Однако нынче была среда, а значит, не нужно ехать к сестре, чтобы вытаскивать ее из омута помраченного сознания. На сегодня у меня намечалась встреча с прихожанкой Анной Салливан. Я был с ней немного знаком — она и еще три женщины, тоже не первой молодости, ухаживали за цветами и после утренней мессы пылесосили в церкви. Недавно она отвела меня в сторонку и спросила, нельзя ли на неделе со мной повидаться, и я, разумеется, ответил согласием. Было заметно — что-то ее беспокоит.
— Можно я с собой прихвачу Эвана? — сказала она.
— Кого?
— Сына своего.
— Ах да. — Я смутно припомнил парня лет шестнадцати, кого, наверное, силком тащили на субботние службы и кто, скорее всего, через год-другой вообще не появится в церкви. — Конечно, конечно.
— И еще мужа моего Шона.
— Как он поживает? Что-то его не видно на службах.
— Сейчас не до этого, отче. Есть дело поважнее.
— Что ж, буду рад помочь, если смогу. В среду в четыре вас устроит?
Она кивнула; я видел, как ей нелегко признаться в семейных неурядицах, и от души надеялся, моих возможностей хватит, чтобы помочь в ее бедах.
— Что вам принести, отче? — спросила Анна.
— Не понял?
— Может, печенюшки? Шоколадные любите?
Я еле удержался от смеха:
— Нет-нет, спасибо, Анна. Сами приходите, и все. Если оголодаем, печенье у меня найдется.
— Ну ладно, — сказала она и поспешила прочь.
Разумеется, дверной звонок звякнул точно в означенное время, и на пороге возникла Анна Салливан в выходном платье и со свежей укладкой; рядом, уставившись в землю, переминался Эван, а вот Шона было не видно.
— Вызвали на работу, — объяснила Анна, пока я готовил чай. — У брата моего что-то не заладилось на стройке. Он ведь архитектор, вы знаете, отче? Шон частенько у него прорабом.
Я только улыбнулся, не поверив ни единому слову, и не стал расспрашивать. Таким как Шон беседы со священниками неинтересны, ну и бог-то с ним, я даже не рассчитывал, что он придет.
— Рад тебя видеть, Эван. — Я постарался выказать дружелюбие тому, кто был явной причиной визита.
— Угу. — Не поднимая глаз, парень возил кроссовками по полу, словно исполнял одиночный танец.
Я вглядывался в его лицо, пытаясь отыскать следы этакого страдания, свойственного нынешней молодежи, которая так выглядела, словно последнюю пару лет изнемогала на рудниках или в концлагере, но ничего не находил. Я видел абсолютную безмятежность. И скуку. Как ни странно, Эван совсем не походил на свою некрасивую мать, но тут я вспомнил: кто-то — да чуть ли не сама Анна — говорил мне, что он приемыш. Передо мной был симпатичный парень, светлые волосы его разделял прямой пробор, как у музыкантов молодежных ансамблей, которых часто видишь по телику. Он слегка напоминал Джонаса. Джонаса в юности. Как оба моих племянника, пошедших, скорее, в отца, Эван смахивал на скандинава. Может, его биологические родичи и впрямь из тех краев?
— Итак, чем могу помочь? — спросил я, раскинув руки.
Анна смущенно отвела взгляд, словно уже раскаялась в своем визите.
— Да вот… Эван, — сказала она.
— Вовсе нет. — Эван широко улыбнулся, показав белейшие зубы, на щеках его образовались ямочки. — Это все мама.
— Значит, дело касается вас обоих, — усмехнулся я.
В ответ Эван слегка хохотнул, но Анна покачала головой и поджала губы.
— Обо мне речи нет, — возразила она. — Речь о нем.
— Да нет, я в полном порядке, — спокойно парировал Эван.
— Везет тебе, — сказал я, и парень окинул меня насмешливым взглядом, словно прикидывая, как со мной поступить.
— Сколько вам лет, отче? — спросил он.
— Что за вопросы, Эван! — возмутилась Анна.
— Ничего-ничего, — успокоил я. — Мне пятьдесят пять.
— Наверное, следите за собой? — продолжил Эван. — На вид вам сорок с хвостиком.
Я открыл рот, но не нашелся с ответом. А что тут скажешь-то?
— Мой отец ваш ровесник, но выглядит кошмарно. Жирный боров.
— Эван! — прикрикнула Анна.
— Это правда. Не подумайте, отче, что я за глаза поливаю папашу. Я ему это в лицо говорю. Беспрестанно жрет и совсем не двигается. Я боюсь, как бы с ним чего не случилось. А он лишь смеется. Я люблю отца, но он и впрямь жирный боров, а я не хочу, чтобы его хватил инфаркт.
— Ты прекратишь или нет? — взвилась Анна. — Честное слово, отче, я не знаю, что на него нашло. Шон вовсе не жирный.
Эван пожал плечами:
— Жирный.
— Нет!
— Он как бочка.
— Так вы ради этого пришли? — спросил я. — Беспокоитесь об отце?
— Вовсе нет, — подалась вперед Анна. — У нас Эван чудит.
— Давайте так, — сказал я. — Вы расскажете, с чем вы пришли, и, что бы там ни было, я постараюсь помочь.
— Я не могу, отче. — Анна отвернулась. — Просто не могу.
