Противостояние различных группировок клана Эдиге в середине XVI в. привело в итоге к расколу державы ногаев. События с такими глобальными последствиями, конечно, привлекали внимание исследователей, сопровождались объяснениями и размышлениями. Первопричину Смуты авторы называли неоднократно, я тоже упоминал ее на этих страницах и согласен с ней. Речь идет об усилении гегемонии Московского царства и одном из проявлений этого процесса — завоевании Казани. Подобная же участь, наметившаяся для Астрахани, означала в перспективе переход всей Волги под власть русских, рассечение степного мусульманского Дешт-и Кипчака надвое, утрату Ногайской Ордой привольных пастбищ Крымской стороны (которую ногаи не теряли надежды когда-нибудь оспорить у Гиреев) (см., например: Иванов 1935, с. 28; Новосельский 1948а, с. 13). Кроме того, в историографии отмечался роковой разнобой в экономической и, как следствие, политической ориентации мирз.
Активизацию пророссийской «партии» можно проследить с середины 1540-х годов, когда из Башкирии в Поволжье прибыл на нурадинство Исмаил. Ордой тогда фактически управлял Шейх-Мамай. Уже при этом грозном ногайском владыке, т. е. еще до «вокняжения» Юсуфа, Исмаил начал вызывать недовольство своими явными политическими предпочтениями в пользу России. В 1587 г. его внук Саид-Ахмед вспоминал: «Дед мои Исмаиль князь, от Ших Мамая мирзы и от Юсуфа князя отстав, пристал ко отцу твоему», т. е. к Ивану Васильевичу (НКС, 1587 г., д. 2, л. 26). Сам Исмаил, уже в период своего бийства, подчеркивал, что союз с царем стоил ему разрыва с родичами и единоверными соседями: «А брат мои старшей взбранил на меня про то, што яз с тобою (Иваном IV. — В.Т.) поусловился»; «Ото всех людей тебя для есми отстал. Изначалные наши четырех царев дети и нашего отечества дети (т. е. потомки Мусы. — В.Т.), братья наши, отстали от меня, потому что яз от тебя не отстал» и т. п. (НКС, д. 4, л. 258 об.; д. 5, л. 128 об.). Аналогичные суждения приводились и высшими мирзами, оказавшимися в лагере Исмаила, — Касимом и Арсланом (см.: НКС, д. 4, л. 260 об., 263).
Выше назывался и в литературе неоднократно анализировался экономический фактор возникновения оппозиции Юсуфу (хотя открытые враждебные действия начал сам бий) — хозяйственная ориентация на российский рынок. Разумеется, какой-либо целостной программы наподобие манифеста или декларации в ногайской среде не могло быть составлено. Однако внешнеполитическая концепция про-московской «партии» четко, пусть и утрированно, изложена в «Казанском летописце». В фантастической сцене отвергания союза с султаном собрание мирз якобы отвечает османским послам на предложение коалиции: «Ты, великий царю салтане… живеши далече от нас, за морем, богат еси и силен и всем еси изобилен, никова же нужа от житейских потреб не обдержит тебе; нам же убогим и скудным — всем (т. е. во всем нуждаемся. — В.Т.). И аще не бы наполнял потребою нашю землю московский царь, то не бы могли жити и ни единаго дни. И за его добро подобает нам всячески помогати ему на казанцев, за их пред ним великие лукавство и неправду» (Сказание 1959, с. 98)[216].
Таким образом, причины Смуты лежали также в экономической плоскости, в привязке части мирз (правого крыла) к российскому рынку. Однако при этом нельзя отрицать и причастность Москвы к сознательному раздуванию распри между Исмаилом и Юсуфом. Выше упоминалось, что при ногайско-русских переговорах о совместных действиях против Астрахани летом 1554 г. разработанный в Москве план предусматривал выступление Исмаила против бия сразу по захвате города. Пребывание М. Бровцына в ставке нурадина показало, что тот не намеревался придерживаться этой диспозиции. Возможно, Исмаил не ожидал, что его все более частые перепалки с братом подтолкнул русских к столь жестокому предложению — мятежу против него. Но тут Юсуф сам двинулся к Волге. Исмаил выступил навстречу и начал переговоры. Русские войска тем временем занимали Астрахань, и на первый взгляд события шли по московскому плану, хотя и в несколько измененном силою обстоятельств виде. Бровцын, вернувшись в столицу, поведал, что первым открытое противостояние начал Юсуф (см. выше).
В летописных же редакциях рассматриваемых событий, тоже со ссылкой на Бровцына, начало конфликта предстает как инициатива Исмаила (и, стало быть, успешный результат дипломатических усилий русского посла): «По цареву и великого князя приказу пошел Исмаил на брата своего Есупа князя» (Книга 1850, с. 73–75, 77; Лебедевская 1965, с. 229; Летописец 1895, с. 18; Патриаршая 1904, с. 235). Эта версия о том, что не бий выступил в поход на зарвавшегося брата, а, наоборот, последний «по указу великого государя, по своему договору, з братом своим Исупом князем завоевался», четко отложилась и в официальных документах Посольского приказа (см., например: PC, д. 49, л. 177 об.).
