Самое первое упоминание о казаках на Дону содержится, очевидно, в Продолжении Хронографа 1512 г. под 1548 годом, когда путивльцы и севрюки под руководством Михаила Черкашенина и Истомы Извольского основали на Переволоке «острогу» и разбили там отряд азовцев (Мининков 1998, с. 78, 341, 342).
В следующий раз тамошние казаки фигурируют, очевидно, в памяти послу к Шейх-Мамаю И.Б. Федцову в феврале 1549 г. После проведения всех протокольных мероприятий, переговоров и раздачи поминков ему надлежало попросить у бия тайной аудиенции и сообщить кроме прочего, что Иван IV из союзнического долга («для вашие дружбы») «велел казаком своим путимльским и донским крымские улусы воевати» (Посольские 1995, с. 285). Эта мера планировалась царем в знак солидарности с Ногайской Ордой после страшной бойни зимы 1548/49 г., когда Али б. Юсуф был разгромлен Сахиб-Гиреем. Казацкий вопрос для ногайской верхушки оказался очень актуальным. Федцов не застал Шейх-Мамая в живых, и в переписку с Москвой по этому поводу вступил новый бий, Юсуф. На протяжении 1549–1551 гг. он не раз жаловался на бесчинства «казаков и севрюков, которые на Дону сидят», считая их царскими подданными. Те грабили и громили ногайские посольства на Русь и торговые караваны. Казаки базировались в «городах», которые они «на Дону в трех и в четырех местех… поделали». Возглавлял их некий Сары Азман (татарин или ногай, судя по имени). Иван Васильевич оправдывался, что донцы не подчиняются ему, это беглые люди, поселившиеся в степи без его ведома. Он обещал бию казнить разбойников, если удастся их изловить, и предлагал ему поступать так же (см.: НКС, д. 4, л. 9 об.; Посольские 1995, с. 295, 307, 308, 327).
Исследователи, насколько мне известно, тоже пока не смогли обнаружить более ранних сведений о донском казачестве и единодушно признали приведенные выше данные первым упоминанием о нем, причем в литературе отмечалась неискренность царя: на самом деле в его распоряжении имелись средства повлиять на донцов (в этом мы убедимся в дальнейшем). Уже в 1550 г. они участвовали в отражении ногайского набега на Рязанщину и вместе с царскими войсками разбили мирз (см.: Пронштейн 1967, с. 169).
В начале 1550-х годов в документах начинают фигурировать и волжские казаки. По донесению П. Тургенева, весной 1551 г. турецкий посол, перечисляя беды, обрушившиеся на ногаев в последнее время, назвал и казачью экспансию: они-де «у вас Волги оба берега отняли и волю у вас отнели, и ваши улусы воюют» (НКС, д. 4, л. 39 об.). Вольные волжане тоже посягали на ногайские посольства и караваны, и Иван IV пробовал унять их. В январе 1553 г. он сообщал бию, что повелел «свести» их с Волги, а через год Исмаилу было передано, что в присутствии его послов в Москве казнили пойманных казаков. «А которые казаки ныне от нас бегают и хоронятца на Волге», тех царь обещал истребить во время астраханского похода (ИКС, д. 4, л. 159, 209 об.). Последующие события показали, что волжская вольница еще долго отравляла жизнь кочевникам, а русские власти не могли с ней справиться.
На другом краю Дешт-и Кипчака, в Казахстане, Сибири и Средней Азии воцарился мир. Ногайская Орда продолжала оставаться гегемоном региона. В источниках не сохранились сведения о тогдашних отношениях ее с казахами (но из предыдущего изложения мы знаем, что ими правил ногайский ставленник Хакк-Назар), с Сибирским юртом (утвердившиеся там Тайбугиды боялись ногаев и старались держаться от них на почтительном расстоянии). Через степи, как в золотоордынские времена, пролег безопасный путь от Мавераннахра до Волги. По этому маршруту ехали гонцы и торговцы. Исмаил и Касим б. Шейх-Мамай сосватали дочерей за хорезмского и бухарского ханов. С Бухарой активно торговал Юсуф (см.: НКС, д. 4, л. 11 об., 12, 142, 185, 191; Посольские 1995, с. 308). В то же время столица Хорезма, Ургенч, служила приютом для ногайских беженцев, как ранее для изгнанного бия Саид-Ахмеда и его сыновей. Трое братьев Касима обосновались там и угрожали владениям Юсуфа (см.: НКС, д. 4, л. 191 об.).
В правление Юсуфа Ногайская Орда по-прежнему оставалась сильной и влиятельной. Поражение от Крыма не нанесло ей значительного урона, хотя послужило жестоким уроком для мирз. Не в ханстве Гиреев заключалась главная опасность для кочевой империи ногаев. С запада надвигалась могучая Россия. Завоевание ею Казанского юрта нарушило баланс политических сил, сложившийся в Восточной Европе после падения Большой Орды. Астраханское государство все более утрачивало самостоятельность и подпадало под влияние соседей, в 1554 г. там воцарился Дервиш-Али, московская марионетка. Система позднеджучидских Юртов рухнула. Ни в казанской, ни в астраханской кампаниях ногаи не приняли участия, история начинала вершиться без них. Причиной этого послужила не только нерешительность бия Юсуфа, но и сильная оппозиция, которая сформировалась в правом крыле. Нурадин Исмаил, глава крыла, в своей политике стал ориентироваться на Москву и сумел увлечь за собой поволжских мирз — многочисленную и авторитетную группировку мангытской знати. Власть уплывала из рук Юсуфа. Иностранные правители стали сноситься с Исмаилом через голову бия. Казалось, он уже становится первым лицом в степной державе. Это противоречие не имело мирного решения. В середине 1550-х годов в Ногайской Орде разразилась очередная Смута.
