Введением каблука блестяще была разрешена главная проблема века, а именно проблема разрушения гармонии тела и выявления отдельных его красот. Искусственное обнаружение груди и таза равносильно демонстративному выставлению напоказ этих эротически действующих частей тела. Они действуют подобно плакату; женщина точно говорит мужчине: обрати внимание специально на эти прелести, они — самое интересное, что у меня есть, и их я хочу тебе показать прежде всего. И в самом деле, мужчина видит прежде всего именно эти части тела, для его взора они самая главная приманка, и часто он видит только их.
Что здесь мы имеем дело с проблемой, характерной специально для абсолютизма, доказывается до очевидности отдельными датами из истории каблука. До конца XVI века знали только плоскую подошву. Каблук встречается лишь начиная с XVII века. Само собой понятно, что он явился не сразу, а лишь как конечное звено продолжительной эволюции. Его предшественниками были гротескные ходульные башмаки, заимствованные, как говорят, испанцами у мавров. Однако мы встречаем подобные подставки и в других странах, например, в Италии, где их называли zoccoli. Эти подставки, достигавшие порой значительной высоты (в Венеции даже, как говорят, 12 и 15 дюймов[23]), служили двум целям.
Наиболее известная та, что они должны были помогать пешеходу идти по всегда грязной улице, не загрязняя самих башмаков. Необходимо принять во внимание, что тогда нигде не существовало тротуаров, что даже улицы были в большинстве случаев немощеные, в лучшем случае мостились лишь некоторые главные из них, все же остальные в продолжение года были покрыты грязью, превращавшейся после каждого дождика в огромные бездонные лужи. До нас дошли известия, касающиеся разных городов, о том, что там то и дело лошади уходили по колено в грязь, что иногда в грязи тонули и погибали животные и люди. Нечистоты выбрасывались за дверь даже еще в XVI веке, и так как уборные существовали лишь в немногих домах, то люди обычно отправляли свои естественные потребности на улице. Поэтому даже на мощеных улицах протекал мутный ручеек нечистот, проходимый лишь в известных местах. Так обстояло дело еще в XVIII веке, что видно из гравюры Гарнье, иллюстрирующей обычную тогда сцену, как дюжий парень, живущий этим промыслом, переносит через такой взбухший от дождя грязный поток на спине элегантную даму.
При таких обстоятельствах подставка под башмаком была необходимым аксессуаром и ее применение вполне понятно. Но, подобно тому как все, что касается женского костюма, бывает женщиной использовано еще и в ее специальных интересах, так и эти подставки становились для нее удобным средством эффектнее подчеркнуть известные линии. Она делала таким образом свою фигуру более видной и, следовательно, более величественной. Доказательством может служить помещенный в первом томе нашей «Истории нравов» портрет венецианской куртизанки. И постепенно эта последняя цель становилась главной, что видно хотя бы из того, что подобные подставки употреблялись и в тех случаях, когда на улице не было никакой грязи, как и из того, что они употреблялись только такими женщинами, которые умели ловко прятать их под шлейфом.
Первые каблуки отличались неуклюжей формой, как показывают не только изображения, а еще яснее — хранящиеся в разных музеях башмаки начала XVII века. Очень скоро стали, однако, появляться и более изящные. Люди научились пользоваться этим изобретенным ими для осуществления их специфических целей средством, выявлять все скрытые в нем возмож ности. Вплоть до наших дней поэтому постоянно производились эксперименты с каблуком. С одной стороны, он становился средством придать фигуре больше гордости и величия, с другой — позволял ноге казаться маленькой. Для этого было достаточно подвинуть его вперед. Постепенно приемы эти делались все менее грубыми, достигали все более тонких оттенков. Для каждого класса, для каждой группы каблук становился средством лучше всего выявить свою сущность, свои характерные особенности. У почтенной мещанки он был не такой, как у дамы или кокотки. Первоначально широкий и неуклюжий, он постепенно достиг такой высоты, что на нем нельзя уже было ходить, а можно было только подпрыгивать.
В эпоху Людовика XIV он был вышиною в шесть дюймов и продержался на этой высоте почти без изменения до самой революции.
Какое впечатление производили дамы в таких башмаках, видно, например, из одного места в мемуарах Казановы. Он сообщает, что видел однажды, как французские придворные дамы переходили из одной комнаты в другую вприпрыжку, подобно согнувшимся кенгуру. Такую позу дамы должны были принять, если хотели сохранить равновесие.
Первоначально такие каблуки носили как женщины, так и мужчины, ибо они отвечали потребностям тех и других. Но, кажется, нет надобности доказывать, что их значение для женщины было бесконечно важнее. Хотя и мужской каблук отличался порой значительной высотой, только женский достигал вышеуказанной гротескной вышины. И вокруг него вращалось преимущественно внимание экспериментаторов.
