Дин-Ахмед, похоже, в самом деле не обладал дарованиями выдающегося политика и дипломата, и подчинение ему мирз основывалось, во-первых, на традиции — уважении к посту бия и признании авторитета потомства Исмаила; во-вторых, на том обстоятельстве, что Дин-Ахмед оказался правителем наиболее многолюдных элей. Выше цитировались слова Дин-Ахмеда о сосредоточении под его властью собственных кочевых общин, а также бывших подданных его отца и покойного старшего брата. Собирание улусов, рассеянных в ходе Смуты, было политикой, унаследованной от предыдущего «княжения». Свою задачу Дин-Ахмед видел в постепенной концентрации мирз-потомков Мусы вокруг своей ставки. «Отца своего родства братью свою зберу, и нас будет много, — раскрывал он свои планы Ивану IV, прося при этом отправить "в Нагаи" мирз, обретавшихся на Руси. — И то не тебе ли лутчи? Друзей своих умножает, и то тебе же лутчи» (НКС, д. 7, л. 37–38). Одним из стимулов сплачиваться вокруг бия было его умение сохранять добрососедские отношения с Россией и выгораживать тех родичей, которые, не сдержавшись, решались нападать на «украйны» или бесчестить послов[243].
Примирительная политика наталкивалась на самостоятельные интересы и амбиции отдельных аристократов. Единства не ощущалось даже среди сыновей Исмаила. Помимо Динбая и Ураз-Мухаммеда чувствовали себя стесненными и обойденными Ханбай и Хан. Первый, отказываясь участвовать в совместных внешних мероприятиях под руководством бия и нурадина, сообщал в Москву об их намерениях; второй, обладатель собственного двадцатитысячного улусного ополчения, строил свои военные планы в обход старших правителей и заявлял: «А мне до отца своего до Уруса дела нет, и до дяди своего до князя (Дин-Ахмеда. — В.Т.) дела нет» (ИКС, д. 8, л. 61, 61 об., 74). Все говорит о том, что солидарность Больших Ногаев была довольно зыбкой. Многие мирзы прибивались к соседним владениям или «казаковали» в степях, не желая возвращаться за Волгу. К этому располагала и внутренняя обстановка в Орде. Клан Исмаила крепко держался за власть, стремясь устранить любые возможности посягательств на нее со стороны сонма родичей. Собственно, из-за этих противоречий и потерпела крах попытка Дин-Ахмеда консолидировать мирз. К прежним противникам правящей семьи — кровникам-Юсуфовичам — прибавились отпрыски Хаджи-Мухаммеда.
Сначала Кошумовичи жили в согласии, «в единачестве» друг с другом и с главой державы (см.: НКС, д. 7, л. 3 об., 123 об.). Хотя Дин-Али б. Хаджи-Мухаммед по «вокняжении» Дин-Ахмеда сразу был смещен с поста нурадина (Трепавлов 19936, с. 53), на его брата Хасанака было возложено командование левым крылом. Еще в 1577 г. оба они состояли под началом Дин-Ахмеда (НКС, д. 8, л. 53). Однако из предыдущего десятилетия тянулась череда взаимных обид и претензий. Старейшина рода Белек-Пулад б. Хаджи-Мухаммед вернулся из Тюменского улуса в восточный Дешт. Но его сын Зор-Мухаммед остался на нижнем Тереке и плел там заговоры против предводителя Больших Ногаев, переманивая улусы. Кошумовичи долгое время не выказывали явной оппозиции бию и нурадину, довольствуясь кековатским постом и управлением подданными элями.
Однако для замирения с Шихмамаевичами Дин-Ахмед через некоторое время передал командование войсками левого крыла мирзе Аку. Очевидно, это оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения детей Хаджи-Мухаммеда, ныне полностью оттесненных от власти. Назревал конфликт, и в конце правления Дин-Ахмеда этот клан оказался уже за пределами Большой Ногайской Орды. Судя по мимолетному замечанию бия, Кошумовичи стали налаживать сепаратные связи с крымским ханом (НКС, д. 8, л. 35), чего он потерпеть не мог: всякое общение с Бахчисараем возбудило бы в Москве подозрение в антироссийских интригах. Кошумовичи вместе с остатками семьи Юсуфа были изгнаны из Орды. «Брат наш Тенехмат князь, — вспоминал в 1581 г. Урус, — для твоей (Ивана IV. — В.Т.) дружбы и для тебя дяди своего Кошумовых детей и Исуповых княжих детей от себя выгнал, а Бек Булат мирзу[244] в головах и с племянники его и з детми выгнал от себя на поле» (НКС, д. 10, л. 4). Те с частью улусов выехали в «ничейную степь» на правобережье Волги и присоединились к давним скитальцам Шихимовичам, превратившись в угрозу для кочевий нурадина Уруса (НКС, д. 8, л. 45).
Союз с семьей Хаджи-Мухаммеда был принесен в жертву миру с воинственными сыновьями и внуками Шейх-Мамая. Во время Смуты, потеряв своего вожака Касима, большинство их откочевало в Мавераннахр. Там, «в Бухарех» и «в Ташкени», уже существовало старое гнездо оппозиции из обделенных отпрысков Саид-Ахмед-бия. Дин-Ахмед приложил все усилия, чтобы убедить двоюродных братьев, и прежде всего Ака и Бека, в своем расположении, в желании справедливого правления. В 1577 г. восточные ногайские улусы тринадцати «Шихмамаевых детей»[245] вновь заняли свои законные пастбища за Эмбой (БГК, д. 137, л. 356 об.; НКС, д. 8, л. 10 об.). Обрадованный долгожданным пополнением, бий признал полномочия Ака по безраздельному руководству его родичами. На съезде мирз Ак получил должность кековата, а сами Шихмамаевичи избрали своего старейшину «на перевозе мирзою», т. е. контролером переправы через Яик (НКС, д. 8, л. 38 об.). Тот выглядел удовлетворенным, и Дин-Ахмед писал царю, что новый кековат «тебе и мне прямит», просил направлять за Эмбу послов со степенью не ниже боярских сыновей, жаловать восточных мирз так же, как изгнанных им вскоре Кошумовичей (БГК, д. 137, л. 356 об.; НКС, д. 8, л. 38 об., 39, 53 об.).
