Тот обратился к Кучуму с увещеванием: «Слышали есмя, что вы взяли землю Авлия мирзийу (Аулии б. Ака б. Шейх-Мамая. — В.Т.)… А годное было то, чтоб вам, помиряся, да у кафыреи ("неверных", т. е. русских. — В.Т.) землю свою поимати. А толко по тому не станете делать, и кафыри вас осилеют и обезчествуют. А толко нас похотети себе братственно имети, и вы б с ним (Аулией. — В.Т.) помиряся, и землю ему отдал, и потом бы так не делати» (РГАДА, ф. 131, oп. 1, 1598 г., д. 1, л. 3). В другом письме Абдулла объяснял свое неучастие в вооруженной борьбе сибиряков («А что еси просил у нас рати, и мы в те поры были в воине, для того и не послали…» — РГАДА, ф. 109, оп. 2, д. 2, л. 1), но на самом деле он давно уже разочаровался в вассале-неудачнике и не видел пользы в помощи ему[278]. Воевать с далекой Россией не входило в планы Абдуллы, поэтому Кучум остался один на один с царскими войсками.
В августе 1598 г. в сражении с воеводами на Оби хан в очередной раз потерпел поражение и спасся бегством. Сначала он явился во владения, по одним сведениям, калмыков, по другим — казахов. А затем решил искать убежище у Больших Ногаев. Там уже обосновались его сыновья — Али, женатый на дочери Дин-Ахмеда, и Канай, зять Уруса. Однако мирзы не пожелали содержать у себя человека со столь громкой репутацией воителя с русскими и во избежание недовольства Москвы убили его[279].
Своеобразным посредничеством бухарского монарха в примирении Кучума с мирзами не ограничивались связи Большой Ногайской Орды с узбекскими владениями. В Бухарское ханство и Хорезм с давних пор откочевывали мангытские аристократы, недовольные положением дел на родине, политикой очередного бия. В 1560–1580-х годах уводили на юг свои улусы Ак б. Шейх-Мамай с родичами, два сына Исмаила и прочие (БГК, д. 137, л. 356 об.; НКС, д. 8, л. 10 об., 371 об.). Эмигрантские настроения воцарялись в среде кочевников всякий раз, когда возникала угроза внешнего вторжения. Тогда они собирались уходить в Мавераннахр или к казыевцам — «а так де нам не прожить» (НКС, 1586 г., д. 1, л. 21). По некоторым сведениям, после уничтожения казаками Сарайчука в 1581 г. его жители переселились в Хорезм («Хиву») (О развалинах 1867, с. 4). Иногда символом исхода в Среднюю Азию служило выражение «к Сыру» (Сырдарье), «за Сыр». Эта река обозначала рубеж одного из кочевых циклов (см. выше), и ее берега еще со времен Мусы были освоены ногаями.
Распространенным способом поддержки межгосударственных и междинастических связей были браки. За Абдуллу и бухарских царевичей выдавали дочерей и сестер Исмаил, Урус, Ак б. Шейх-Мамай, Мухаммед б. Исмаил, его сын Саид-Ахмед, Ураз-Мухаммед б. Дин-Ахмед; за хорезмских правителей — Саид-Ахмед и Ураз-Мухаммед, а также нурадины Дин-Али б. Хаджи-Мухаммед и Динбай б. Исмаил (ИКС, д. 7, л. 127, 128; д. 8, л. 52 об., 54, 56, 66 об., 238 366 об., 373 об.; д. 9, л. 47, 86 об.; д. 10, л. 11 об., 133 об.; 1586 г., д. 1, л. 81; 1587 г., д. 2, л. 29).
В иерархии династий и элей мангыты имели прерогативу отправки жен Шейбанидам (т. е. узбекским Шибанидам). Женитьба же потомков Эдиге на среднеазиатских избранницах почти не практиковалась. В источниках второй половины XVI в. отмечен лишь один подобный случай, когда мирза Кучук б. Мухаммед в 1578 г. был удостоен руки дочери хана Абдуллы (НКС, д. 8, л. 253 об.). Брать жен из Ногайской Орды было в обычае у тюркских государей, они даже получили особое название: «Всех своих жен, взятых из мангытских принцесс, правители называют бийим (биким, бегим, бике)» (Абу-л-Гази 1906, с. 188; Aboul-Ghazi 1871, р. 213).
Раздоры то и дело вспыхивали в узбекских ханствах и уделах династии Шейбанидов. Крупные города завоевывались разными ханами и царевичами, переходили из рук в руки. На протяжении второй половины XVI в. постепенно все больше стала доминировать Бухара. В 1557 г. ее занял Абдулла. В 1561 г. он провозгласил ханом своего отца Искандера б. Джанибека и до его смерти (1583 г.) управлял государством от его имени. Затем он сам сел на бухарский престол, на котором оставался до 1598 г. В те же годы хорезмская ветвь Шейбанидов пыталась сплотить под своей властью окрестные области, включая туркмен Мангышлака. Ногаи старались поддерживать дружественные контакты с обоими ханствами. В семьи бухарского Абдуллы и хорезмского (затем ташкентского) Бабы б. Барака сосватали мангыток.
