- Я пойду, Дайчи-сан, - кивнул я, прощаясь с медиком, который, мой скепсис явно не одобрял.
- Иди, - сказал он в ответ, отворачиваясь, и потянулся за своим журналом для записей, - Про мальчика не забудь, если он до сих пор тебе интересен.
- Непременно.
Когда я пришел к Кио, с просьбой рассказать про судьбу мальчишки, тот воспринял это спокойно. Выслушал, кивнул, подумал и затем поведал, что операция принесла свои плоды. В отличие от Дайчи никаких вопросов о причинах моей заинтересованности не задавал, за что ему спасибо. Не хотелось мне разыгрывать роль сердобольного человека, о неискренности которой знали все, равно как и казаться обычным циником, которому плевать на жизнь незнакомому мне мальчишке. Хотя и не сказал бы, что относился к молодому генину как к простой лабораторной мышке, на которой испытали новое средство. Мне его было жаль, но этим все и ограничивалось, уступая место холодному расчету и интересу. Я хотел увидеть своими глазами то, о чем говорил Дайчи. Да и нахождение рядом с человеком, в теле которого была моя кровь, могло быть полезно.
Короткий разговор, собственно, свелся к тому, что парень в порядке, моей просьбе посмотреть на все своими глазами в целях «повышения мотивации при оказании помощи своим новым друзьям» и абсолютно спокойному согласию медика на посещение. Честно говоря, после всех тех секретов от моего непосредственного начальника, от Кио и всех остальных, такая откровенность и свобода несколько непривычно ощущались. Но особо долго над этим я не ломал голову. В конце-то концов, я оставался во все том же Госпитале, под все тем же наблюдением и в тех же рамках, предусмотренных моими «должностными обязательствами», и ничего особенного во всем этом быть не должно.
Занятно, но в самом нашем корпусе пациента не было. Не знаю почему, но его уже успели перевести в соседнее здание. Словно не нужно было за ним наблюдать, выявлять какие-то возможные отклонения, брать анализы и выполнять прочие необходимые и понятные одним врачам операции. Не думаю, что даже очнись он здесь и увидеть интерьер палаты ему немедленно стали бы известны все секреты АНБУ. Или пройдись он по коридорам. Тут ничего сверхсекретного не было. Все секреты хранились в головах персонала, и их документации, которую они всегда хранили в специальных сейфах с защитой. Но, что уж тут поделаешь? Начальству виднее.
В соседний корпус впустили, стоило мне предоставить выписанную Кио бумажку, и сопроводили до нужной палаты. Где увидел картину, которая меня просто потрясла. Вместо изуродованного тела, на котором не было живого места даже после проведенной операции, на койке лежал мальчик. Пусть и с заметными шрамами и следами от ожогов, смертельно бледный и худощавый, но при этом целый. Взгляни на него кто-нибудь сейчас, кто не видел раньше, подумал бы о болезни, которая скоро отправит его в лучший мир, но я мог сказать определенно – по сравнению с тем, что было, это прелесть. Парень явно шел на поправку. И поправлялся просто стремительно. Если восстановление продолжиться в том же духе, то через недельку он уже будет бегать. Возможно, что даже побежит обратно на линию фронта….
Пока я стоял в изумлении, наблюдая за результатами лечения, медсестра, что провела меня до палаты, ушла, оставив нас наедине. Относительно наедине. Палата была большой, и я насчитал десять койко-мест. И все они были заняты. Кто-то спокойно посапывал, наслаждаясь возможностью отдыхать после тяжелых будней шиноби на войне, кто-то сидел, с увлечением читая какую-то книжку. Были и те, кто вышел прогуляться или же был уведен на процедуры – их места пустовали, но то, что они заняты было нетрудно определить. В любой другой момент наличие вокруг такого количества чужих людей, с которыми мне было прямо запрещено общаться в какой-либо форме, вызвало бы напряжение и дискомфорт, но стоит выразить благодарность конструкции этих палат. Каждая койка была отделена от других ширмой, что создавала небольшие индивидуальные кабинки, которые создавали ощущение личного пространства.
Немного постояв в раздумьях у койки мальчишки, присел рядом на небольшую табуретку, что стояла тут же. Пригляделся ко всем ранам парня внимательнее. Да…. Вот уж и не знаешь, что теперь думать после слов Дайчи о возможностях Цунаде – повезло ему, что при отсутствии легендарной целительницы его буквально вытащили с того света, или же не повезло, что он вообще оказался в такой вот страшной ситуации? М-да…. Интересно, а каков был бы процент выживших, будь тот легендарный саннин женского пола сейчас в деревне? Хм…. Слова Дайчи крепко запали мне в душу. Вот после мыслей о Цунаде в голову полезли совсем другие думы – неужели мой увлекающийся созданием разных теорий начальник может быть прав? Что я могу стать кем-то, кто отравит заслуженного медицинского гения на свалку истории, затмив ее новыми возможностями по лечению? Честно говоря, не верится. Я рационально мыслю. Понимаю то, что йокай смертельно опасен, а моя чакра, даже после ее переработки, не находиться слишком уж далеко от нее по качеству. Не думаю, что при ее помощи можно кого-то излечить. Скорее уж причинить немыслимые страдания, перед тем как убить. Но ведь если сделать такое допущение, особенно учтя факт того, что из моей крови смогли изготовить лекарство, которое не отправляет людей на тот свет…. Проклятье! Жаловался на якобы отсутствующую мотивацию в одном деле? Получи и распишись! Мне просто не терпится попробовать. Попытаться освоить медицинские техники, попытаться стать им - человеком, который может вылечить кого угодно. Какие это открывает перспективы! Какие возможности!