Семья Шейх-Мамая принимала эти знаки внимания, но в особо тесные контакты с Дин-Ахмедом и Урусом не вступала. Ак и Бек кочевали далеко от главных большеногайских предводителей, и московские посланцы в конце 1570-х годов не могли разузнать о них ничего определенного (см.: НКС, д. 8, л. 12 об.).
Со времен нурадинства Исмаила его клан пытался опираться на поволжскую группировку мирз. В период правления Дин-Ахмеда вдоль левого берега кочевал Урус, Кошумовичи и дети Мухаммеда б. Исмаила, Саид-Ахмед с Кучуком. При возведении Дин-Ахмеда на бийство съезд знати постановил: Саид-Ахмеду находиться «в сторожех» (ИКС, д. 7, л. 129), т. е. возглавлять оборону западных границ Ногайской Орды, занимая вторую по значимости должность в правом крыле после нурадина. В ту пору мирза, наверное, был еще подростком, и пост принадлежал ему формально, а держал оборону Урус. Об этом свидетельствует приведенная выше информация бия о том, что улусы Мухаммеда б. Исмаила достались ему, Дин-Ахмеду. Это было возможно только при неспособности детей покойного Мухаммеда самостоятельно управлять унаследованными подданными.
Но со временем Саид-Ахмед и Кучук возмужали, и Дин-Ахмеду пришлось вернуть им отцовские эли. Братья Мухаммедовичи имели под началом двадцатитысячную конницу и честно стояли «зиме и лете на Волге на караулстве», перемещаясь по сезонным пастбищам от низовьев Волги до окрестностей Казани (НКС, д. 8, л. 64 об., 65 об., 66, 68 об,). Многочисленность подданных улусников позволяла им почувствовать свою силу и значимость. «И о кою пору мы были молоды, — сообщал Кучук царю Ивану, — и те люди были у Тинехмата и у Уруса, а ныне те люди все у нас» в полном распоряжении; и если, дескать, царь захочет воевать Литву, немцев, Малых Ногаев или Крым, то может полагаться на помощь братьев: «И яз, государь, з дватцатью тысячью людми готов» (НКС, д. 8, л. 68–68 об.; то же см. в грамоте Саид-Ахмеда: НКС, д. 8, л. 64 об,). «Жалованье» из Москвы они просили себе такое же, как и нурадину Урусу, считая себя не менее могущественными и полезными для России, чем он (НКС, д. 8, л. 66). Едва окрепнув, они стали обещать Ивану IV не допускать набегов на Русь не только самовольных рядовых вояк, но и собственных правителей («И будет Тинехмата князя и Урус мирзы… пойдут на государеву украину, и им (Саид-Ахмеду и Кучуку. — В.Т.) их через Волгу не перепущати и их побивати» — НКС, д. 8, л. 17, 64 об.).
Ни миролюбивый Дин-Ахмед, ни тем более вспыльчивый Урус не желали терпеть на стратегически важном направлении подобные ростки сепаратизма. В 1575 или 1576 г. произошел разрыв между бием и нурадином, с одной стороны, и их двумя племянниками — с другой. Мухаммедовичи перебрались за Волгу, решив подчиниться крымскому хану. Западные рубежи Больших Ногаев оголились. В условиях, когда по приволжским просторам рыскали отряды мирз-«казаков», которые только и ждали ослабления береговой обороны, это было смертельно опасным. Дин-Ахмед срочно отправился в стойбище Саид-Ахмеда. Удалось заключить шарт-наме о том, что отношение бия к мирзе «в сторожех» будет соответствовать роли последнего в военной структуре Орды: бий будет просить русского царя направлять к Саид-Ахмеду и Урусу одинаковое «жалованье» и послов одинакового ранга[246]; оказывать почести Саид-Ахмеду бий обязался «свыше детей своих». Мирзы вернулись на левый берег, но пригрозили, что в случае нарушения этого шертного договора они все-таки отъедут в Крым (БГК, д. 137, л. 356, 356 об.).
Тут уже возмутился Урус. Грозный нурадин не мог вынести присутствия автономных правителей во вверенном ему правом крыле. Под его предводительством пребывало и без того достаточно улусов, главы которых были преданы лично ему и не хотели подчиняться вышестоящему Дин-Ахмеду (см., например: НКС, д. 8, л. 3, 3 об.). Тот закрывал на это глаза, доверившись способности брата держать в узде мирз-Едигеевичей и предводителей племенных общин. Огромная власть и послушная конница давали Урусу возможность для проведения сепаратной политики, но явных расхождений с Дин-Ахмедом до конца 1570-х годов у него не наблюдалось. Еще в 1576 г. ногайские послы утверждали в Москве, будто «государи их, Тинехмат князь и Урус мирза, ото всех царей отстали, а пристали ко государю (московскому. — В.Т.) и неотступны будут и до своего живота» (БГК, д. 137, л. 349 об.).