Крымские ногаи продолжали расселяться к северу от Перекопского перешейка (отчего они иногда звались заперекопскими — КК, д. 14, л. 5 об.), «на Овечьих водах и в верхех Самарских и по Калмиюсу», «в верхех Самарских и по Миюсу, и на Овечьих водах» (КК, д. 15, л. 168 об., 171; СГГД, ч. 2, с. 126). Ногайский улус считался особой частью ханства, что отражалось в официальной документации (см., например, шертную запись посла Ахмед-паши-бека Сулешева на посольском съезде в Ливнах 9 ноября 1593 г.: обязательства даются «за государя своего Казы Гирея царя и калгу Фети Гирея царевича, и за все царевичи, и за весь Крым, и за Арасланаев улус Дивеева» — Лашков 1891, с. 35)[271]. Для обозначения населения этого улуса стало употребляться словосочетание «бесчисленные (сансыз) ногаи» (Лашков 1891, с. 47), которое в следующем столетии вошло в ханский титул (см., например: КК, 1629 г., д. 14, л. 16).
Родо-племенной состав крымских ногаев неизвестен; нет сведений, что во второй половине XVI в. у них сохранялось деление на эли (за единственным исключением упомянутых выше кипчаков Тягриберди). Сам способ обозначения их улуса именем верховного бека говорит об угасании такого деления и о выдвижении на первый план родоначальника определенной ветви мирз. О том же свидетельствует информация Саид-Мухаммеда Ризы о составе девяти ногайских «племен, происходящих от Идику», которые поддерживали в 1580-х годах Саадет-Гирея, — мансур, урак, мамай, касай, ормамбет, токуз, едиджек улы, джамболук, едисан (Смирнов В. 1887, с. 443; Précis 1833, р. 380)[272].
Данные о численности крымских ногаев можно получить из сведений о размерах их ополчения. При подготовке похода на Астрахань в 1569 г. султан приказал Девлет-Гирею собрать всю его восьмидесятитысячную армию и добавить к ней тридцать тысяч ногаев. Г.Д. Бурдей резонно предположил, что подразумевались те ногаи, которые проживали в государстве Девлет-Гирея или зависели от него (Бурдей 1962, с. 7), т. е. не Большие Ногаи. Авангард мирзы Тягриберди на Молодях в 1572 г. насчитывал двадцать тысяч всадников (Разрядная 1975, с. 199), и при этом неизвестно, скольких вел с собою Дивей. Во время борьбы Саадет-Гирея с Ислам-Гиреем бек Есеней б. Дивей предводительствовал пятнадцатью тысячами своих воинов (КК, д. 16, л. 2). После стабилизации обстановки в ханстве при хане Гази-Гирее гонцы в 1591 г. рассказывали, что «Арасланаевых улусов збираетца до семинатцати тысеч» (КК, д. 19, л. 107 об.). Таким образом, численность ногайского ополчения колебалась от пятнадцати до тридцати тысяч воинов, т. е. от семидесяти пяти до ста пятидесяти тысяч человек населения в целом.
Во второй половине XVI в. ногайские улусы Крыма пополнялись главным образом выходцами из-за Волги. Новоселы несли с собой традиционные недоверие и враждебность к Гиреям. К концу столетия такие настроения, случалось, преобладали среди жителей заперекопских степей. Из Юрта доходили вести, что «нагаиские люди царю и царевичем не верят, а царь и царевичи нагаем не верят» (1576 г.); «нагаи царя не добре слушают» (1578 г.) (КК, д. 14, л. 299; д. 15, л. 168 об.). В своих стойбищах они нелицеприятно обсуждали политику Бахчисарая и планы замены ханов-неудачников (к примеру, Гази-Гирей «промышлять не умел, только многих людей потерял и рать всю погубил» — цит. по: Загоровский 1991, с. 214).
Гиреи платили кочевникам той же монетой. Они опасались степняков, хотя и полагались на них в военных предприятиях. В 1570 г. из владений Дин-Ахмеда выехали «в Крым на царево имя» около тысячи улусников. «И царь… им не поверил, а велел их роздати за Перекопью по всем улусом по крымским и по нагаиским» (КК, д. 14, л. 7 об.). В целом кочевники имели основания для недовольства правящим режимом: ногаев всегда снаряжали в авангардные бои, чреватые наиболее крупными потерями, для государственных нужд у них то и дело реквизировали подводы и скот, ограничивали в передвижениях и, случалось, отнимали пастбища (Новосельский 1948а, с. 28). Возмущение ногаев нарастало пропорционально их численности.
Отношения Больших Ногаев с Малыми претерпели непростую эволюцию. Пока был жив основатель Малой Орды Гази б. Урак, правители обоих Юртов видели друг в друге непримиримых врагов. И лишь после гибели Гази в 1576 г. наметилось некоторое потепление. Москва и здесь попробовала захватить инициативу и выступила с идеей сближения ногайских Орд. Иван IV предложил Дин-Ахмеду сослаться с братьями покойного Гази и Юсуфовичами, обретавшимися на Северо-Западном Кавказе, «чтоб с вами были вместе, чтоб ваша Орда людми полнилась, чтоб нашим недрузем и вашим было страшнее» (БГК, д. 137, л. 366 об., 367).
Сближение действительно произошло, но позднее и не под русским, а скорее под крымско-турецким патронажем и на антироссийской основе. В первой половине 1580-х годов, когда бий Урус был настроен резко против России, Большие и Малые Ногаи нередко ходили в походы вместе друг с другом и с крымцами. О тех временах на Руси вспоминали, что врагами были «турской салтан и крымской царь, и Большие Орды нагаи заволжские, и Казыев улус, и кабардинские черкасы, и горские кумытцкие люди, сложась заодин, безпрестани на государеву землю приходили войною и к городам (приступали), и царского величества рати все были против их» (ПДПЛ, т. 4, с. 151).
