История новоевропейской философии — страница 47 из 117

Ну, еще он по самым разным поводам привлекал эту концепцию бессознательных перцепций… Ну, вот еще один повод: он говорил, что любая

— я забегаю несколько вперед — монада является зеркалом мира, зеркалом универсума; то есть весь мир отражается в ней. Она репрезентирует не только свое собственное будущее и прошлое, но и весь мир. Ну, правда, с разной степенью отчетливости, но тем не менее. То есть вот я сейчас говорил вот о волнах, вы думали, наверное, это абстракция? А по Лейбницу получается, что вот сейчас вот, допустим, в Средиземном море — представьте себе прибой, да? — вот вы это сейчас вообразили; а в действительности мы слышим, по Лейбницу. У нас есть ощущения этих волн, которые, скажем, сейчас бьются о берег недалеко от Афин или где вам больше нравится. Да и не только их — вообще всех: все океаны, все ручейки, которые на Земле бегут — все они ощущаются нами. Но, правда, смутно.

— А несуществующие волны, скажем, волны на Марсе…

Ну, все, что существует…

— А если они не существуют, а я их как‑то ощущаю?

Может, они все‑таки существуют тогда?

— А ты интуитивно знаешь: что существует, а что нет

Ну… тут непонятно, тут трудно прояснить. Можно лишь общую аксиому такую высказать: все, что существует в мире, — мы воспринимаем. А почему у вас возникает ощущение несуществующего объекта? Мало ли. Здесь разные могут быть причины. Это никак не связано с истинностью принятия данной аксиомы.

— Как тогда объяснить ошибочность вообще всякого рода: либо незнание, либо ошибки при воспроизведении?

Смутность. Все очень просто: наши души несовершенны; знание замутнено. Лейбниц принимает различие ясных, отчетливых перцепций. Там он даже проводит дальше его: есть еще адекватные перцепции; вот высшая степень — это адекватные перцепции или идеи, когда отчетливость все охватывает, все полностью пронизано интеллектуальным светом, и постигается еще плюс к этому интуитивно — такое знание доступно только Богу; поэтому он и не может ошибаться. А там, где остаются какие‑то неясности — там могут быть ложные комбинации, неверные сопоставления.

Ну, хорошо. Идем дальше. Теперь нам надо понять вот еще какой момент. Довольно трудный момент лейбницевской монадологии. Он утверждает — в таком, аристотелевском духе (он, кстати, очень любил Аристотеля) — что у каждой души есть тело обязательно. И он поэтому называет иногда монады энтелехиями — правда, как правило, низшие монады, но тем не менее. у каждой души есть тело. Почему он так считает — я, пожалуй, не возьмусь даже сказать. Тут логически… Вот это одна из тех ниточек, которые, на мой взгляд, очень трудно прояснить логически. Ну, во- первых, даже трудно понять, что такое тело.

Давайте по порядку. Сначала поставим вопрос: что такое материя, по Лейбницу — вот, материальный мир. Как мы ответим на этот вопрос? Конечно, он не может признать материю какой‑то отдельной субстанцией. Есть только монады в мире. Сказать, что материя состоит из монад — тоже довольно смело. Ну, в конечном счете, он к этому и склоняется. Он говорит, что материя — это хорошо обоснованный феномен. Это самая известная его дефиниция материи. Но главное здесь — слово «феномен». Значит, это не что‑то реальное, а какая‑то характеристика наших перцепций. Материя существует только в нашем восприятии. Более того: дальнейшее уточнение, которое Лейбниц делает на этот счет, позволяет сказать, что представление о материи, главным компонентом которой является косность (косность — главное свойство материи) — так вот, это просто следствие нашего несовершенства — вот какая картина! Мы считаем, что находимся в материальном мире потому, что несовершенны. Несовершенство — это пассивность какая‑то неизбежно. Ограниченность. Там, где ограниченность — там пассивность; где пассивность там косность. И как бы наше несовершенство проецируется на наши перцепции; они замутняются, сливаются, и возникает то, что мы называем материальным миром.

— Это буддизм: невежество наше и косность наша заставляют нас видеть иллюзию

Похоже, да. Тут, правда, Лейбниц гораздо менее оптимистичен в вопросе о том… о возможности преодоления нами нашего незнания.

— Но душа же может совершенствоваться?

Ну, для Лейбница эта проблема не столь… Он не такой прогрессист. Хотя он говорит о совершенствовании мира и душ… Но перед ними вечность — перед душами. В каком смысле они могут совершенствоваться? Но, во всяком случае, отделение души от тела невозможно.

— А вот переселение душ возможно?

Да, вот он говорил на этот счет, и очень интересную вещь: что он отрицает метапсихоз в традиционном смысле слова. Но. При этом, он утверждает, что после смерти душа сохраняет тело, но оно не перемещается в духовных пространствах и не прыгает в какое‑то другое тело. Нет. Распадается большое тело — остается малое, так сказать, тело. Какое‑то тело всегда должно быть. Это тоже, видимо, связано с пассивностью. Тут Лейбниц не проясняет ситуацию. Или, точнее говоря, знаете, с чем это связано у него? Наиболее вероятный вариант — с тем, что любая монада видит мир под каким‑то углом зрения всегда. Вот этот угол зрения предполагает, что она локализована. Вот локализация монады — это и есть, в метафизическом смысле, ее тело. И эта локализация (угол зрения) сохраняется всегда, и локализация тоже должна сохраняться. Но просто после смерти тело упрощается, становится менее, таким, сложным; соответственно — замутняются и перцепции монады. Но через какое‑то время происходит опять вырастание нового тела. И вновь — появление ясности и отчетливости в познании; потому, что чем сложнее устроено тело, тем более разнообразно оно соотносится с другими вещами, и тем яснее перцепции монад.

