Трамвай подъехал к остановке, и я увидел Джонаса — перед вогнутыми дверями «Одуванчика» он разговаривал с парнем лет двадцати шести, своим ровесником, оживленно жестикулировавшим. Мы не виделись порядочно, и облик племянника меня удивил: волосы до плеч сменила очень короткая стрижка, выгодно подчеркнувшая резко очерченные скулы и синие глаза. Заметив меня, Джонас глянул на часы, бросил и затоптал недокуренную сигарету. Одет он был так, словно утром накинул первое попавшееся под руку, но я заподозрил, что он долго раздумывал, как преподнести себя миру. Тесные джинсы, хорошо смотревшиеся на длинных стройных ногах, грубые ботинки, по виду весом с тонну, подвернутые рукава рубашки, на шее некое подобие шарфа… Девушки наверняка поглядывали на симпатичного парня с двухдневной мужественной небритостью. Внешностью Джонас пошел в отца.
— Одран! — Сердечно улыбаясь, племянник протянул мне руку. Обращение ко мне он уже давно не предварял словом «дядя». Его приятель с такой же тщательно продуманной щетиной, которая ему совсем не шла, уставился на меня как на восьмое чудо света.
— Рад тебя видеть, Джонас. — Я улыбнулся и пожал ему руку. Даже подумал, не обняться ли нам, но племянник был напряжен и, видимо, хотел сохранить дистанцию.
— Не рановато ли для маскарада? — Приятель Джонаса осклабился, точно бурундук. Люди редко вызывают у меня неприязнь, но этот наглый молокосос мне не понравился сразу.
— Заткнись, Марк. — Джонас одернул его не сердито, а как-то устало. — Одран священник. Потому так одет.
— Че, серьезно?
Мы не ответили.
— Ты голоден, Одран? — спросил Джонас.
— Да.
— Ты нас не познакомишь? — вмешался приятель.
Джонас помешкал, словно раздумывая, стоит ли утруждаться, и пожал плечами:
— Одран, это Марк. Марк, это Одран. Мой дядя.
— Шутишь, да? — Приятель подавил смешок.
— С какой стати?
— Ага. — Марк смерил меня взглядом. — Вы вправду священник?
— Да, вправду.
Марк глянул на Джонаса:
— Я не знал, что у тебя в семье церковник. Прямо в духе пятидесятых годов. И ты помалкивал?
— Я помалкиваю о многом, — ответил Джонас. — И потом, разве я рассказывал тебе о своей семье?
— Нет, я в том смысле…
— Смотрите, Боно! — Я показал на Арку Стрелков, через которую из парка вышел сам ирландский рок-идол в своих знаменитых красных солнечных очках. Он вскинул руку, подзывая такси, прохожие судорожно доставали мобильники, чтобы его запечатлеть. Мои собеседники посмотрели на знаменитость, но Джонас тотчас отвернулся и глянул на часы:
— Нам пора. Впереди еще много дел.
— Конечно, — поддержал я, надеясь, что Марк не будет с нами обедать. С племянником мы виделись редко, и я ни с кем не хотел его делить.
— Ты куда-то собирался? — спросил Джонас приятеля.
— Да-да. — Марк вроде как сник. — Позже я позвоню?
— Как тебе угодно, — сказал Джонас. — Мой телефон, наверное, будет выключен. До позднего вечера.
— Почему?
— Потому что я его отключу.
Бедняга Марк сглотнул — он сник определенно — и потупился.
— Ладно, — сказал он. — Но я все же попробую. Если не дозвонюсь, оставлю сообщение и, может быть, встретимся позже?
— Может быть, — уклончиво ответил Джонас. — Я еще не знаю своих планов.
— Весь вечер я свободен.
Марк смотрел на Джонаса, точно щенок, ожидающий лакомства от хозяина. Но нет, его ничем не угостили.
— Приятно познакомиться, дядя Одран, — сказал он, одарив меня кивком.
— Вам я не дядя, — усмехнулся я. Что, получил? — подумал я, глядя, как он неохотно отваливает. — Ну, пошли?
Место встречи выбрал Джонас. Когда мы сговаривались по телефону, он предложил кафе неподалеку от радиостанции «Тудей ФМ», где полчаса назад закончил беседу с Рэем Д’Арси[26].
— Как поживаешь? — спросил Джонас, когда мы заказали два салата, бутылку пива и минеральную воду. (Пиво взял я, чтобы успокоиться. В трамвае два парня нарочно задели меня плечом. Они даже не извинились, а один хмыкнул и шепнул «педофил». Я промолчал и, найдя место, глядел в окно. Однако расстроился.)
— Хорошо, — ответил я.
— По-прежнему служишь в приходе?
— Кара за грехи.
— Никаких перспектив вернуться в школу?
Я покачал головой:
— По всему, дохлый номер. Мой преемник, нигерийский священник, выказал удаль в регби и стал тренером команды старшеклассников. И уж после событий последней недели…
— А что случилось?
— Наша команда завоевала кубок, ты не читал в газетах?
Джонас равнодушно пожал плечами. Это его не трогало.
— Я к тому, что после такой победы должность за ним навсегда. Я уже не вернусь.
— Скучаешь по школе?
— Скучаю.
— Есть и другие школы.
Я покачал головой:
— Я прикипел к Теренуру. И потом, не я выбираю. Отправляюсь, куда пошлет архиепископ.
— Да ладно? — Джонас смотрел недоверчиво.
— Никаких «ладно». Без вариантов.
