобы сначала астраханский хан выгнал, ограбив, Ахматовичей, которым бий не доверял. Джанибек упорствовал, Алчагир стоял на своем. Наконец «(Ал)чагир мурза с братьею, со царем роз-бранив, да подступил под город, да стоял под городом день, да побився, да пошли прочь в свои места к Яику».
Могла ли фигура Хаджике б. Ахмеда в самом деле привлекать Шейх-Мухаммеда в борьбе за власть? Конечно, нет. В его глазах этот нищий изгнанник был призван лишь исполнить функцию наделения его беклербекским (бийским) достоинством, после чего требовалось искать государя, который мог бы уже реально помочь одержать верх над Алчагиром. Хаджике с тех пор не упоминается в источниках, а Шихим обнаруживается при астраханском дворе. 3 августа 1515 г. новый крымский хан, Мухаммед-Гирей б. Менгли-Гирей, известил московского коллегу о своем неудачном походе на Джанибека. Войско крымцев, достигнув Дона, узнало, что «астороханской царь и Шыгим мурза по ту сторону Волги перелезли» — и стали недосягаемыми. Понадеявшись на то, что для зимовья противники снова переберутся на правый берег и тогда-то уж не уйдут от разгрома, военачальники повернули армию обратно (ПДК, т. 2, с. 150, 151).
Дальнейшие события восстанавливаются по совокупности нескольких документов — грамот и донесений из Крыма весны 1516, лета и осени 1517 г. Из послания крымского бека Аппака Василию III известно, что Алчагир и его мирзы-сторонники «с Шыгим мурзою бились». Где и когда это произошло, неясно. Однако подробно описаны последствия сражения, которые Мухаммед-Гирей I преподнес великому князю московскому как «тебе, любовному брату, радостныя вести», от которых у его сына и калги Бахадур-Гирея «сердце… на место стало». Алчагир потерпел поражение и прибыл в Крым. Его сопровождали десять мирз: братья Алчагира — Саид-Ахмед, Джан-Мухаммед, Шейх-Мамай, сын Алчагира — Урак, дети Саид-Ахмеда — Кель-Мухаммед и Джавгосты, «а оприче того их четыре молодые мурзы, а со всеми ними сто человек» (ПДК, т. 2, с. 291, 292, 297, 306). По словам Мухаммед-Гирея, Алчагир «к нам пришед, в ноги пал и холопом ся назвал, и, бив нам челом, слугами ся учинили» (ПДК, т. 2, с. 297). Растерянный бий выбрал для убежища Бахчисарай, поскольку потерял в борьбе свои улусы или был отрезан от них. «Нынеча есми в безвремянье, юрта своего о(т)стал», — передавал он русскому послу в Крыму через нарочного и просился к нему на аудиенцию, но встретил жесткий отказ («нам до тебя дела нет») (ПДК, т. 2, с. 292).
Однако главной целью приезда в Крым были, разумеется, не стенания перед ханскими придворными и заезжими дипломатами. Алчагир жаждал реванша. Мухаммед-Гирей получил от ногайского предводителя заверения в вечной преданности и «холопстве» и решил было помочь ему установить власть над всей Ногайской Ордой. На восток уже отправился с тридцатитысячной конницей калга Бахадур-Гирей, но с полпути вернулся, так как пойманные в степи языки сообщили вести (как потом выяснилось, ложные), будто ногаи, астраханцы и русские «содиначилися». Против кого — точно не сказали, но на всякий случай калга разорил южную Рязанщину и отошел обратно за Перекоп.