Своего наиболее фанатического поклонника нашла маленькая ножка в XVIII столетии в лице Ретифа де ла Бретонна, написавшего в честь нее целый роман «Ножка Фаншетты». Здесь описаны все прелести маленькой женской ножки, передано то чувство сладострастия, которое она возбуждает в мужчине. А что этот культ мог выродиться во всеобщую манию, доказывает пример веймарской герцогини Анны Амалии.
В одном описании Веймара XVIII столетия говорится: «Чтобы доказать свое умиление перед маленькой ножкой герцогини, мужчины украшали свои цепочки ее золотым изображением, а дамы скупали башмаки герцогини, менявшей их каждый день по нескольку пар». Это один из тех пароксизмов верноподданнического чувства, которые были нередки у столичного населения, в данном случае прямо перешедший в эпидемию извращенности.
Икры должны быть полны и круглы, «как у Фетиды», и, конечно, белы, «словно они покрыты снегом» или «выточены из слоновой кости». Округло должно быть и колено, о чем подробно говорится в «Слуге красоты». Когда Фридрих Шлегель еще не открыл красоту всеспасающей церкви, он пел: «Я обожаю красивое колено: это моя единственная религия». Однако красота колена, хотя бы идеально округлого, ничто в сравнении с красивым бедром. Один восторженный француз писал: «Нет ничего привлекательнее, чем две восходящие линии, повторяющие нежные и вызывающие изгибы внутренней поверхности бедер».
И потому речь снова становится пламенной, когда очередь доходит до описания и прославления этих красот. Бедра женщины — «колонны, поддерживающие храм любви», «цепи сладострастия» и т. д. Юная возлюбленная поэта может гордиться своей красотой, так как ее бедра «белы, как снег» и «гладки, как бархат». Восхваление бедер обыкновенно связано с восхвалением красоты Венеры Каллипиги[20]. Красота этой части тела единственная, которая, по мнению поэтов, может безбоязненно соперничать с красотою груди, а по убеждению некоторых, она для последней — даже непобедимая конкурентка.
Один современник, описывая красоту англичанок, по-видимому особенно славившихся этим достоинством, восторженно восклицает: «Очертания линии бедер, поднимающейся сзади, эти формы, самый совершенный образец которых мы находим у Венеры Каллипиги, являют собой такой гений красоты, которую трудно описать и которая, как представляется, заключена в привлекательном переходе, образованном этими выпуклостями между торсом и остальной частью тела».
Если все до сих пор сказанное с очевидностью доказывает правильность вышеприведенного положения, а именно что красота женщины ценится только с точки зрения ее эротической прелести, то еще нагляднее это подтверждается ходячим тогда восхвалением интимнейших красот женского тела…
В женщине обращает на себя внимание только ее физическая красота.
«Красота позволяет женщине исполнять свое назначение и повергать нас — то в большей, то в меньшей степени — в море возвышающего нас блаженства», — утверждает «Женщина и ее красота», свадебная проповедь, вышедшая во Франк фурте в 1754 году. «Так как у женщины нет никаких иных достоинств, то небо даровало ей красоту!» — вторит ей «Слуга красоты».
Естественным последствием подобного галантного мировоззрения, признававшего за женщиной одно только положительное качество, а именно способность эротического возбудителя, был тот факт, что всегда, когда говорили о женщине, первое и главное, на что указывали, было возможно более детальное описание ее физического портрета. Если упоминается о ее душе, то почти только постольку, поскольку эти ее качества способны увеличить степень ее эротического воздействия на мужчину.
Приведем один пример — а их подобрать можно множество — из известных мемуаров герцога Граммона об английском дворе эпохи Карла II. Автор следующим образом описывает некую мисс Фрэнсис Дженнингс: «Находясь в расцвете юности, мисс Дженнингс отличалась ослепительной белизной кожи и великолепными русыми волосами. Ее живость и задушевность оберегали ее кожу от той монотонной тусклости, которая обыкновенно отличает подобный цвет лица… Рот ее, хотя и не очень маленький, был прелестнейшим ротиком в мире. Природа разукрасила его невыразимой красотой, восхитительнейшими чарами. Очертания лица отличались изяществом. Маленькие груди были блестяще-белы, как и лицо».
Много ярких примеров, доказывающих, что женщину оценивали только как предмет наслаждения, можно найти в вышедшей в 1737 году книге барона фон Пелльница «Галантные истории». Говоря о знаменитой Авроре фон Кенигсмарк, он ее представляет читателю следующими словами: «Среднего роста, она отличалась непринужденностью движений. Черты ее лица были нежны и удивительно правильны. Безукоризненные зубы были похожи на жемчужины. Глаза черные, живые, огненные и очень красивые. Выкрашенные в черный цвет волосы еще лучше оттеняли прелесть цвета ее лица, не знакомого с румянами и белилами. Груди и руки отличались несравненной белизной. Одним словом, создавая ее красоту, природа исчерпала все свои сокровища».