— В Теренурском колледже учился один мой знакомый. — Джонас огляделся, задержав взгляд на своем отражении в зеркале. — Джейсон Уикс. Ты его знал?
— Я помню Джейсона, — кивнул я.
— И хорошо его знал?
Я помотал головой:
— Да не особо.
— А того учителя? Как бишь, его?
— Донлан, — сказал я. — Отец Майлз Донлан.
— Его ты знал хорошо?
— Довольно хорошо. Откуда ты знаешь Джейсона?
— В Тринити вместе учились на филологическом.
— Отношения поддерживаете?
— Нет, он в тюрьме.
Я оторопел. Ничего себе новость.
— В тюрьме? За что?
— Ограбил винный магазин.
— Не может быть!
— Может.
— Но зачем?
Джонас пожал плечами:
— Наверное, из-за денег.
— Он же из очень богатой семьи. Кажется, его отец какая-то шишка в Объединенном ирландском банке? Помнится, он приходил на все регбийные матчи и как бешеный орал на сына. После одного проигрыша влепил ему оплеуху, мистер Кэрролл буквально оттащил его от парня.
— Отец давно его вышвырнул. Он пристрастился к игре и наркотикам…
— Отец?
— Да нет, Джейсон.
— Невероятно.
— И тем не менее. Из-за этого Донлана он совсем охерел. — Джонас вскинул ладонь, извиняясь за грязное слово: — Прости.
— Ты винишь Донлана в том, что сделал Джейсон? — спросил я, переваривая новость.
— Конечно. Я знаю Джейсона с первого курса. Он просто кипел от злости. А после суда над Донланом поостыл.
— Они… — я не знал, как спросить, чтобы не вышло смешно, — не в одной тюрьме, нет?
— Понятия не имею, я не общаюсь с Джейсоном. А ты общаешься с Донланом, что ли?
— Нет.
— Сколько он получил?
— Если не ошибаюсь, шесть лет.
Джонас рассмеялся:
— Джейсону дали двенадцать. Забавно, правда?
— Смотря что считать забавным. — Я обрадовался, что нам подали еду. Разговор этот мне совсем не нравился, я попробовал сменить тему: — Видел тебя по телевизору.
Польщенный, Джонас улыбнулся:
— Правда?
Куда подевался тот застенчивый нервный подросток, каким он был десять лет назад? — подумал я. Сгинул бесследно. Сейчас он излучал превосходство. Незамутненное высокомерие. Потребность в успехе и признании. Чтоб все его замечали. Отчего ему это столь важно, если он и так хорошо устроился в жизни?
— Да. Ты никогда не думал пойти в актеры? Ведущего ты уделал в пух и прах.
— Нет, не думал.
— Откуда в тебе такая уверенность? В детстве ты был ужасно робкий.
— Я притворяюсь, — сказал Джонас. — Если честно, я был пьяный.
— Что-что?
— Так, слегка. Сначала принял дозу в «Оленьей голове», да в гримерной выпивки было полно. Я набрался вдохновения.
— После тебя выступал Питер О’Тул.
— Ну да.
— Ты с ним говорил?
— Так, перебросились парой слов.
— Какой он?
— Не знаю. Старый. По-моему, он не соображал, что происходит. Попросил в долг полтинник.
— Ты дал?
— Нет. Плакали б мои денежки.
— Как продается книга? — спросил я.
— Она вышла всего неделю назад. Посмотрим.
На днях я шел по Графтон-стрит и в витрине книжного магазина, что напротив музыкального салона, увидел штук двадцать афиш. Половина из них представляла книгу, половина — самого Джонаса. На плакате он выглядел точно модель с рекламы одежды от Кельвина Кляйна: рубашка расстегнута до пупа, рука зарылась в шевелюру, недоуменный взгляд прямо в объектив. Интересно, подумал я, каково быть писателем, не обладающим этакой внешностью? Нынче издатели, наверное, и на порог не пустят, если выглядишь как обычный человек.
— Работаешь над чем-нибудь новым?
— Работаю.
— О чем книга?
— О том о сем. — Джонас тщательно разжевал брокколи. — Не перескажешь.
Я вздохнул. Наверное, я ему не нравился. Либо он просто хамил.
— Тут вот твоя мама… — после долгой паузы сказал я.
— Да, мама, — кивнул Джонас.
— Недавно я ее навестил.
— Я знаю. Я был у нее на другой день после тебя. Сиделка сказала, что ты приезжал.
— Улучшений, похоже, нет?
Джонас нахмурился, как будто слегка удивившись вопросу:
— Ты же знаешь, что не будет никаких улучшений.
— Я в том смысле, что рассудок ее быстро угасает. Первые двадцать минут она меня даже не узнавала, потом очнулась и была вполне разумной. А затем попросила глянуть, не ушла ли еще Кейт Буш, и взять у нее автограф.
Не сдержавшись, Джонас рассмеялся:
— Певица Кейт Буш?
— Ну да. Видимо, слышала ее по радио.
— Наверное. Вряд ли Кейт Буш ездит по приютам, верно?
Я не стал отвечать. Прихлебнул пиво. Поковырялся в салате.
— Тот парень твой друг? — спросил я.
— Какой парень?
— Как его, Марк?
Джонас нахмурился:
— А что?
— Он твой… как это называется… партнер?
— Господи, нет. — Джонас так скривился, словно я уличил его в непотребстве.
— Я в этом не разбираюсь.
— Обычный приятель, вот и все. Даже не приятель. Просто знакомый. Он написал роман.