Точно такая же трактовка утвердилась и в описании решающей схватки конца 1554 г. И русские гонцы, и ногайские послы, и мирзы в своих грамотах уверяли Ивана IV, будто Юсуфа убили по царскому приказу, ревностно исполненному Исмаилом (см.: Книга 1850 с. 85; Летописец 1895, с. 29, 150; НКС, д. 4, л. 263 об.; Патриаршая 1904, с. 249). В это уверовал и сам царь Иван. В 1581 г. он напоминал бию Урусу б. Исмаилу, что «Исмаил князь то учинил, чего нигде не ведет-ца: отстав от родного брата своего от Исупа князя, а нас для, и его убил, а нам способствуя» (НКС, д. 10, л. 20 об.). Следовательно, хотя Иван IV и не брал на себя ответственность за разработку заговора, но признавал его выгодность для своей политики.
Касим б. Шейх-Мамай в уже цитированном послании, доставленном в январе 1555 г., прямо указывал, что роковую для себя свару начал сам бий, вознегодовавший на Касима из-за его связей с Москвой. Шихмамаевичи «заратились» с Юсуфом, который отправился на них в поход (НКС, д. 4, л. 260 об., 261). Судя по данной версии, Юсуф направил конницу на восток. Глава потомства Шейх-Мамая сумел быстро договориться с Исмаилом, и с двух сторон они нанесли решающий удар по противнику. Такая интерпретация кажется предпочтительной. Во-первых, потому, что логично описывает течение событий с лета 1554 г. (когда Юсуф мобилизовал подвластные эли и приготовился к боям с Исмаилом) до зимы, когда эти собранные им силы были разгромлены мятежными мирзами. Во-вторых, влияние и авторитет Ивана IV среди мангытской аристократии все же не были настолько велики, чтобы поднять ее на бунт; если это и можно было бы предположить в отношении Исмаила, то гордый и своенравный Касим наверняка руководствовался собственными политическими интересами, а не инструкциями Москвы, с которой он до того часто враждовал.
Тем не менее результат противостояния отвечал самым заветным желаниям русского правительства. Объективно государственный переворот несомненно сыграл ему на руку: Юсуф был устранен. В ноябре 1555 г. царь направил новым бию, нурадину[217] и кековату свое наградное жалованье — «за то, что Юсуфа князя побили» (Лебедевская 1965, с. 238; Летописец 1895, с. 30; Патриаршая 1904, с. 249). Он благодарил их за создание выгодной для Москвы новой внутренней ситуации в Ногайской Орде, так как Россия теперь избавилась от угрозы кочевого нашествия, к которому то и дело готовился прежний бий. Степнякам стало не до нападений на Русь: в случае окончательной победы Исмаила в Сарайчуке утвердился бы союзник царя; в случае борьбы сторонников Юсуфа и Исмаила Орда оказывалась охваченной междоусобицами, что тоже позволило бы России беспрепятственно осуществлять экспансию в Поволжье[218].
Убийство бия вызвало гнев и негодование у многих мирз, и в первую очередь у его детей. Автоматически вступили в действие законы кровной мести. Перед Исмаилом теперь оказывался не задумчивый, склонный к уговорам и внушению Юсуф, а его озлобленные сыновья. Вместо одного политического оппонента новый бий нажил себе множество злейших врагов. Русский царь с его геополитическими замыслами отодвинулся для Юсуфовичей на задний план, главной задачей стало отмщение. «Прошла кровь у них, Исмаидь отца у них убил», — сообщал Ивану IV старший сын Юсуфа, Юнус, в период самой напряженной борьбы в степях (Книга 1850, с. 114; Лебедевская 1965, с. 258; Патриаршая 1904, с. 285; см. также: Жирмунский 1974, с. 466; ИКС, д. 5, л. 21). Когда начались сражения и взаимное истребление, число кровников в противоборствующих лагерях возросло, охватывая постепенно все большее количество отпрысков клана Эдиге. И теперь экономическая первооснова вражды уже подкреплялась мощным стимулом к борьбе из-за взаимных претензий, ненависти, жажды возмездия за погибших близких.
Круг соратников бия-братоубийцы выявился сразу же после переворота. В конце января 1555 г. в Москву один за другим прибыли два посольства — одно от Исмаила, его старшего сына, Мухаммеда, и сыновей Шейх-Мамая Касима и Вид, другое от Кошумовичей — Арслана, Хасанака, Торгая и Дин-Али. Они известили Ивана IV о смене власти в Орде, предложили установить Дружественные отношения и просили ногайским купцам «дата торг, поволнои на Москве и в Казани, и в Асторохани» (Книга 1850, с. 85, 92, 93; Летописец 1895, с. 29, 46; ИКС, д. 4, л. 255 об., 256; Патриаршая 1904, с. 249). С каждым из новых иерархов — бием Исмаилом, нурадином Арсланом и кековатом Касимом — правительство намеревалось заключить отдельные шертные соглашения о сотрудничестве, в частности о совместных действиях против Крыма (ИКС, д. 4, л. 268, 271 об.) — Посланный с этой целью на восток в марте 1555 г. И.Т. Загрязский добрался до главной кочевой летней ставки в мае и был с почетом принят Исмаилом.
Новые властители ногаев стремились на деле доказать свою заинтересованность в сотрудничестве с царем. Едва получив весть о повторном выступлении русского войска на Астрахань, бий и кековат послали на подмогу свои отряды. Для рассмотрения текста шарт-наме, привезенного Загрязским, Исмаил распорядился созвать мирз и «лучших людей», а главное — Касима и Арслана. Но совет не состоялся. 7 июля поступило известие о разорении сыновьями Юсуфа Сарайчука и их наступлении на бия.