— Ну, ни тот, ни другой не обладают языком. Это все равно, как объявить, что мы в газете напечатали — «присылайте свои мнения», — а вот из Африки нам ответы не пришли. Туда, во — первых, газеты не доходят, а во — вторых, оттуда, из Африки, нет телеграфа, чтобы сообщить свое мнение.
Ну, правильно… Я, кстати, согласен с Вашим возражением. Ведь действительно, аргумент Локка не все снимает: может быть, они все‑таки понимают это, но не понимают просто термины, которыми вы хотите выразить это отношение, а понимание и врожденные идеи у них присутствуют. На это Локк отвечает, что в любом случае требуется какое‑то размышление. Дело тут не в словах. Даже если… в конце концов, можно объяснить ребенку смысл этих слов; когда ребенок начинает произносить эти отождествления — «я есть я», «человек это человек», — они являются каким‑то открытием. Тут Локк, похоже, прав; он был очень наблюдательным в этом плане. Действительно, если проследить за поведением маленьких людей, то мы увидим, что малыши — они открывают для себя этот закон тождества. В случае с законом тождества может быть не все так ясно, как в случае другого примера, который приводит Локк: идея Бога. Ясно — для него, во всяком случае, это очевидно, — что далеко не у всех людей есть идея Бога. Уж у диких народов‑то точно ее нет, — считал он. Правда, современное религиоведение оспаривает этот тезис: вроде бы нет нерелигиозных народов, но суть‑то…
— Но, тем не менее, в каждое столетие философы доказывали или возвращались к доказательствам существования Бога. Т. е. это не самоочевидная вещь.
Верно. Но речь идет в данном случае не о существовании, а просто самом понятии Бога — неважно, существует он или нет. Просто представление о Боге. Вот если оно врожденно, должно быть у всех; но оно есть не у всех. А если даже нет нерелигиозных народов, то все равно, у них не то представление о Боге, неадекватное. Это все равно, что его нет. Они представляют себе Бога, как людей; бессмертных людей, в лучшем случае. Между тем как Бог — это всесовершенное существо, и… в общем, можно сказать, что у них нет идеи Бога. Ну, а раз нет идеи Бога, то по modus tollens мы получаем вывод, что эта идея не врожденна. Еще раз: если врожденна, то должна быть у всех, если не у всех, то не врожденна. Все. Очень просто. И Локк на разные лады повторяет этот довод. Тут важно понять один момент: А как же быть с традиционной, с платоновской теорией врожденных идей, которая вовсе его‑то доводом не убирается? Теория знания как припоминания. Ну, да, у нас остались отпечатки созерцания истинного Бытия, но они замутнены, мы должны их вспомнить; для этого мы должны активировать наше мышление, об идеях нам напоминают похожие на них вещи — т. е. сложный процесс вспоминания должен осуществиться в человеке.
— А закон тождества он тоже считал обретаем в опыте?
Ну, вот сейчас я скажу об этом.
— Потому, что как‑то сложно это обосновать из опыта…
Сейчас я уточню, как он себе это представлял.
Так или иначе, как быть с платоновской‑то концепцией? И тем более, заметьте, ведь он спорил‑то с платониками, ведь я уже сказал! А его аргументы не уничтожают платоновскую концепцию. По Платону получается, что врожденное знание может быть у всех, да; но далеко не все могут сознавать эти врожденные идеи. По крайней мере, без определенных усилий это просто невозможно. И естественно, ни дети, ни дикари, по Платону, не осознают врожденных идей; но это не отрицает того, что они у них есть. Что ж, вообще они ведут разговор о разных вещах — Локк и платоники? Да нет, все проще! Дело в том, что концепция платоновская предполагает существование бессознательных перцепций, бессознательных идей. Вот эти самые врожденные идеи, которые мы еще не вспомнили, но которые уже присутствуют в нашей душе, присутствуют там как бессознательные идеи. А бессознательные идеи, как мы знаем, по Локку, не существуют. Поэтому сторонник врожденного знания вынужден утверждать, что если есть врожденное знание, мы должны актуально осознавать, ежесекундно осознавать соответствующие идеи. Потому что их потенциального состояния просто быть не может. А вот актуально‑то, действительно, не все осознают. Вот такая логика.
— То есть, как и у Декарта, в душе все актуально?
Да, все актуально. Актуальными должны быть и врожденные идеи. Но таковых идей нет, об этом свидетельствует опыт; следовательно врожденных идей нет. А откуда же берутся идеи? Из опыта и размышлений. Опыт поставляет нам какое‑то первичное содержание, дальше мы можем запустить наши способности высшие — интеллект, и делать выводы какие‑то. Ну, я сказал, что между Локком и Декартом, тем не менее, нет существенных различий. Ведь под врожденными идеями Декарт понимал не что иное, как способность нашу помыслить то или иное концептуальное содержание. Он тоже ведь не считал, что идея Бога, например — это некая готовая концептуальная форма, присутствующая в нашей душе. Нет. Мы должны породить ее в правильном размышлении. Точно так же на эту тему высказывается и Локк. Точно так же. То есть если мы правильно употребляем наш ум, говорит он, мы, в конце концов, придем к идее Бога как всесовершенного существа.