Когда на сцену выступила г-жа фон Гойм, другая из многочисленных метресс Августа Сильного, то Пелльниц пишет: «Прежде чем приступить к изложению этой истории, я считаю целесообразным описать внешность г-жи Гойм. У нее было продолговатое лицо, правильный нос, маленький рот, прекрасные белые зубы, большие, черные, блестящие и проницательные глаза. Черты лица были нежны, улыбка очаровательна, способна пробудить любовь в каждом сердце. Волосы черного цвета, грудь и руки прекрасно сложены и естественного цвета, бело-розовые. Ее тело могло считаться образцовым произведением. Выражение лица дышало величием. Танцевала она с большим совершенством».
Романисты, естественно, поступали по тому же шаблону. Описание женщины и в романах обыкновенно ограничивалось исключительно ее эротической физиономией. Можно сослаться на цитированный выше роман Циглера «Восточная Баниза», которым тогда увлекалось все светское общество в Германии. Из вышеприведенных примеров видно, что и лирики при описании возлюбленной поступали также «инструмен тально-технически». Не мешает здесь напомнить, что в тогдашней любовной лирике речь шла в большинстве случаев о вымышленной возлюбленной: воображение создавало существо, составленное из особенно ценимых эпохой красот, и это фантастическое существо получало затем то или другое имя. В XVII веке были в ходу имена Сильвия, Альбина, Лесбия, Арисмена, Розалис и т. д., в XVIII веке их сменили Флеретта, Филида, Розхен, Луиза, Минна, Лаура…
Другим очень интересным проявлением подобного чисто галантного воззрения на женщину являются многочисленные в XVIII веке описания чужих стран и народов. В специфической женской красоте той или другой страны обыкновенно подчеркивают и то специфическое лакомство, которое она доставляет: физический портрет женщины той или другой страны поэтому не только не забывается, а ставится даже во главу угла. Англичанки пользовались, по-видимому, высшей общепризнанной славой красоты. В «Британских анналах» Архенхольца англичанки объявляются красивейшими женщинами в мире, и подобное мнение подтверждает и такой знаток женщин, как француз, граф Тилли. Впрочем, этот умный наблюдатель прибавляет, что в Англии встречаются не только красивейшие, но и безобразнейшие женщины. Это значит: раз англичанка теряет свою красоту, то преображается до такой степени, как нигде. Граф Тилли говорит: «Англичанки, вообще говоря, довольно красивы, зато некоторые и замечательно безобразны. Необходимо допустить две возможности. Во-первых, в Англии, вероятно, существует больше красавиц, чем где бы то ни было, так как здесь природа очень позаботилась о прекрасном поле, хотя и поскупилась на грацию, которую лишь до известной степени может заменить деланная естественность. И во-вторых, если англичанка теряет красоту, то ее безобразие превосходит всякие границы, становясь для остальных предметом настоящего торжества».
Классические типы английской красоты, пользовавшиеся мировой известностью, — сестры Геппинг и леди Гамильтон, прославившаяся во всех европейских столицах изобретением пластических поз, а потом из-за своих скандальных отношений с неаполитанской королевой Каролиной и с английским адмиралом Нельсоном ставшая предметом такой же ненависти, как прежде восторга. Модный тогда культ красоты привел к тому, что красота упомянутых трех дам не только подробнейшим образом описывалась в многочисленных статьях, сообщениях и брошюрах, но и воспроизводилась во множестве всюду выставленных картин. Существуют целые коллекции изображений леди Гамильтон, самые известные среди которых принадлежат художнику Ричарду Уэстоллу.
В тех случаях, когда создавался, так сказать, сборный портрет красивой женщины, англичанка вносила в него значительную часть составлявших его прелестей. Обыкновенно у нее заимствовали грудь и достоинства Венеры Каллипиги, иногда, напротив, лицо. Только ноги англичанки никогда не удостаиваются такой чести: они всеми считаются слишком большими. Надо, впрочем, заметить, что слава англичанок как красивейших женщин имела не одни только антропологические причины. Если все чаще отдавалось предпочтение пышной красоте англичанки, полной груди, которую уже нельзя покрыть одной рукой, статной фигуре и т. д., то в этом сказалась, без сомнения, реакция против упадочной женской красоты нисходящего абсолютизма, слишком много обещавшей и слишком мало дававшей. Это вместе с тем доказательство, что наряду с абсолютистской культурой все более господствующей становилась культура буржуазная, следовательно, еще задолго до того времени, когда ее носители завоевали себе политическую власть. Так как в Англии буржуазная культура зародилась раньше, чем где бы то ни было, то здесь она и вносила впервые поправки в созданный абсолютизмом идеал красоты.
Красота англичанок пользовалась такой славой, что сравнение с ними всегда считалось равносильным комплименту. Пелльниц, например, говорит о саксонках (в вышеприведенном сочинении): «Саксонки вполне могут поспорить с англичанками в смысле красоты, привлекательности, приятности манер и прекрасного телосложения. Среди них особенно выделяются уроженки Дрездена и Лейпцига, хотя и остальные города могут гордиться своими дочерьми, так что можно подумать: вся страна населена ангелами. Впрочем, иностранцы говорят, что уроженки Лейпцига легче остальных склонны влюбляться, ибо небо одарило их сердцем, вечно жаждущим беседы с мужчинами: правда ли это, они сами знают лучше других».