В литературе уже давно бытует мнение о складывании коалиции двух Орд, действовавшей против Московского государства (см., например: Очерки 19556, с. 476). То время отмечено неоднократными совместными вторжениями большеногайских и малоногайских мирз на русское пограничье.
Но отношение биев Дин-Ахмеда и Уруса к казыевцам было все же далеко от приязни и искренней солидарности. Дело в том, что Малая Орда служила одним из основных пунктов откочевки. Недовольные своими биями, мирзы Большой Орды уходили не только в Крым, но и к Малым Ногаям, и там, следовательно, концентрировалась оппозиция биям. Урус ничего не имел против того, чтобы его сородичи вместе с братьями и сыновьями Гази нападали на Русь. Но его не устраивал уход к ним его подданных. Поэтому между Ордами случались и военные столкновения. В одном из них попал в плен малоногайский бий Якшисаат (Московский 1978, с. 233), в другом был убит сам Урус. Несколько лет после этого прошли в сражениях: заволжская знать мстила за своего государя (хотя некоторые заволжские мирзы по-прежнему присоединялись к казыевцам в набегах).
Лишь в 1596 г. пришли вести, что «Болшие Ногаи с Казыевым улусом помирились» на той же привычной основе: «Хотят идти на весну на государеву украину» (КК, 1596 г., д. 1, л. 2). А в 1598 или 1599 (7107) г. нурадин Иштерек нанес визит главе Малой Орды Баран-Гази б. Саид-Ахмеду и убеждал его шертовать московскому царю (Акты 1918, с. 123; НКС, 1604 г., д. 3, л. 136).
Связи Больших Ногаев с княжествами горцев Северного Кавказа были давними, но не особенно тесными. Из-за значительной удаленности они до 1580-х годов не поддерживали постоянных контактов между собой. Стороны обычно ограничивались общепринятыми знаками дружбы наподобие женитьбы детей. Дочь кабардинского князя Малхуруб вышла за Дин-Ахмеда, дочь шамхала Тавлу-бегим — за Уруса (НКС, д. 8, л. 233). В Тюменском владении находили приют мирзы-оппозиционеры со времен Смуты середины XVI в. В Сарайчуке не забывали этого, и еще в 1577 г. нурадин Урус собирался воевать княжество на нижнем Тереке и громить осевших там противников. Сражения с «Тюменью шевкальской» происходили в конце 1570-х годов (НКС, д. 8, л. 35, 53 об., 54, 253, 253 об.).
На протяжении следующего десятилетия продолжалось постепенное освоение заволжскими кочевниками Крымской стороны. В поисках пастбищ ногаи распространяли маршруты своих сезонных передвижений до Северо-Восточного Кавказа. Будущая Ногайская степь в Дагестане тогда, очевидно, впервые была включена в ежегодный кочевой цикл. «А наши улусы конец зимует на реке на Куме, а другой конец зимует на реке на Сыре (Сырдарье. — В.Т.), а меж ими три месяцы дороги. А те люди все Урусу князю приклонны (т. е. входят в Большую Ногайскую Орду. — В.Т.)», — писал царю Федору Ивановичу мирза Хан б. Урус — кстати, сын шамхальской дочери Тавлу-бегим[273]. В дальнейшем Большие Ногаи сотрудничали с владетелями Северного Кавказа в борьбе против Казыева улуса или воевали с ними по приказанию из Москвы в составе русской армии (см.: НКС, 1586 г д. 13, л. 2,3; ПДП, т. 1, с. 267).
Связи Большой Ногайской Орды с восточными соседями (казахами, калмыками, сибирскими татарами, узбеками) развивались в соответствии с прогрессирующим ее ослаблением и тенденцией к распаду. Наиболее активной группировкой мирз на востоке Орды были потомки Шейх-Мамая, которые издавна кочевали по Эмбе и за Эмбой, в левом крыле ногайской державы. Однако в конце XVI в. они редко и неохотно общались с Москвой, поэтому у нас мало сведений о политике ногаев в той части Дешт-и Кипчака. Интересы биев сосредоточивались главным образом на западе, и русская дипломатическая документация очень лаконична в вопросах тогдашних контактов ногаев с населением Казахстана, Западной Сибири и Средней Азии. Между тем на востоке ощущали угасание могущества «бесчисленных ногаев». И одним из неоспоримых доказательств этого угасания была утрата ими контроля над Башкирией.
Основная масса ногаев оставила ее в 1570-х годах, когда в бывшее башкирское наместничество Ногайской Орды вошли стрельцы, а в центре удела Имэн-кале (отныне — Уфе) демонстративно утвердился русский воевода с гарнизоном[274]. Однако пост наместника Башкирии оставался в номенклатуре Орды. До 1578 г., до того как заступил на нурадинство, его занимал Динбай б. Исмаил, затем его племянник Саид-Ахмед б. Мухаммед. Когда и он стал нурадином, его место занял, очевидно, Канай б. Динбай (см.: НКС, д. 9, л. 46; д. 10, л. 131 об.; Трепавлов 1997в, с. 26). Ставка наместника теперь располагалась где-то на Эмбе (НКС, д. 10, л. 131 об.), подальше от стрелецкого гарнизона Уфы, и ногаи были вынуждены «ежегод» снаряжать военные экспедиции на север для сбора традиционного ясака.