Эти монархи до поры до времени тоже не видели причин ссориться с северными кочевниками и рассматривали их скорее как потенциально союзную силу. Расположение ханов проявилось, в частности, в готовности предоставить ногаям уделы в своих землях. В 1579 г. об этом упомянул Ураз-Мухаммед: «Что был бохарскои царь для отца моего Тенехмата князя правды пожаловал был, дал ему город. После отца моего и ныне меня тем городом пожаловал. Которой город отцу моему ташкинскои царь Бобасалтан сулил, и тем городом ныне меня пожаловал» (НКС, д. 9, л. 41 об.–42). В отношении узбекско-ногайских связей среднеазиатские источники очень немногословны, и об этих пожалованиях сведений в них нет. Тем не менее некоторые основания для получения уделов ногаями могли найтись. В начале XV в. Хорезмом владел Эдиге, а затем его сыновья; в середине того же столетия Узгенд на Сырдарье был отдан ханом Абу-л-Хайром в управление бию Ваккасу б. Нур ад-Дину; мангыты, мигрировавшие вместе с Мухаммедом Шейбани в начале XVI в., закрепились в районе города Карши.
Контакты Большой Ногайской Орды с Ташкентом и Хорезмом (с начала XVII в. — Хивинским ханством) оказались эпизодическими, хотя в целом и дружелюбными. Они сводились к обмену благожелательными посольствами, редким бракам, торговле. Основные же интересы ногаев в регионе были связаны с Бухарой. Традиционная торговля с ней и посредничество их в ее торговле с Россией вызывали существенную зависимость ногайской экономики от среднеазиатской экономической конъюнктуры и политических коллизий. Стоило хану Абдулле в 1586 г. запретить отправку караванов в Дешт-и Кипчак, как сразу «нагаи… стали наги» (т. е. прекратился подвоз текстиля) (НКС, 1586 г., д. 1, л. 21).
В переписке мирз и биев с Москвой просматривается явное преувеличение их статуса по сравнению с повелителем Мавераннахра. Сам Абдулла оценивал ранг ногайских предводителей не слишком высоко. В цитированном выше письме Кучуму одним из условий «братства» (равенства) с сибирским ханом он выдвигал требование признания адресатом мирзы Аулии б. Ака «себе за меншово брата место»; а Аулие бухарский государь направил особую депешу, «ярлык свои с наукою» как к младшему и подчиненному (РГАДА, ф. 131, on. 1, 1598 г., д. 1, л. 4, 5). В ногайских же посланиях на имя московского царя отношения с Мавераннахром предстают в совершенно ином, искаженном свете. «Яз… з бухарским царем в братстве учинился», — писал в 1579 г. нурадин Динбай (НКС, д. 9, л. 94).
Урус пошел еще дальше. Надеясь на слабую информированность русской стороны о деталях международных отношений в Деште, он осмелился представить Абдуллу как своего данника. «А яз отца своего и брата своего свыше учинился, потому что отец мои и брат з бухарсково и с тошкенсково дани не имывали, а ко мне ныне Абдулла царь бухарской присылает по сту тысеч бухарских денег»[280],— хвастался бий перед Иваном IV в 1581 г. И добавлял, разоблачая мотивы своего блефа: «Чтоб еси отца моего и брата моего свое жалованье свыше прислал» (НКС, д. 10, л. 87 об.–88).
В начале 1580-х годов разразились финальные сражения между старыми оппонентами — Абдуллой и Бабой б. Бараком. Ногаи оказались замешанными в этой борьбе и чуть было не нажили себе врага в лице бухарского хана. В мае 1582 г. Баба бежал к ним в поисках убежища. Войско, посланное Абдуллой в погоню, не смогло его настичь. О том, что произошло в Большой Орде, рассказывает Хафиз-и Таныш. Мангытские правители приняли беглеца гостеприимно, устроив ему торжественный прием. Вскоре один из родичей и спутников Бабы стал склонять его к заговору: предложил пригласить всю ногайскую верхушку на пир, там перебить, мол, «и за несколько дней овладеем этими странами». Об этих намерениях тут же стало известно через доносчиков ногайским предводителям — «султану» (видимо, бию Урусу) и «Töpä — начальнику войск» (видимо, нурадину Динбаю). На спешно созванном съезде было решено срочно переманить в свои улусы тех воинов Бабы, что имели родственников в Ногайской Орде, а затем схватить интригана и вместе с его злокозненными советниками выдать Абдулле. Ногаи разбрелись по узбекскому лагерю, разыскивая родичей[281]. От одного из них Баба узнал о решении съезда и, придя в ужас, бросился прочь из стойбища. После скитаний по Дешту он погиб в августе 1582 г. в бою с казахским ханом Таваккулом, союзником Абдуллы (Хафиз-и Таныш 1969, с. 276, 282, 283, 299, 306, 307, 310; Хафиз-и Таныш 1989, с. 225).
Хотя обстоятельства не позволили Большим Ногаям оказаться в лагере противников бухарского хана, особой теплоты в отношениях между ними в 1580–1590-х годах не заметно, союзниками они тоже не стали. Усилия Порты сколотить антииранскую коалицию, включающую Абдуллу и Уруса, оказались тщетными[282]. Ни тот ни другой не проявили тяготения к взаимной координации политики. Более того, власти Большой Ногайской Орды пытались не допустить развития отношений между Бухарой и Москвой. Для этого ими была избрана тактика, уже примененная к Гиреям, когда ногаи уверили их, будто союз Крыма с казахами опасен из-за планов Хакк-Назара в будущем напасть на Крымское ханство. До заволжских улусов могли дойти и какие-то искаженные слухи о якобы готовящемся антиногайском союзе русских и узбеков. Около 1584 г. мирза Кучук б. Мухаммед известил царя Федора Ивановича, что ему известно о посольствах бухарского хана в Москву и о его советах царю изгнать с Волги Исмаиловых детей. На самом же деле, уверял Кучук, Абдулла сам хочет завладеть Волгой и Яиком «и Янибеков царев юрт Сараичик взяти, и мусулманство прославить. А после тово хотят и твои юрт взять… А как завладев Волг