Так как каблук обслуживал главным образом интересы дам, так как оргия его господства совпадает с веком абсолютизма, то это явное доказательство, что он был одним из главнейших средств и характернейших символов века женщины. Признанная в ту или другую эпоху относительная высота каблука может прямо служить мерилом господства женщины. Он становился тем выше, чем больше в общественном бытии господствующих классов женщины занимали место боготворимого олицетворения эротики, и он достиг своей наиболее головокружительной высоты тогда, когда господство женщины дошло до высшего предела и праздновало свои самые дикие оргии, а именно в эпоху Людовика XV, когда принцип «наслаждайтесь», когда возглас «после нас хоть потоп» были единственной религией господствующих классов.
Лицом к лицу с такими несомненными фактами можно без преувеличения сказать: необходимой предпосылкой изобретения каблука было возведение на престол женщины как высшего божества. Вместе с тем он был доказательством поражения мужчины, всецело подчинившегося, как раб, своим желаниям, исключительно направленным на физическое наслаждение.
Дальнейшая история каблука позволит нам подвергнуть наше утверждение проверке. Вместе с исчезновением господства в обществе и государстве женщины должны были исчезнуть и гротескные формы каблука. Так оно и случилось. Правда, не навсегда. Они снова появлялись, как только в обществе обнаруживались аналогичные тенденции, например в эпоху Второй империи[24] во Франции, а у тех групп и индивидуумов, которые осуществляли свои главнейшие жизненные интересы путем эротического воздействия на мужчину, то есть у светских дам и кокоток, до смешного высокий каблук сохранился навсегда. Он был неизменным спутником всех тех женщин, которые должны были исполнять прежде всего функции орудия полового наслаждения или которым было важно выполнять эту функцию в повышенной степени.
Всегда же тогда, когда женщина как индивидуум или класс сознательно становилась человеком, она сокращала размеры каблука. Ибо только таким путем она становилась цельным существом, переставала быть механическим соединением груди, лона и бедер, то есть существом половым, обреченным постоянно воздействовать на сексуальные чувства мужчины.
Если высокий женский каблук представляет наиболее важное приобретение в области моды эпохи абсолютизма, то ее наиболее бросающаяся в глаза черта — выставление напоказ женской груди.
Дамы носили тогда декольте не только в праздничных случаях, но и дома, на улице, в церкви — одним словом, везде. Еще в эпоху Ренессанса, правда, мужчинам показывали эту часть тела как можно чаще. Однако было в этом отношении важное различие, на которое следует указать. Это различие между обнаженной и раздетой грудью. Отличие это обусловливается не степенью оголения груди, а общей тенденцией костюма и особым способом демонстрирования этой прелести. Эпоха Ренессанса показывала взорам обнаженную грудь. Она оставляла грудь непокрытой, как непокрытыми были лицо и руки. Это вполне органическая черта, так как в эпоху Ренессанса весь костюм был только, собственно говоря, декорацией для нагого тела.
Эпоха абсолютизма поставила на место обнаженной груди грудь раздетую, раскрытую. Логика нового костюма требовала, чтобы грудь была закрыта. Но женщина хотела показать мужчине свою грудь. «Я знаю, ее вид взволнует твои чувства, и так как это совершенно соответствует моим намерениям, то я и показываю ее тебе» — таково тайное признание каждой женщины. И вот она демонстративно делает отверстие в платье, обнажая грудь, раскрывает свое платье спереди, подобно тому как иногда она поднимает юбку, чтобы показать ножку. То, что в эпоху Ренессанса только показывалось, теперь прямо предлагается мужчине.
В «Слуге красоты» говорится: «Женщина должна, стоя или сидя, выставлять вперед грудь, что является признаком красоты». Другими словами: необходимо всегда находиться в таком положении, которое каблук придает женщине, стоящей или сидящей… Чтобы достигнуть этой цели, чтобы помешать женщине принять иную какую-нибудь позу, каблук получает союзника в виде лифа, потом корсета: они та форма, в которую отливается женское тело. Верхняя часть женского тела облекалась в броню из рыбьей кости, которая безжалостно отодвигала назад плечи и руки и тем самым заставляла грудь выдаваться вперед. Теперь грудь получала такое положение, в котором ее хотели преимущественно видеть. Или, другими словами и яснее, теперь грудь представлялась взорам всегда в том виде, в каком она, собственно говоря, по законам природы бывает только в момент эротического возбуждения. Стимулировать постоянную эрекцию женской груди — вот высшее требование красоты с точки зрения эпохи.
Отсюда вытекает не только декольте, а декольте, возможно более глубокое, так как только таким образом достигается имеющаяся в виду цель. Эпоха доходила поэтому до самых гротескных форм оголения груди. Вырез делался как можно глубже и больше. В описаниях современных нравов часто встречаются фразы вроде следующих: «Женщина не позволяет портному закрывать высокие снежные горы» или «Галантная дама любит показать, что на вершинах этих красивых гор горит огонь нежной страсти». В «Галантных историях Вены» упоминается такой эпизод: «„Не слишком закрывайте“, — заметила недавно в моем присутствии одна красавица, когда скульптор женской красоты примерял ей платье».