Глава 7.Вторая Смута.Правление Исмаила
Посланное на Астрахань московское войско князя Ю.И. Шемякина-Пронского в конце июня 1554 г. подошло к Переволоке и не обнаружило там ни отрядов своего союзника Исмаила, ни гонцов с вестями от него. Не дождавшись ногайской конницы, русские продолжали поход самостоятельно. Что происходило в это время в Ногайской Орде, известно из донесения от посла М. Бровцына, которое было доставлено в столицу 2 июня. Бровцын отбыл к Исмаилу в феврале и благополучно добрался до ставки нурадина, а вот там начались неурядицы. Вопреки ожиданиям Исмаил встретил его враждебно. Посол был ограблен и прождал аудиенции три недели. Исмаил явно охладел к идее совместной с русскими кампании против Астраханского ханства. Теперь его занимали внутренние проблемы.
К тому времени отношения Исмаила со старшим братом, Юсуфом, обострились до предела. Тот не мог простить ему постоянных препон в антимосковских акциях. Дважды срывал Исмаил большие военные экспедиции бия. В среде мирз нарастало возмущение слишком тесной связью второго лица державы с «неверными», завоевателями Казани; это возмущение разделяли и некоторые соратники Исмаила по правому крылу, в том числе второй нурадин, Белек-Пулад.
Когда до Сарайчука донеслась весть, что Исмаил собирается принять участие в завоевании русскими астраханского татарского Юрта, бий не выдержал. Собранные им войска двинулись к Волге. К ним присоединились Белек-Пулад и мирза Атай — старейшина потомков Саид-Ахмед-бия, вернувшихся из Хорезма. Навстречу с отрядами нескольких преданных мирз выступил Исмаил. Хотя Бровцын характеризует эти события как «брань великую», до кровопролития тогда дело не дошло. Войска двух сыновей Мусы стояли напротив друг друга три недели в полной боевой готовности («на конех»). Наконец Юсуф и державший его сторону Касим б. Шейх-Мамай вступили в переговоры. Некие «князья» (видимо, беки племенных элей) уговорили Исмаила явиться к бию. Тот согласился — хотя бы для того, чтобы узнать, чем вызвана такая стремительная и яростная реакция верховного правителя, желая «меж себя виноватого обыскати» (ИКС, д. 4, л. 242 об., 243).
Состоялась ли их встреча и чем закончилась, Бровцын не знал; не знаем этого сейчас и мы. Известно лишь, что в конце 1554 г. стычка все же произошла и Юсуф в ней погиб. Уже в грамоте мирзы Арслана б. Хаджи-Мухаммеда, доставленной в Москву 25 января 1555 г., говорилось: «Дядя мои Исмаил князем учинился… А мы… Юсуфа князя убили, а Исмаила князем учинили» (ИКС, д. 4, л. 263 об.). Причем на сей раз Исмаила поддерживал уже Касим б. Шейх-Мамай — это, думаю, и решило исход конфликта (есть сведения, что Юсуф рассорился также с Касимом[214]). Первое же посольство к царю от нового бия проинформировало о смене власти и перераспределении высших должностей: «Исмаил и иные мурзы… Исупа князя убили и многих мурз побили. И Исмаил князем в Нагаех учинился, и Касай теховатом, а Орослан нурадымом. А Исуфовых досталных детей и племянников всех выгнали» (Летописец 1895, с. 29, 30; Патриаршая 1904, с. 249). Одновременно с этим посольством 1 февраля 1555 г. вернулся из-за Волги гонец С. Тулусупов и рассказал некоторые подробности. Оказывается, Исмаил и Арслан повели конницу на Юсуфа и сражались много дней. «Сперва побивал Юсуф Смаиля и улусы его поймал». Но Исмаил, объединившись с Касимом и прочими мирзами, одолел. Бия и его окружение убили, остальных изгнали. Сеча, видимо, была жестокой: «А людей нагаиских на обе стороны многое множество побито; как и стала Орда Нагайская, такой падежи над ними не бывало» (Летописец 1895, с. 30; Патриаршая 1904, с. 249)[215].
Так в Орде разразилась вторая Смута, которая представляла резкий контраст относительно мирным трем предыдущим десятилетиям, когда у власти находились Саид-Ахмед, Шейх-Мамай и Юсуф. И в те времена случались конфликты, но не было всеобъемлющей распри. Теперь же начался многолетний период вооруженной борьбы. Первый толчок ей, судя по документам, дал Юсуф. Именно он весной-летом 1554 г. выступил против брата, хотя и не решился тогда на сражение. Очевидно, собранные войска не были распущены после этого, и следующий удар нанес уже Исмаил в конце 1554 г. В любом случае начало Смуты нужно датировать 1554 годом. Это следует и из свидетельств ее участников: Исмаил в 1557 г. отмечал, что «многое волненье воинское» продолжается уже «годы три и четыре»; его сын Мухаммед полуторами годами раньше (летом 1556 г.) писал: «Третей год, как на нас и на подворья наши приходила рать» (ИКС, д. 4, л. 363–363 об.). И в том и в другом случае отсчет ведется от 1554 г.