Спокойствие! Не хватало в порыве чувств наделать глупостей. Опасно это, поддаваться своим эмоциям, пока до сих пор не выяснены особенности моей внутренней природы.
Я огляделся. Ширма, что закрывала остальные койки, оставалась на месте, а в палате все также царила естественная (как по мне) атмосфера тишины и покоя. Хорошо. Мысли не унесли меня слишком далеко и надолго. Не хватало еще забыться и потратить все доступное время на то, что мог бы сделать у себя в комнате. У меня была конкретная цель визита. И мне следовало попытаться ее достичь.
Прикрыв глаза, плавно погрузился в медитативное состояние. Тут же одернул себя, когда по привычке сознание направило свои щупы в стороны, потянувшись к окружающему океану силы, стараясь достичь его. Нет, сейчас задача несколько другая. Тянуться нужно к парнишке. Короткая борьба со старыми рефлексами, вспышка воспоминаний о том, как я раньше проделывал подобное, попытка последовать по давно проторенной, но за годы заросшей бурьяном дорожке. Было нелегко. Старые навыки серьезно притупились и частично рассеялись. Но воля, с которой у меня было все в порядке и все тот же опыт не дали мне провалиться. Я достиг энергетической системы мальчишки и аккуратно начал исследовать ее, ведя поиски следов своей крови и силы.
Поиски закончились едва начавшись. Стоило частичке моей силы «прошвырнуться» по его системе циркуляции чакры, как с удивлением обнаружил, что вообще-то ее сейчас заполняет именно она. Быстро обнаружились потоки, которые плавно отделяясь от моего тела, впитывались в его, быстро разносясь по всем частям его организма. Я озадачился. Некоторое время пытался обнаружить в себе ощутимый отток сил, но быстро понял, что мое тело не ощущает нагрузки. Словно той силы, что уходила на поддержание регенеративных процессов в мальчишке, у меня не убавлялось вовсе. Уровень моих сил оставался неизменным, никакой дополнительной слабости я не чувствовал (а ведь всего около часа назад я прошел процедуру сдачи крови). Мой мозг начал искать причину этого, быстро выстраивая возможную теорию. Ответ, нашелся на удивление быстро, во всяком случае на то, почему я не чувствую никаких изменений. Мой очаг просто начал автоматически передавать вырабатываемую чакру нуждающемуся. Ровно столько, сколько производил. Те же запасы, что были во мне до этого, так и оставались нетронутыми.
Любопытно получалось. Интересно, а сколько времени из меня выкачивается сила для восстановления пацана? С момента, как я оказался поблизости, или же она продолжала передаваться и тогда, когда его перенесли сюда? Если первый вариант, то это еще ладно, а вот если второй…. Это повод задуматься. Много над чем задуматься. Об успешности возможного изучения медицинских дзюцу с моим собственным уклоном, так сказать.
Решив, что просидел здесь достаточно долго, я собрался было уходить. Уходил, впрочем, оставляя за собой связующую нить с парнем – дабы отследить, будет ли расходоваться моя сила на расстоянии, было важно. Тщательно налаженная связь, надежда на то, что она не разорвется по причине потери навыков или каких-либо факторов. Странное ощущение сзади заставило меня вновь повернуться к нему вновь.
Генин лежал с открытыми глазами, и смотрел на меня пугающе пустым взглядом. Взгляд, который понять было не трудно. В глазах мальчика не было жизни. Лишь одна сплошная тьма, заполонившая все. Он пришел в себя, но в то же время был не здесь. Вероятно, до сих пор оставался там, в том кошмаре, в который его отправила война. Хотя о чем это я. Война ведь и есть кошмар.
Я понимал, что и так излишне тут задержался и мое дальнейшее пребывание здесь чревато излишним вниманием. Стоило бы сейчас кликнуть ирьенинов, чтобы они занялись делом, помогли пацану пережить весь тот ужас, который сейчас царит в его голове, чтобы он не свихнулся. Иначе от восстановления тела толку будет немного. Но поступить так не смог. Спрашивая себя, куда подевался весь цинизм, что у меня когда-либо был, шагнул обратно к нему, продолжавшему пустыми глазами следить за мной. Постоял несколько секунд, пытаясь на уровне инстинктов понять, как мне быть. Как поступить? Что сделать для того, чтобы он вынырнул из пустоты и вернулся к жизни?
Рука словно на автомате опустилась к нему на лоб. Парнишка вздрогнул, но никакой другой реакции не последовало.
- Все хорошо…. – сказал я тихо, - Все позади….
Эти слова, как мантру я повторял ровно до тех пор, пока мальчик неожиданно что-то пробормотал и закрыл глаза. Не совсем понимая, что произошло, я простоял некоторое время, а потом, поняв, что тот заснул, осторожно поднял руку и вышел из палаты. Тонкая связующая нить медленно тянулась за мной. Был ли толк от моих действий, или я сделал только хуже – не знаю. Но отчего-то была внутри меня уверенность, что все не напрасно. Смысл был.