История новоевропейской философии — страница 107 из 117

Есть те области явлений, которые он просто не исследует. То, что существует четыре вида взаимодействия, скажемНу, вот, ученым доводилось встречаться только с четырьмя видами взаимодействия, они не могут же сказать, что других не существует. Они могут только сказать, что нам доводилось….

Ну, правы, абсолютно вы правы, так вот именно поэтому учёный и не говорит обо всех этих загадочных взаимодействиях, потому что он их и не встречал.

— Но сейчас, мне кажется, это настолько, действительно, серьёзно

Да это всегда было серьёзно. Это раньше было ещё серьёзней, уверяю вас.

— Учёные должны начатьВедь, такие исследования ведутся периодически.

Да мы тут Америку не открываем. Всё это было давно уже. Чем дальше мы уходим вглубь истории, так сказать, тем больше мы видим примеров. Раньше вообще существовали, ведь это же известно, загадочные существа: тролли, гномы. То есть люди. даже сейчас, когда мы мыслим о прошлом, нам кажется, будто они там действительно были. Вот, трудно отделаться от впечатления, что они, когда‑то там существовали. Это говорит о том, что действительно те времена были пронизаны почти всеобщей верой в подобного рода сверхъестественные явление, в чудеса. Сейчас она меньше как раз, и то что. Понимаете, бывают парадоксы культурологические. То, что все время, допустим, призывают, вот Вы, не всё время… но вот, Вы, допустим, призываете, что науку надо на это запустить — это как раз говорит о скепсисе, а не. как ни странно. О том, что совсем уже развеивается вера в существование этих явлений. Потому что если бы мы действительно (или Вы) верили, то тогда нам не нужна была бы никакая наука. А там где появляется наука, то вот наука появилась, требуем науку, исследуем эти феномены. И вот не можем никак поймать тех людей, которые нам всё это покажут. И в результате, чем больше мы требуем привлечения науки, тем более мы разувериваемся в этом, вот в чём дело. Так что.

— При этом, несмотря на развитие медицины, большинство объявлений в газетах… — ««приворожу», ««сниму порчу и сглаз», то есть

Вы считаете это позитивным?

— Нет, просто это не надо на это закрывать глаза …

Так это дело культурологов.

— И большинство наших людей предпочитают пойти и полечиться от ««сглаза».

Не знаю таких людей, честно говоря. Но, по крайней мере..

— Я заходил однажды в кабинет к какому — ото принимающему магу…. Там очередь, в общемя такую очередь и не видел никогда. А стоит прием не меньше, чем в хорошем медицинском учреждении. Это говорит о том, что.

Это говорит о том, что их очень мало — этих магов, понимаете, а Вы говорите, что это всеобщее явление. Так что, если бы их было много, то наверняка таких очередей огромных не стояло — всем бы хватило.

— А хороших врачей не больше. Хороших профессоров не больше… Вот как я столкнулся с этой проблемойВообще есть в Москве определённое количество профессоров, которые стоят выше всех других профессоров. Их по пальцам перечесть — в каждой областиНу, что с этим поделаешь? А бабок среднего уровня — они в каждой деревни по нескольку штук.

Общество конечно пронизано мифами всякими. Вот насколько, вот я не раз уже и мы с вами не раз уже обсуждали… Чтобы понять насколько мифологизировано наше общество, достаточно вот такой косвенный критерий использовать. Провести исследование, сколько людей считает, что вот, допустим двухтысячный год — это начало нового тысячелетия. И я думаю, большинство окажется и вот по телевизору без конца говорят, что вот там столько‑то лет до конца тысячелетия. Ведь, это о чём говорит. Не то что даже, не рефлексируют, но они просто об этом не думают. Нельзя заставить их об этом думать. Они в мифологизированном каком‑то сознании живут. Вот эта же, казалось бы, такая очевидная вещь, и то здесь предрассудки возникают. Вот эта магия круглой цифры. Она заставляет людей считать, что это начало чего‑то, так? Даже если к такой вещи, которая абсолютно ясна, которую легко проверить, все равно, что сосчитать до трёх, возникают аберрации такие вот сознания, то что уж говорить о других вещах. Просто так устроена..

— Давайте коснемся промежуточной области — гомеопатии.

Да.

— Во всех цивилизованных странах сильнейшиев Германии (в Германии, после Канта и Гегеля(!)) — сильнейшая школа гомеопатии. В Австрии сильная школа гомеопатии. У нас этим занимаются. А гомеопатия — это в общем‑то мистика: там такие разведения, что вроде бы ни одной молекулы не остаетсяНо это же надо исследовать, мне кажется, — такие вещи.

Ну, я могу Вам сказать, что такое гомеопатия, и почему традиционные врачи к ней хорошо относятся. Потому что это просто психотерапия, вот и всё. Всё это объясняется очень просто. Это обычное психотерапевтическое лечение. Знаете, такие опыты проводились.

— Объяснение у Вас действительно простоено недостаточное.