Ну, правда, тогда можно было бы сказать, что самое сложное тело должно было быть у Бога. У Бога вообще нет никакого тела, потому что в нем нет несовершенства, нет материи, — а тело тоже материальное образование. То есть для Бога мир совершенно нематериален. Ну, странно получается, что

— этот вопрос Лейбниц не прописал — происходит распад биологический животного какого‑нибудь (животные души тоже к монадам относятся). Получается, что какая‑то частичка этого животного жива все‑таки, даже когда оно умерло. И эта частичка сохраняется, и из нее потом прорастает… Еще одна фантастическая. в общем, с трудом согласующаяся со здравым смыслом теория. Но тем не менее. Что‑то нас дальше ждет?

Теперь вот какой вопрос мы с вами обсудим: градация монад. Я уже некоторые ступени этой пирамиды перечислял, но тем не менее. Вообще, монад бесконечное множество, по Лейбницу. Основу мира составляют так называемые энтелехии. Энтелехии в узком смысле — это монады, лишенные всякой дифференциации своей внутренней структуры. Это абсолютно бессознательные монады. То есть для них момент актуальности, по сути дела, не актуализирован. У них нет ни ощущения, ни памяти, ни воображения. Но есть перцепции и стремления, тем не менее. Их бесконечное множество. Каждая последующая ступень содержит конечное множество монад, видимо, — точно тут Лейбниц не высказывался. Следующая ступень — животные души. Это такие монады, которые уже обладают памятью, ощущением и воображением. Но у них нет рассудка и разума — и воли, соответственно, свободной. Человеческие души обладают не только чувством, памятью и воображением, но также и сознанием. А из сознания проистекает и рассудок. Сознание Лейбниц называет апперцепцией. Поэтому он говорит, что человеческие души наделены не только перцепциями, но также и апперцепциями. Вот этот термин потом Кантом был подхвачен и получил широкое распространение. Апперцепци — она как бы уникальную роль играет в структуре человеческих монад — она и вырастающие из нее рассудок с разумом позволяют человеку перенестись и стать гражданином сразу двух миров: с одной стороны, вот этого горизонтального сообщества монад, с другой стороны, гражданином морального мира, где непосредственным владыкой является Бог. Идея, очень напоминающая рассуждения о бессмертии Спинозы (Лейбниц под определенным влиянием Спинозы (1632–1677) находился: я говорил, что они встречались друг с другом…). Ну, и выше человека стоят гипотетические ангелы и совершенно реальный Бог — Монада монад.

Лейбниц доказывает бытие Бога разными способами; используя традиционный аргумент — («от необходимости к случайности»), ну, только в более…

— А чем ангелы от человека отличаются?

Ну, Лейбниц мало… бытие ангелов малодостоверно. Тут, трудно сказать. Только большей отчетливостью перцепций. Нельзя сказать, что они лишены тела — это противоречит лейбницевским установкам. То есть, соответственно, большей отчетливостью. И все.

Так вот, бытие Бога он доказывает по — разному, используя, в том числе, и онтологический этот аргумент, картезианский, проводя модификацию, как я говорил на одном из прошлых занятий; сейчас повторять не буду. Бог, поскольку всесовершенен, он всеблаг, соответственно, и его творение может быть лишь «наилучшим из возможных». То есть, если Бог что- то творит, то сотворенное им должно соответствовать принципу наивысшего совершенства. Значит, в принципе, Лейбниц вводит очень интересное понятие, которое сейчас активно дискутируется в современной аналитической философии — понятие «возможных миров». Возможный мир — тот мир, который лишен противоречий. Простое определение. Таких возможных миров может быть бесчисленное множество — в уме Бога.

Кстати, структура Бога повторяет структуру любой монады, забыл сказать сразу. Перцепциям у него соответствует абсолютное знание; стремлению — благая воля; ну, и самой субстанциальности соответствует вот эта бесконечная мощь его природы. Ясно, что последнюю он соотносит с Богом — Отцом; знание — с Богом — Сыном; а волю — с Богом — Святым Духом — пытается привязать к христианской теологии свои рассуждения.

Ну так вот, в разуме Бога существует бесконечное множество миров и между ними есть серьезные различия. Различия касаются степени реальности этих миров. То есть все они, поскольку возможны — непротиворечивы, но один более совершенен, чем другой. Более совершенен — значит, в нем есть больше реальности. Как понять, какой мир более совершенен? Лейбниц для истолкования этой ситуации предлагает так называемый «принцип минимакс» — это критерий, задающий критерий совершенства: в мире должно быть минимальное количество законов при максимальном разнообразии следствий. Это мир, как нетрудно заметить, в котором будет реализована всеобщая гармония.