Я прикрыл глаза и выдохнул. Перед внутренним взором возникла теренурская библиотека. Все бы отдал, чтоб сейчас там оказаться. На полках хаос. Морская трилогия Уильяма Голдинга в неверном порядке. Романы Клэр Килрой вперемешку с рассказами Клэр Киган. Вот именно в такие минуты я мечтал заняться разбором книг, а не вытягивать из кого-то проблемы, которые наверняка не смогу решить. И чего народ ко мне ходит, когда я ничего не смыслю в жизни?
— Вы в надежном месте, — сказал я, подражая психоаналитикам из телефильмов. Только вчера я посмотрел подряд шесть серий, в которых мощно сыграл Габриэл Бирн. — Можете говорить о чем угодно. Все останется в этих стенах.
Анна глубоко вдохнула, набираясь решимости. Выпрямилась и посмотрела мне в глаза. Ну наконец-то.
— Отче, разговор об Эване.
В этот момент я прихлебнул чай и чуть не прыснул. Анна, кажется, не поняла, что я смеюсь, а вот парень смекнул и осклабился:
— С вами все в порядке, отче?
— Извините. Не в то горло попало.
— С ним что-то не так, — продолжила Анна.
— Все так. По крайней мере, со мной, — перебил Эван. — Наоборот, все лучше некуда.
— Наоборот! — передразнила Анна, покачав головой.
— Что не так-то?
— Хватит уже, Эван! Чего ты выставляешься?
— Я всего-навсего сказал «наоборот», — недоуменно пожал плечами Эван.
— Веди себя как подобает.
— А я что делаю? Отче, разве я себя плохо веду?
Я не ответил и обратился к Анне:
— Что конкретно вас беспокоит?
— У него есть… друг, — после долгой паузы выговорила она.
Озадаченный, я переводил взгляд с матери на сына. У Эвана есть друг. Ну и славно. О чем тут беспокоиться? В теленовостях об этом сообщать, что ли?
— Друг, — повторил я.
— Хороший друг, — уточнила Анна.
— Очень, очень и очень хороший, — поддержал Эван.
— Вы меня запутали, — признался я.
— Они проводят слишком много времени вместе, — поспешно сказала Анна.
— Разве это необычно для друзей? — удивился я.
— Да ладно вам, отче. — Эван слегка утратил спокойствие, в тоне его сквозило раздражение. — Чего дурачком-то прикидываться?
— А если я не прикидываюсь? — Что бы там ни было, пока что я владел ситуацией. За долгие годы работы я приноровился к подросткам. Они меня не пугали. Я знал их как облупленных. Им меня не обескуражить, хоть вывернутся наизнанку.
— Это нехорошо, — сказала Анна.
— Что — нехорошо?
— О боже ты мой! — Эван театрально вздохнул и откинул прядь со лба. Я заподозрил, что этот жест он долго оттачивал перед зеркалом. — У меня есть друг. Его зовут Одран. Мы встречаемся. Вот и все. Мир не рухнул и прочее.
— Я тоже Одран, — сказал я.
Эван молчал, удивленно хлопая глазами.
— Не знаю, что я должен ответить? — наконец сказал он, в противной американской манере превратив утверждение в вопрос.
— Тот Одран голубой, — доложила Анна.
— Это не прилагательное, а существительное, — поправил ее Эван.
— Чего? — обернулась к нему Анна.
— Ты слышала.
— Видали, даже не скрывает. — Анна перевела взгляд на меня: — Ни капли стыда.
— Понятно, — сказал я. — Этот Одран твой одноклассник?
— Вот еще! — Эван негодующе фыркнул, словно я зачислил его в Ку-клукс-клан.
— Но он учится? Или уже взрослый?
— Блин! Конечно, учится. Он не шалопай какой-нибудь. Просто из другой школы. Нормальной. Куда и девочек берут.
Я переваривал новость и, признаюсь, был смущен.
— Тебе не нравится твоя школа? — спросил я.
— Нет, конечно. Там одни дикари. Все разговоры о регби, дрочке и манде.
Анна задохнулась, и я прикрыл глаза, чтобы не смотреть на нее. Пусть я неплохо разбираюсь в подростках, но обычно их матушки не сидели рядом, когда те говорили о подобных вещах.
— Полегче, Эван, — сказал я.
— Виноват, — тотчас извинился он. — Сказал, не подумав.
— Да уж.
— Я к тому, что в школе Одрана ребята не зациклены на всякой фигне, понимаете? И не обмирают от страха.
— А что, в твоей школе ученики напуганы?
— Вы уж извините, отче, но, по-моему, все скопом наложили в штаны.
— Из-за чего?
— Из-за того, что умнее, чем кажутся.
Я задумался.
— Что-то я не понял, — сказал я.
— В нашей школе не идиоты, — пояснил Эван. — И вы, и я это знаем. Там смышленые ребята. Образованные. Из хороших семей. И всем им хватает ума понять, что через два года учеба закончится и нынешние короли регби до конца дней своих будут конторскими крысами либо станут учительствовать в этой самой школе. Каждый обделался от мысли, что его маленькой драгоценной жизни вот-вот придет конец, тогда как у всех других, для кого мир не ограничен школой, она только начнется.
Я кивнул. Все верно. Ничего нового. Я многажды был тому свидетелем.
— И как это связано с твоим другом? — спросил я.
— В общем-то, никак, — помолчав, сказал Эван. — Я просто говорю, что он учится в другой школе. Вы спросили, не одноклассники ли мы. Нет. Вот короткий ответ.
— Он голубой, — повторила Анна.
— Может, хватит уже? — насупился Эван.
— И у вас сложились отношения? — спросил я, игнорируя реплику Анны.