Может быть. а я ведь, не утверждаю. Я ведь к тому же. Вы говорите и учёные не осмеливаются утверждать, а я ведь даже и не учённый, в физическом смысле, по крайней мере. Поэтому, тем более я не буду утверждать. Конечно, метафизически возможно, что всё это есть. Метафизически. Но с другой стороны у нас не никаких оснований верить в это, пока мы с этим не столкнёмся. Если столкнёмся, тогда можем верить, а абстрактно это, разумеется. всё возможно. Нет сомнений.

— Если человек, даже очень умный (как Паскаль), с этим сталкивается, все говорят: нухороший был ученыйно с ума сошел.

Ну, вот видите, вот видите, вот в том то и дело. Значит всё‑таки, большинство считает, что этого нет. И главное что оно оправданно это считает, потому что мы должны доверять, либо опыту, либо априорным умозаключениям. Априори нельзя доказать что это невозможно, но нельзя доказать что это существует (что возможно — можно, а вот то что существует, доказать это нельзя). А поскольку у нас нет опыта, то и апостериори тоже нельзя.

Ладно, ещё пару слов успею сказать о критике космологии. В этом разделе, собственно критическая часть‑то менее заметна, но между тем именно этот раздел, пожалуй, наиболее знаменитый во всей «Диалектике», а может и во всей «Критике чистого разума». Дело в том, что здесь Кант вводит понятие антиномии, которое всем хорошо известно именно с кантовской подачи. Если вы спросите: встречался ли термин антиномия вообще в философии с незапамятных времён, с античных времен, точнее говоря, и в частности, в философии XVIII века, то ответ совершенно прост — нет, не встречался. Точнее говоря, один раз, вроде, он встречался в рукописях, отыскали всё‑таки его, один раз (этот термин) в рукописях Баумгартена. Но, эти рукописи не были опубликованы, и поэтому термин абсолютно не был в хождении. А вот Кант ввёл его. Он настолько ново звучал для слушателей Канта, что они даже его неправильно записывали. Вот, вроде меня на прошлом занятии: писали не антиномия, а антимония. И забавно, что в русский язык это слово вошло вот в таком неправильном написании: «разводить антимонии». да? © Мне попадались записи лекций кантовских студентов, ну, естественно опубликованные, но там сохранено написание оригинала — там именно записано: антимония. Непривычное для уха слово. Так вот. Гегель восхищался этим разделом, считал, что вот, Кант новооткрыл диалектику, большое ему за это спасибо.

Антиномия, по Канту, это столкновение или противоречие законов чистого разума, как он говорит. Антиномия, во — первых, должна быть отличена от столкновения мнений, заметьте. Это не то же самое. Столкновение мнений похоже на базарную ругань, вот вы приходите на выставку: «Мне нравиться картина». «Нет, дрянь» — вот вы противоречите друг другу. Это противоречие — не антиномия. И надо отличать от апории, апория — это неразрешимое противоречие. Апория — по — гречески, — непроходимое место. Антиномия — это такое противоречие, которое можно разрешить, по Канту. Правда, это акцидентальный признак антиномии, то есть, в принципе, могло бы быть так, что и нельзя. Но, так уж получается, что можно.

В чём отличие такого, базарного столкновения мнений от антиномии? В том, что когда мы говорим: «это хорошо», «это плохо», то мы не можем обычно доказать строго свою позицию. Вот если бы вы и я могли абсолютно достоверно доказать и «А» и «не А» в нашем столкновении, то тогда бы имела место антиномия. То есть, столкновение законов разума подразумевает столкновение доказанных принципов. Отсюда и опасность антиномии для разума. Почему? Потому, что если они не разрешимы, то разум разрушает сам себя, ведь противоречия — это страшная угроза для мышления. Всякое мышление основано на законе тождества, уверен Кант, а противоречие его разъедает и разваливает. Таким образом, рассуждая об антиномии, мы находимся на грани скептицизма. Поэтому кстати, Кант называет процедуры, с помощью которых мы исследуем антиномии — скептическим методом; показывая, однако, что скептический метод не равнозначен скептицизму.

Теперь, какое всё это имеет отношение к космологии? Космология — наука о мире. О мире разум может судить четверояко, сообразно, опять‑таки, четырём группам категорий.

Либо с точки зрения количества, тогда перед нами вопрос о границе мира в пространстве и времени (или о его бесконечности): проблема границы мира — это безусловное в форме количества.

Либо, если мы говорим о качестве, то речь заходит о простых субстанциях, из которых состоит мир, вещи в мире (или, наоборот, о делимости материи до бесконечности).

Если речь заходит о категориях отношения (из них Кант берёт категорию причинности), то речь идёт о первопричине (или о бесконечном ряде причин). Везде есть два варианта безусловного, заметьте, в этих космологических идеях: с одной стороны просто бесконечное продолжение того же самого, с другой стороны перво. какое‑то начало.

И последняя антиномия — речь идёт о необходимом существе или о случайных вещах: есть ли в мире что‑то необходимо существующее или всё случайно? Что вы хотели спросить?