— Значит, по Декарту врожденная идея — это способность правильно помыслить? То есть по законам логики…
Да. Если мы правильно мыслим, мы придем к понятию всесовершенного существа. И обоснуем это понятие. Мы придем к этому понятию хотя бы от осознания собственного несовершенства. Вот мы осознаем свое несовершенство — значит, должно быть что‑то совершенное, по отношению к чему мы несовершенны. Причем совершенное в абсолютном смысле, как и любое мерило. Вот мы и образовали с вами понятие всесовершенного существа. Итак, некоторое концептуальное содержание мы сами породить не можем, по определению; нам приходится говорить, что мы лишь раскрываем их содержание; хотя деятельность ума все равно присутствует.
— А вот какие, например, мы не можем сами породить?..
Ну, вот идею Бога. Потому что в понятии Бога больше совершенства, чем в понятии человека. И если б мы сами породили идею Бога — напоминаю вам декартовскую логику, — то тогда в причине было бы меньше реальности, чем в действии. В идее Бога содержится, мыслится больше реальности, чем в человеке. Мы бы, ничтожные, так сказать, существа, создали бы понятие всесовершенства. Нарушилось бы правило причинности. Поэтому Декарт говорит, что хотя мы и раскрываем эту идею, но говорить, что мы ее порождаем, что мы выдумываем эту идею, мы не можем — именно в силу этого принципа. И Локк рассуждает в том же контексте, в том же ключе. Он не говорит, правда, что эта идея порождается воздействием Бога на нас — нет, такого рода рассуждения у него нет. Но, по сути, он говорит то же, что и Декарт: если мы правильно мыслим, мы приходим к определенным концептам…
— А какие‑то отправные опытные точки необходимы для того, чтобы помыслить..?
В определенном смысле, да. Но от этого не отказался бы и Декарт. Хотя бы необходимо осознание собственного существования, собственных несовершенств… Это все имеет отношение к опыту. Ну, тем не менее, зафиксируем этот момент.
Могу еще только добавить, что у Декарта ведь не только были врожденные идеи типа идеи Бога — врожденными идеями он называл также идеи мышления, сознания, воли: все это тоже для него врожденные идеи. Локк тоже, в принципе, в этом плане солидарен с Декартом. Он говорит о внутреннем чувстве как одном из источников идей — о внутреннем опыте. Но что раскрывает нам этот опыт? Он раскрывает нам устройство собственной души и ее способностей. Значит, предполагается уже, самой фигурой речи предполагается, что есть душа, обладающая определенными способностями, которые присущи ей независимо от внешних предметов. И эти способности мы можем назвать врожденными. Способности врожденными можно назвать. Что Локк и делает. Вот, не хочу, чтобы вы запутались, но… Еще, значит, раз. Он признает врожденные способности — на этот раз уже прямо. Врожденные способности души — это те законы, по которым осуществляется деятельность души и которые находятся, принадлежат ее природе, а не берутся откуда‑то извне. Эти законы можно открыть во внутреннем чувстве. Эти законы, или формы деятельности, в точности соответствуют тому, что Декарт назвал бы «врожденными идеями II класса», как то: мышление, сознание и т. д. То есть и в этом плане различие между Декартом и Локком невелико.
Но будем последовательно, однако, рассуждать, встраиваясь в локковскую терминологию. Итак, если нет врожденного знания в таком абсолютном смысле, а можно говорить лишь в условном ключе, то тогда все наше знание берется из опыта. Опыт бывает, я уже говорил, внешний и внутренний. Идеи внешнего опыта, или внешнего чувства, Локк называет идеями ощущений. Идеи, которые поставляются нам внутренним чувством, он называет идеями рефлексии. Опять‑таки, термин «идея» широко им употребляется. Идеей он называет то, что вы сейчас непосредственно ощущаете перед собой — тетрадки, ручки, — это идеи по Локку, а не сами вещи. Он придерживается той же концепции дуплицированного мира, что и Декарт. Идея ощущения, продолжает он, возникает в душе в результате воздействия на нас внешних предметов.
Теперь схема такая у него рисуется (ну, давайте, на секунду представьте себе): есть предметы внешние — пространственные объекты, обладающие протяжением и плотностью — других качеств у них нет, — ну, и формой, разумеется. Так? Есть душа. О природе души скажу чуть — чуть позже, в локковском понимании. Неважно. Есть душа. Предметы воздействуют на душу. При воздействии на душу внешние вещи как бы запускают ее внутренние механизмы. Она включается — душа, после внешнего воздействия, и что‑то начинает делать с полученными идеями: во- первых, она их запоминает, эти идеи, потом воспроизводит, сравнивает, разделяет, соединяет… Вот это уже душевные действия. И эти душевные акты раскрываются в рефлексии.
Тут мы открываем одно из существенных различий между Локком и Декартом. Декарт говорил, что в изолированном состоянии душа достигла бы гораздо большего интеллектуального совершенства, помните этот мысленный эксперимент? Если оторвать душу от тела, то тем лучше для души будет — уверен Декарт. Локк иной придерживается позиции, и в этом его экстравертность как британского философа, очень заметно чувствуется. Вообще, большая часть британских философов экстравертную философию исповедуют, все‑таки предпочитают акцентировать скорее внешнее, чем внутреннее. Можно это связать даже с каким‑нибудь культурологическими факторами: островная жизнь, невольно тянутся к континенту, и вот поэтому экстравертны. Ну, это другой вопрос, дело не в этом. Дело в том, что для Локка без внешних воздействий на душу, она сама по себе вообще ничего из себя не представляет и не может функционировать — в этом смысле Локк действительно эмпирический философ.